Граф фом Штраль (краснея от негодования) Мой августейший государь! Вот в этой Моей руке, мечом вооруженной, Хватило б силы с дьяволом сразиться. Седой же этот череп мой удар Вмиг размозжил бы, как головку сыра, Что в сыроварне на доске лежит. Но, по великой милости твоей, Не требуй, чтоб я выступил в защиту Нелепой сказки, праздным хитроумьем В народе сложенной лишь потому, Что два событья так чудно сошлись Друг с другом, словно половинки перстня. Прошу тебя, по мудрости своей, Сочти случившееся в ночь Сильвестра За бред больного. Я б не оскорбился, Вообрази меня ты вдруг жидом, Не оскорбляйся ж, если бред мой принял Дочь этого простого человека За отпрыска владыки моего. Архиепископ Мой государь, по правде, речь такая Смирить могла бы ярый дух истца. Наветов злых на честь его супруги Мы здесь не слышали. Граф опроверг Все, что наговорил он Марианне В беседе тайной! Странного немало Бывает в мире. Надо ли карать За то, что ум его на миг смутился? Знай, Теобальд, он час тому назад Мне поручился, что девицу Кетхен Отдаст тебе, как только ты придешь За нею в Штраль. Утешься же, старик, Прими ее и дело кончи миром. Теобальд Проклятый лицемер, ты отрицаешь, Что все в тебе, от головы до пят, Полно безумной веры в то, что Кетхен Побочный отпрыск цесарского ложа? Ты день ее рожденья не смотрел В церковных книгах? И не вычислял Ее зачатья час? Не проявил Сметливости постыдной доискаться, Что был — прошло с тех пор шестнадцать весен — Проездом в Гейльброне наш государь? Какой-то бог, облобызавший ведьму, Тебя, наглец, на горе нам родил. Ты — в пышном блеске дух отцеубийства, Колеблющий гранитные устои, Что подпирают вечный храм природы, Исчадье ада — пусть мой честный меч Изобличит тебя, иль сам я буду Его неверным взмахом поражен. Граф фом Штраль Пусть, ядом брызжущий гонитель мой, Тебя осудит бог. Не видел ты Обиды от меня и мог бы жалость Ко мне питать. Да будет, как ты хочешь. Когда в ночи я при смерти лежал, Мне херувим явился лучезарный И весть принес, не стану отрицать я, Что волей неба послана была. И пред лицом всевышнего сейчас Я утверждаю, слушай речь мою: Ты Кетхен дочерью своею мнишь, — Дочь государя нашего она. Вступай же в бой, чтоб опровергнуть это. Император
Играйте, трубачи, на смерть лжецу. Трубные звуки. Теобальд (приближаясь) И если б меч мой был как стебель гибок И прикреплен непрочно к рукоятке, Литой из воска желтого, — я все же Тебя рассек бы с головы до ног, Как ядовитый гриб, растущий в поле, Чтоб все в тебе увидели лжеца. Граф фом Штраль (снимает с себя меч и отдает его) А если б шлем мой и чело под ним Прозрачны были, и тонки, и хрупки, Как скорлупа яйца пустого, — все же Твой длинный искрометный меч, от них бы Отпрянув, раздробился на осколки, Как будто по алмазу угодил, Чтоб знали все, что правду я сказал. Бей, дай увидеть мне, чье дело чисто! (Снимает шлем и вплотную подходит к Теобальду.) Теобальд (отступая) Граф фом Штраль (надвигаясь на него) Теобальд Граф фом Штраль (валит его на землю) Один мой взгляд тебя лишает сил? (Вырывает меч из его рук и наступает ногой ему на грудь.) По праву победил я. В правом гневе Я мог бы мозг твой растоптать! Живи! (Бросает его меч к подножию трона.) Пусть время, древний сфинкс, тебе докажет, Что Кетхен все-таки, как я сказал, Дочь нашего высокого владыки! Народ (в смятении) О боже! Победил граф Веттер Штраль! Император (бледнея, встает) Архиепископ Рыцарь (из свиты) Граф Отто Всесильный бог! Что с государем нашим? Не худо ли ему? За ним, друзья! Уходят. Явление второе Там же. Комната в императорском замке. Император (входя, оборачивается в дверях). Прочь! Пусть за мной никто не идет! Впустить бургграфа Оренбургского и рыцаря фон Вальдштеттен: только с ними я буду говорить. (Закрывает дверь.) Кажется, клянусь своей честью — честью императора, ангел, возвестивший графу фом Штраль, что Кетхен моя дочь, изрек истину. Девушке, по слухам, пятнадцать лет. А ровно шестнадцать лет назад без трех месяцев давал я в честь сестры своей пфальцграфини большой турнир в Гейльброне. Было около одиннадцати вечера и ярко мерцающий Юпитер только что взошел на востоке, когда я, устав от танцев, вышел из замковых ворот, чтобы никем не узнанным развлечься среди народа в прилегающем саду. И эта самая звезда, струящая такой нежный и мощный свет, сияла — теперь я уверен в этом — в час зачатия этой девушки. Насколько я помню, Гертрудой звалась та, с кем я беседовал в отдаленной, почти пустынной части сада, при свете гаснущих фонариков, среди благоухающих лип, под смутно доносящиеся из бального зала звуки музыки. И имя матери Кетхен — Гертруда! Помню, когда она заплакала, я снял с груди медальон с изображением папы Льва и опустил ей за корсаж на память от меня, которого она тоже не знала. Теперь мне стало известно: точно такой же медальон есть у Кетхен из Гейльброна! О небо! Весь мир словно зашатался в своих устоях! Если граф фом Штраль, этот наперсник небесных сил, сумеет отделаться от блудницы, с которой связался, я признаю Кетхен своей дочерью, уговорю каким угодно способом Теобальда уступить мне девушку и обвенчаю ее с графом. Слишком дерзновенно было бы ждать, чтобы херувим вторично спустился на землю и разгласил на весь мир то, что я доверил этим четырем стенам! (Уходит.) |
