За завтраком они беседовали.

— Ты очень хорошо говоришь по-нашему, — заметила хозяйка. — А говорят, кабардинский язык очень трудный. Где ты так научился?

— Как приехал в Нальчик, я все время среди кабардинцев, — пояснила Рая…

Ей хотелось сказать этой доброй женщине, что она не мальчик, а девочка и что Фатимат — ее подруга. Но она не решилась, хотя и вполне доверяла Данах.

Трудная горная дорога, почти бессонная ночь переутомили Арину Павловну. Хозяйка предложила ей прилечь. А Рая уже успела отдохнуть и попросила разрешения погулять возле дома.

— Иди, иди, милый, — сказала Данах.

Рая надела полушубок, нахлобучила шапку, взяла свою резную палку, которую ей подарил Хабас, и вышла на крыльцо.

По-мальчишески насвистывая, она прошлась по двору, заглянула в саманные закуты. В одном из них стояла корова, в другом — овцы и козы, в третьем гуси, куры и даже индейки. Видно, и в самом деле немцы не заглядывают в это селение. Близ Нальчика они обобрали всех селян.

Осмотрев двор, Рая вышла за калитку и оторопело остановилась: по улице несся всадник. Около дома Данах он осадил разгоряченного коня, молодцевато выпрыгнул из седла, недоуменно посмотрел на Раю.

— Ты чей, мальчик?

— Я… Мы с бабушкой приехали к тете Данах из Минвод погостить. Когда она лечилась у нас в санатории, она часто ходила к нам. А теперь мы приехали к ней, — сказала Рая точно так, как советовала ей Данах.

— А! Ну хорошо, хорошо! — сказал парень и, похлопывая себя по голенищу плеткой, размашисто и слегка вразвалку пошел к крыльцу.

Он был в бурке поверх черкески. На голове лихо заломлена шапка из серо-серебристого каракуля.

Рая вошла в дом вслед за ним: ей очень хотелось узнать, кто этот ловкий и на вид очень важный джигит.

Данах, неприязненно глядя на джигита, говорила:

— Нету ее. Еще позавчера в Нальчик к тетке уехала.

— А, ну ладно. Я тоже сейчас еду в Нальчик: в комендатуру на инструктаж вызывают.

— Как вешать людей? — с презрительной улыбкой спросила Данах.

Джигит смутился, переминаясь с ноги на ногу, негромко сказал:

— Ну что вы, Данах… Я еще не убил ни одного человека. Зачем вы так обижаете меня? Я лишь слежу за порядком, — Он попятился к порогу и, приложив руку к сердцу, откланялся.

— Гяур! Фашистский холуй! — гневно воскликнула Данах, когда парень скрылся за дверью. — Будь ты моим сыном, я прокляла бы тебя, нечестивый!..

Вон оно что! Оказывается, это полицай! Но еще больше, пожалуй, удивилась Рая тому, как смело и даже дерзко разговаривала с ним Данах и как тот, по всему было видно, побаивался ее и заискивал перед ней. Но тотчас все разъяснилось.

— Жених Люси! — грустно улыбаясь и покачивая печально головой, сказала Данах, — Да я скорее готова увидеть свою дочь с кинжалом в сердце, чем женой этого гяура!

На другой день Данах предложила гостям посмотреть селение. Они шли по берегу ручья. Домики стояли то улочками, то вразброд по обе стороны ручья. Время от времени встречались сельчане, Рая заметила, что мужчины все были старики или мальчишки. Видно, молодые и среднего возраста ушли на войну. Кабардинки встречались и пожилые и молодые. Старшим Данах первая кланялась. Но некоторые из них презрительно отворачивались, не отвечая на приветствие. Они не могли простить Данах, что она забыла пролитую кровь, кровь мужа, которого расстреляли немцы, позволяет своей дочери знаться с человеком, предавшим свой род, свой аул, горы — с гяуром.

Они дошли до сельской площади и пошли обратно. Когда вернулись домой, застали хозяйничавшую там Люсю.

Данах радостно воскликнула:

— Доченька, милая, пришла!.. А у нас гости.

Люся пристально посмотрела на Раю.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросила она и, не выдержав, весело рассмеялась. — Ну-ка, ну-ка, дай посмотрю на тебя хорошенько… Ну, прямо настоящий мальчишка! — И обратилась к матери: — Мама, не будем от тебя скрывать… Это — девочка. Рая. Мы с ней уже давно знакомы. Даже в одном бою вместе участвовали…

Данах всплеснула руками.

— Да неужели девочка?! Скажите пожалуйста! — Она, улыбаясь, качала головой. Но вдруг лицо ее стало озабоченным. — Да, чуть не забыла тебе сказать! Вчера приходил твой «жених».

— Да-а? Зачем?

— Не знаю, дочь.

— Мама, надо было спросить! — с досадой воскликнула Люся. — Сколько раз я тебе говорила об этом! Может быть, у него было что-то очень важное для нас.

— Как ни уговариваю себя, не могу видеть подлеца в своем доме, — сказала Данах не столько Люсе, сколько Арине Павловне и Рае.

Люся невольно улыбнулась, обняла мать.

— Ах ты, непокорная моя!.. Мамуля, я так проголодалась! Что у тебя есть?

— Поешь пока айран с чуреками, а я сейчас приготовлю что-нибудь посытнее.

После обеда Люся провела Раю в свою комнату, усадила рядом с собой на мягкую кушетку, с улыбкой провела ладошкой по стриженой голове девочки:

— Ну, мальчик, рассказывай, как добрались!

— Без особых приключений, — сказала Рая. — Но все же поволноваться пришлось. По дороге останавливали каратели. А когда приехали с Хабасом в его селение, там был убит полицай, староста вызвал карательный отряд, и нам с бабушкой пришлось поспешно уходить.

— Ну, у нас вы поживете спокойно, — заметила Люся. — Немцы к нам не заглядывают, а полицаи боятся нас.

Рая не спросила, кого это «нас». И так ясно: Люся безусловно связана с партизанами.

— У тебя очень добрая мама, — сказала Рая.

— Да, мама у нас очень хорошая. Добрая и мужественная. На ее глазах фашисты расстреляли папу. Он был в селении партийным секретарем.

Они помолчали. Потом Рая спросила:

— Люся, а как ты попала в армию?

Девушка рассказала, что война застала ее в Нальчике: там она училась в десятилетке. Тогда у них в селении своей средней школы не было, и она уехала к тетке Дагалине в город. Мечтала после десятилетки пойти в педагогический институт, но началась война. По путевке райкома комсомола девушка поступила на краткосрочные курсы санинструкторов и была направлена на фронт. Ее часть сражалась за Харьков, за Ростов, а потом и за родной Нальчик, где они и встретились во время боя с Раей.

Тут их часть была окружена и разбита. Некоторое время Люся скрывалась в городе у тетки. Потом Дагалина связала ее со своими людьми, с руководителем группы Баксаном. А через него — с партизанами. И теперь Люся работает разведчицей и связной между подпольной группой и партизанским отрядом. Она часто бывает в Нальчике. Вот и сегодня вернулась оттуда.

— У тети Дагалины была? — живо спросила Рая. — Как там Фатимат?

— Хорошо… Сейчас все хорошо. Но у них были очень большие неприятности… Вернее, могли бы быть. Фатимат задержал часовой, когда она выносила из комендатуры бумагу для листовок. Выручил переводчик Слепцов. Он сказал, что иногда по выходным работает в доме фрау Дахолин и что бумага эта для него… Фатимат дочь Дагалины, а Дагалина как-никак моя родная тетя, а я — невеста Слепцова. Ну, он и постарался! Выручил из беды и двоюродную сестру невесты, и ее тетку… К тому же в тот же вечер Дагалина принесла часовому целую бутыль шнапса. Так все и обошлось… Правда, Слепцов, кажется, не очень поверил, что Фатимат хотела выменять на бумагу шерстяной свитер. Но не стал расспрашивать. После разгрома гитлеровцев под Сталинградом усердие его заметно поубавилось!

Она помолчала, о чем-то думая, и вдруг рассмеялась:

— Невеста двух полицаев сразу, а, Раечка? Смешно ведь, не правда ли? — И тут же грустно добавила: — Ах, Рая, если бы ты знала, как противно играть такую роль! Но ничего не поделаешь — война. Борьба идет не на жизнь, а на смерть! — Она заглянула в окно и удивленно воскликнула: — О, уже становится темно: мне пора собираться!

Люся оделась во все мужское. В карман брюк сунула пистолет, заткнула за пояс небольшой кинжал. Надела полушубок, шапку.

— Ну, спокойной ночи вам тут, — сказала она Рае и вышла в общую комнату.

Рая слышала, как Люся попрощалась там с бабушкой, с Данах, как тихо прикрылась за ней дверь. Потом ее силуэт мелькнул под окнами и исчез за калиткой.