Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Рая разостлала ее, нарезала сыру, лепешек.

— Ну, кушаем, бабуля!

Рая в полный рот уплетала сыр с кукурузными лепешками. И хотя она уже не раз ела домашний кабардинский сыр, теперь он показался ей особенно вкусным. А может быть, это оттого, что они поднялись еще до рассвета, а сейчас уже за полдень. И много часов пробыли на чистом горном воздухе.

Она спустилась к ручью, зачерпнула в кружку воды. Напившись, предложила бабушке:

— Попей, бабуля. Вку-усная!

— Добрая вода, — отпив несколько глотков, сказала Арина Павловна. — Трубы портят воду, а эта по земле течет. На воздухе, не задыхается.

Наевшись, Рая разостлала пошире сено, легла навзничь, раскинула руки — ах, хорошо!

Прикрыв глаза, она прислушивалась к журчанию потока. И казалось, что ручей тихо говорит им с бабушкой: «Не тревожьтесь, все будет хорошо, все устроится. Люди, к которым вы идете, не оставят вас в беде. Помочь доброму путнику — святой закон гор».

Рая не раз слышала от русских, проживающих в Нальчике, что кабардинцы очень гостеприимный народ. Кабардинец себе откажет, а человеку поможет, последним поделится… Да разве она сама не убедилась в этом! Дядя Мамед, Дагалина, Фатимат, старый Ахмет… Сколько доброго сделали эти люди для нее и бабушки!

— Бабуля! — сказала Рая. — Ты только смотри не проговорись где-нибудь: я теперь тебе не внучка, а внук. Сережа Петров. И мы с тобой не из Ленинграда, а из Ростова. Поняла?

— Поняла, дочка!

Рая рывком поднялась, воскликнула с досадой:

— Да не дочка, а сынок!.. Повтори: «Поняла, сынок».

Арина Павловна, смущенно и виновато посматривая на Раю, повторила:

— Поняла, сынок.

— Ну, вот так. А теперь давай я поучу тебя немного говорить по-кабардински. — Рая на секунду задумалась. — Ну, вот, скажем, хлеб — как по-кабардински?

— Дай бог памяти… — Арина Павловна приложила морщинистую руку ко лбу. — Ой, забыла, внучка!

Рая всплеснула руками:

— Опять — «внучка»! Ну что мне с тобой делать?!

— Нет, нет, внучек, внучек! Забыла, внучек, — поправилась старушка.

Рая медленно говорила, как по-кабардински называется хлеб, вода, дом; как здороваются, как прощаются, как попроситься на ночлег. Арина Павловна старательно повторяла за ней. Но вот не то она устала ломать язык, не то затревожилась.

— Ой, внучек, нам пора в дорогу! Кто его знает, далеко ли до того селения. Как бы не застала нас ночь в лесу.

Забеспокоилась и Рая: в самом деле, тут, должно быть, водятся волки. А зимой они голодные и, говорят, могут напасть на человека. А им с бабушкой совсем нечем обороняться — даже палки нет. Свой пистолетик, по совету Баксана, Рая оставила у Дагалины: так безопаснее.

Они поднялись, вскинули на плечи сумки и зашагали.

Не успели они пройти и километр, как позади послышался скрип полозьев и конский топот. Арина Павловна и Рая одновременно оглянулись: уж не за ними ли гонятся?

Они сошли на обочину и не без страха ждали, когда подвода поравняется с ними.

— Тпррру, стоять, Орел! — послышался мальчишеский голос, и лошадь остановилась.

В санях сидел мальчишка Раиных лет — смуглый, черноглазый, в рваной шубе и рукавицах. Лохматая баранья шапка надвинута на самые брови. Он как-то удивленно посмотрел на своего голубоглазого сверстника, на старуху, закутанную в шаль по самые глаза.

— Вам, наверное, в Бурун? — спросил он на кабардинском, — Садитесь, подвезу…

Рая, не мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на паренька, и чувствовала, как радостное волнение охватывает ее: она сразу узнала в этом кабардинском мальчишке Хабаса. Узнала его и Арина Павловна. Но молчала, боясь, как бы неосторожным словом не повредить внучке.

— Да, нам в Цызбурун, — придавая голосу мальчишеский тон, ответила Рая.

Паренек с еще большим удивлением посмотрел на голубоглазого мальчика: по всему видно, русский, а так хорошо говорит по-кабардински!

— Так садитесь! — воскликнул он.

Рае было радостно и оттого, что она так неожиданно встретила Хабаса, и оттого, что даже он, Хабо, не узнал ее: вот как здорово подладилась под мальчишку! Недаром Дагалина и комиссар не раз говорили, что она неплохой конспиратор. И в ней заговорила озорная струнка.

— Мы сядем, но только довезет ли твой конь нас троих? — кивнула она на лошадь, которая была прямо-таки кожа да кости! К тому же, как успела Рая заметить, хромала на заднюю ногу.

— Ва! — воскликнул паренек. — Конечно, довезет! Ты не смотри, что она худая. Она сильная: на фронте пушки возила! Она может довезти столько человек, сколько уместится в этих санях!

— Ну, тогда мы с удовольствием сядем, — сказала Рая, с трудом сдерживая улыбку.

Она помогла бабушке забраться в сани. Сани были такие узкие, что три человека с трудом помещались в них.

Прежде чем тронуться с места, Орел подался вправо, потом влево, наконец зашагал. И — о чудо! — даже побежал рысью!

Мальчик важно держал вожжи и старался незаметно подхлестывать лошадь, при этом то и дело посматривая на юного седока.

Наконец не вытерпел, спросил:

— А вы — русские?

— Русские, — ответила Рая. — Из Ростова мы.

— От немцев убежали?

Рая кивнула.

— Я тоже хотел уйти с нашими. Да бабушку нельзя было оставить. Командир сказал: оставайся здесь. Помогай бабушке. А там, возможно, еще кому поможешь… — многозначительно добавил паренек.

«Ишь ты, тоже отличный конспиратор!» — подумала Рая. И перед ее глазами встал госпиталь. Большая палата. Комиссар Фролов. Рядом, на другой койке — Хабас. Между ними на табуретке шахматная доска с расставленными фигурами… Припомнился рассказ Хабаса, как бежал он из селения, догоняя отступавший полк, как стреляли немцы… А смотри ж ты, как все повернул! Несомненно, где-то здесь и комиссар Фролов. Что они тут делают? Не может быть, чтобы Александр Алексеевич здесь просто укрывался.

Нетерпение ее поскорее узнать и о комиссаре, и о самом Хабасе было так велико, что она наконец решилась открыть тайну. Страшно волнуясь, она тихо сказала:

— Хабо… Это же я, Рая…

Вожжи выпали из рук паренька, и, когда он повернулся, Рая увидела его черные глаза, полные изумления. Не мигая, он уставился на Раю.

— Мы, мы, милый! — подтвердила Арина Павловна, раскрывая лицо.

— Ва! — весь сияя, воскликнул паренек и рассмеялся звонко-звонко.

Рая протянула ему свою маленькую руку:

— Здравствуй!

— Здравствуй, Рая!.. Тетя Арина, здравствуйте! — И, мешая кабардинские слова с русскими, быстро-быстро заговорил: — А я смотрю, думаю, кто же это такой? Немножечко похоже. Глаза похожи. Нос, рот… Только голос ты здорово изменила… Вот так встреча! — Хабас подобрал оброненные вожжи. — Но, Орел, пошел!

Орел снова заковылял неспорой рысцой.

Мальчик, успевший еще в Нальчике хорошо усвоить неписаные законы подполья, не спрашивал, куда и зачем отправилась Рая со своей бабушкой. Точно так же не спрашивала и Рая, откуда возвращается Хабас.

Дорога шла на юг. Уже были глубокие предгорья. Рая во все глаза смотрела по сторонам. Как тут красиво! К небу поднялись зубчатые, скалистые горы, покрытые ослепительно сверкающим снегом. Ниже лежат холмы, возвышаются косогоры, поросшие густым лесом. Дорога пролегает по неширокой долине, заснеженной, залитой солнцем, и сани скользят словно по какому-то сказочному белому озеру.

— Вон за той горой будет уже видно наше селение, — сказал Хабас, показывая рукою на невысокую гору, похожую на лежащего быка. — Но, но, Орел!

— Хабо, скажи, пожалуйста, а отчего он хромает?

Мальчик рассказал, что лошадь была в военной части. В артиллерии. В одном из боев взрывной волной ее сбросило в балку, сильно повредило ногу. Когда отступали, старшина привел лошадь к их дому, сказал Хабасу: «Вот тебе конь. Отличный конь… Рамзай. Выходишь — будет твой. За дровами будешь ездить, огород будешь пахать…»

— Наши ушли, а конь остался, — продолжал Хабас. — Бабушка стала лечить его. Она у нас умеет лечить всяких животных. Но я на второй день убежал к нашим. А когда вернулся, Рамзай уже поправился. Только хромает все. Видишь, у него правое бедро выше левого. И косится в сторону. А если бы не это, полицаи или немцы давно бы забрали его у бабушки. Это чистокровный кабардинский конь! Рамзай — мне не нравится. Орлом я его зову. Он может подняться на любую гору.

26
{"b":"245218","o":1}