Я потопал вниз. Вскочил в машину и, не включая фар, догнал ее к лесу. И бегом назад.
— Да, кстати, что это за мои деньги? — спрашиваю.
— Ты получил их за то поручение, которое я тебе дала ночью.
— Значит, у меня было поручение?
— Еще какое важное! — восклицает Дуарда. — И ты выполнил его с блеском.
Едва я собрался задать ей еще один вопрос, как донесся шум мотора. Вскоре шум умолк, и я услышал, как хлопнула дверца. На лестнице раздались торопливые шаги.
Вошел Джим Стеккино с улыбочкой на губах. Он вынул из кармана конверт, но вдруг остановился, и… улыбку как водой смыло.
— Приветик, — говорю. — Какая приятная встреча!
Джим метнулся было к дверям, но я схватил его за воротник и швырнул в дальний угол комнаты.
— Сейчас мы с тобой рассчитаемся, — процедил он сквозь зубы.
— А это мы еще посмотрим, — отвечаю.
Он привстал и собрался броситься на меня, но я изо всех сил съездил ему в брюхо. Не дав этому мазурику опомниться, я навел на него пушку.
— Сходи посмотри, нет ли чего подходящего, чтобы упаковать этого ублюдка, — говорю я Дуарде.
Она отправилась на поиски в соседнюю комнату.
— Этой ночью тебе немало пришлось поездить, — говорю.
— Проклятая скотина, — буркнул долговязый. — Надо было тогда укокошить тебя на месте.
Вернулась Дуарда.
— Ничего не нашла, — говорит. — Вот все, что есть. И протягивает мне тюбик с клеем.
— За отсутствием другого сойдет и это.
Отвинчиваю пробку, выжимаю немного клея и пробую, вязкий ли он. Вполне хорош.
— Снимай башмаки и носки, — говорю долговязому.
Он даже не пошевелился. Тогда я сам снял с него ботинки, даже не расшнуровав их, и сдернул носки. Потом намазал этому подонку голые подошвы клеем и поставил его отдыхать на деревянном полу.
— Этот клей схватывает мгновенно, — говорю.
Долговязый попытался оторвать ноги от пола, но у него ничего не получилось. Мы чуть животы не надорвали, глядя, как он дергается. Но он вскоре затих. Вынимаю у него из кармана конверт. Распечатываю. В нем полно ассигнаций по тысяче.
— Их ровно пятьсот, — говорит Дуарда. — И все они твои.
— Послушай, малышка. Хотел бы я знать, откуда они взялись. А то я сгораю от любопытства.
Только Дуарда собралась ответить, как вдруг снова послышался шум мотора и чуть позже стук захлопываемой дверцы. Затем в коридоре раздались шаги, и… отворилась дверь.
Глава четырнадцатая
Похоже на сборище автомобилистов, но в конце концов завязывается общая дружеская беседа. Трам уходит вполне довольный, а Каучу немного меньше
На пороге появился красивый мужчина лет шестидесяти, с живым симпатичным лицом. Он был совсем седой, но выглядел очень молодцевато.
На нем был элегантный костюм, белоснежная рубашка с голубым галстуком, на ногах синие туфли.
— Блю! — воскликнула Дуаода и бросилась ему на шею.
Я стою и смотрю как идиот, держа в руках пачку ассигнаций.
— Где этот человек? — спрашивает Блю низким грудным голосом.
Дуарда показывает на Джима Стеккино. Я поглядел на долговязого. Он дрожит как осиновый лист. Вдовушка тоже трясется, как припадочная. А Шалфейчик заметался, словно началось землетрясение. Блю окинул всех ледяным взглядом, затем посмотрел мне прямо в глаза и улыбнулся. Подошел и протянул мне руку.
— Благодарю вас, — говорит. — Вы отлично справились со своей задачей, Яко.
Вежливо пожимаю ему руку, но, убейте меня, если я хоть что- нибудь понял.
— Надеюсь, хоть вы объясните мне что к чему, — говорю.
— Для объяснений еще есть время, — отвечает Блю Катарро. — Сначала я хочу посмотреть, целы ли документы.
— Все целы и лежат в надежном месте, папочка, — отвечает Дуарда.
— Ты назвала его папочкой..?! — воскликнул я.
— Конечно, — отвечает Дуарда. — Я его приемная дочь.
— У меня до недавних пор было на службе немало милейших людей, — говорит Блю Катарро, пристально глядя на Шалфейчика. — Личный шофер, надежный телохранитель, кто еще?
Я же собрался ответить, что, если ты зовешься Блю Катарро и на совести у тебя столько гнусных преступлений смешно претендовать, чтобы тебя окружали одни джентльмены в белых перчатках и накрахмаленных рубашках, как вдруг вновь послышался шум мотора.
— Черт побери, — говорю. — Да тут, похоже, назначен слет автомобилистов.
Дверь распахнулась, в комнату ворвался Грэг, бросился ко мне, начал прыгать и лизать лицо.
— Все в порядке, Грэг. В полном порядке. Где ты пропадал? — спрашиваю.
И тут за какую-нибудь минуту в комнату набилось полно фараонов. Вперед протискивается Трам, и Каучу подлетает ко мне с кулаками. Я ему как двину по физии. Если бы не стена, бедняга Каучу летел бы без остановки прямо до самого Токио.
— Тепленькая компания, — говорит Трам. — Совещание, как я вижу, проходит на высшем уровне. А председательствует, если не ошибаюсь, Блю Катарро. А теперь давайте прогуляемся до Центральной тюрьмы.
— Успокойтесь, любезный Трам, — говорю. — Полезнее будет обсудить создавшееся положение (во как я завернул!). Так что лучше усаживайтесь поудобнее и попробуем разобраться в этой запутанной истории.
Я подал Дуарде знак, она в ответ мило улыбнулась и кивнула головой.
— Яко хочет, чтобы рассказывала я, — говорит.
Блю Катарро грозно нахмурился и уже раскрыл было рот, но я сказал:
— Прошу вас не прерывать ее. Рассказывай, детка.
— Вчера вечером, — начала Дуарда, — я с друзьями отправилась потанцевать в «Задире-солдате». Там меня познакомили с Яко. Он уже был под хмельком, но держался как истинный джентльмен. С ним был чудесный пес, очень смешной, когда он немного выпьет. Я посидела с ними за столиком и узнала, что по профессии Яко — частный сыщик. Ну я, понятно, сразу этим воспользовалась. Мой приемный отец Блю Катарро очутился в очень неприятном положении. Кто-то нагло вымогал у него деньги. Вы сами знаете: прошлое у него было бурное, и бедный папочка не знал, что делать. Каждый месяц отцу приходилось отваливать изрядную сумму, и, хотя игорный дом приносил ему кучу монет, так недолго было и разориться. Яко Пипа вызвал у меня огромное доверие. Я взяла его за рукав и потащила в «Морено». Пришла в кабинет к отцу и представила ему Яко. Яко папочке очень понравился, и он дал ему важное поручение. Отсчитал пятьсот бумажек по тысяче, положил их в конверт и вручил мне. Велел передать их Яко, когда он выполнит поручение. Мы спустились и зашли в бар подкрепиться. Я на минуту забежала в туалет, чтобы подкраситься, и вдруг слышу весьма любопытный телефонный разговор. Говорила женщина по телефону, висевшему в мужском туалете.
— Да, сегодня ночью. Деньги, как всегда, лежат в моей комнате.
— Я сразу поняла: тут что-то неладно. Спрашиваю у уборщицы, кто эта синьорина. Уборщица отвечает, что это большая любительница игры в лото синьора Лида Паранко. Живет она на сорок седьмой улице, в доме номер четыреста тридцать два би. Я вернулась в туалет и записала губной помадой адрес на клочке туалетной бумаги. Потом вернулась в бар. Я рассказала обо всем Яко, сунула ему в карман адрес, и мы вышли на улицу. У меня сложилось впечатление, что этот телефонный разговор как-то связан с попыткой вымогательства. Яко решил сразу же наведаться в гости по этому адресу, сел в свой «блимбуст» и помчался. Я понеслась за ним на своей машине. Вижу, что он едет он зигзагом. Я испугалась, как бы с ним не случилось несчастья. В трех местах он останавливался, чтобы подкрепиться, надо думать, неизменным стаканчиком «Бурбона», затем подъехал к вилле Паранко. Входит и через пятнадцать минут возвращается. Вижу, что в руке он держит белый листик бумаги, а один из его карманов изрядно раздулся. Он садится в машину и едет. Тормозит у почтового ящика, вылезает и опускает в него письмо. Затем отправляется в следующий бар. Тут уж я подошла к нему и спрашиваю, чем все кончилось. Он меня даже не узнал, назвал меня деткой, мгновенно объяснился в любви и наговорил кучу нежных слов. Вижу, что он хорошенько набрался, а между тем правый карман, где лежат деньги, сильно оттопыривается. Я не придумала ничего лучшего, как вконец напоить Яко, посадила его в свою машину и отвезла домой.