Услышав ответ, он нахмурился.

— Я послал Каучу в архив поискать досье на Альфредо Трумма. Нет?! Вполне добропорядочный человек?! Тогда это мне не подходит.

Возвратился Каучу.

— На Альфредо Трумма не заведено никакого дела.

Трам кивнул головой и продолжал разговаривать по телефону.

— Да, — отвечает. — Я нашел труп, но не знаю кого… Вполне возможно. Только не говори ничего родственникам. А то они разволнуются.

Он вешает трубку и сердито фыркает.

— Ничего не понимаю, — говорю.

— Скоро поймешь, — отвечает Трам.

Вошел незнакомый фараон, и я догадался, что это и есть капитан Эккеме из отдела розыска пропавших без вести.

— Кажется, исчез дядюшка Альфредо, — говорит он Траму. — В моем кабинете рыдает целая толпа родственников.

— Похоже, речь идет о покойничке, которого я обнаружил в доме этого красавца. — Трам кивнул на меня. — Есть у тебя его приметы?

— Возраст о шестьдесят четыре года, рост — метр семьдесят два, вес пятьдесят восемь килограммов. Волосы редкие, седые.

— Приметы совпадают, — говорит Трам.

— Одно непонятно, — замечает капитан Эккеме. — Почему родственники одеты в траур, откуда они могли заранее знать, что его убили? !

— А ты ничего не можешь сказать? спрашивает у меня Трам.

— Рад бы, да пока для меня все это темная ночь.

— Пойду допрошу родственничков, — говорит Эккеме. — Потом свожу их в морг и погляжу, узнают ли они милого дядюшку.

Не успел он уйти, как в комнату ввалился доктор Тэлли. Он протянул Траму лист бумаги. Трам посмотрел на меня с гнусной ухмылкой и начал читать. Гляжу, рожа у него потихоньку меняет цвета. Из желтого стала розовой, потом красной с алыми пятнами и, наконец, фиолетовой. Когда из фиолетовой она стала мертвенно синей, он вскочил, схватил беднягу доктора за воротник и стал его трясти.

— Это шутка, — орет. — Глупая шутка.

— Какая еще шутка! Как ты смеешь, паршивый фараон? — Доктор схватил лист бумаги, повернулся и вышел, фыркая от ярости. Трам рухнул в кресло и обхватил голову руками.

— Умер от воспаления легких, — процедил он.

— Признаюсь, — говорю, — Альфредо Трумма убил я. Заставил его принять холодный душ, а он, бедняга, простудился и откинул сандалии.

Трам заскрипел зубамп.

— Сними наручники, — говорит он Каучу.

— Вам еще не надоело надевать мне наручники и тут же снимать? — спрашиваю.

В эту самую минуту влетает капитан Эккеме.

— Его не могли убить, он уже был мертвый, — объявляет. А за капитаном в комнату ворвалась целая толпа родственничков.

— Где дядюшка Альфредо? — кричит одна из женщин.

— Успокойся, дорогая Гортензия, — говорит другой родственник, обнимая ее за плечи.

— Тише, тише, — орет Трам. — Так мы век не разберемся. Расскажите, что произошло. Но только спокойно, по порядку.

— Мы живем на одиннадцатом этаже в квартире восемь, — начинает рассказывать один из родственников.

Черт побери! Моя контора тоже на одиннадцатом этаже, а квартира восемь совсем рядом.

— Дядюшка Альфредо умер вчера утром. Сегодня должны были состояться похороны. Покойник лежал в своей комнате, и в доме были только я и Гортензия. Гортензия спала: она всю ночь просидела возле покойника, а я пошел в ванную. Моюсь, а сам слышу какой-то шум. Ну, я решил, что это проснулась Гортензия. Потом я зашел в комнату Гортензии и увидел, что та еще спит. Тогда я бросился в комнату, гляжу: трупа нет. Исчез.

— Когда это случилось? — спросил капитан Эккеме.

— Примерно час тому назад. Я разбудил Гортензию, и мы стали искать по всей квартире. Потом позвонили Клаудио и Томмазо, и они сразу примчались.

— Он воскрес и потихоньку улизнул, — закричал один из догадливых родственничков.

— Спокойно, спокойно, — сказал Трам. — Мы нашли вашего дядюшку вполне мертвым. Кто-то перенес его из комнаты в кабинет вот этого синьора. Потом кто-то позвонил в Центральное полицейское управление и сказал, что в кабинете вот этого господина, — он показал на меня, — находится труп. Мы тут же примчались.

— Проклятье! — закричал я. — Кому-то очень хочется меня убрать, и он подкидывает мне одного покойничка за другим. А я тем временем должен выслушивать болтовню этих кретинов.

Я бросился к дверям, но Каучу схватил меня у самого порога.

— Отпусти его, — устало сказал Трам.

Я высвободился из объятий Каучу и мимоходом сломал ему мизинец левой руки. Только я выскочил из кабинета лейтенанта, как там началось настоящее светопреставление.

Я спустился вниз, сел в машину и поехал домой. Мой компаньон уже ждал меня у подъезда.

— Ну, — спрашиваю, — какие новости, дружок? Как поживает вдовушка?

Грэг завилял хвостом, давая понять, что надо скорее подняться наверх. Я помчался по лестнице, а Грэг за мной. Влетел я в комнату, а там словно ураган пронесся. Ящики письменного стола выдвинуты, дверцы распахнуты, мебель поломана. Вошел в спальню, и здесь меня чуть кондрашка не хватил. На моей кровати валяется чье-то тело.

«Еще один покойник», — подумал я, но сразу успокоился. На моей постели удобно разлеглась вдова с фиолетовыми глазами. Спокойно покуривает сигарету, а рядом на столике недопитый стакан «Бурбона».

— Привет, красавчик, — говорит она, пустив колечко дыма. — Я тебя ждала.

В ответ я схватил ее за ногу и сдернул с кровати. Она сразу пустила слезу.

— Поплачь, — говорю. — Это очень полезно. А когда устанешь, то мы с тобой побеседуем.

А сам пошел в гостиную. Вижу, Грэг приводит комнату в порядок. Налил ему «Бурбона», и он сразу возликовал. Я тоже немного подкрепился.

— Ты хорошо поработал, — говорю. — А теперь брось возиться. Есть дело поважнее. Нужно разыскать типа с одним ухом. Я показал Грэгу ухо, он пару раз тявкнул и полетел вниз. Только он скрылся за дверью, вошла блондиночка.

— Выкладывай, — говорю. — Но только правду, всю правду. И не вздумай комедию ломать, у меня на вранье нюх просто собачий. Она подходит совсем близко и опускает ресницы.

— Я не знала, куда деться, и вот пришла сюда. Мне страшно.

Я посмотрел ей прямо в глаза, и она выдержала мой взгляд.

— Рассказывай все по порядку, — говорю.

Я усадил ее рядом на диван и сунул ей стакан «Бурбона».

— Толстяк Доменико шантажировал моего мужа.

— Тебе-то откуда это известно?

— Я точно знаю. Навела справки.

Она шмыгнула носом, и я понял, что все врет, зараза. Но решил послушать ее басни.

— Когда я это обнаружила, было уже поздно. В то утро, вернувшись домой и найдя Дана мертвым, я подумала, что его убил толстяк Доменико и решила донести на него.

— Когда ты приняла столь мудрое решение? — спрашиваю.

— В половине восьмого утра, едва я вернулась домой.

— А спустя четыре часа ты так и не позвонила в полицию, — говорю.

— Толстяк Доменико прятался в моей спальне. Он ждал меня.

— А дальше? — спрашиваю.

— Он сказал, что своими глазами видел, как Дан застрелился. Едва только Доменико ушел, я схватила пистолет, бросила его в унитаз, сунула горящую сигарету Дану в пальцы, снова поднялась к себе и стала одеваться. В этот момент явился ты.

— А теперь, — говорю, — начни сначала. Учти, что пистолет я не в унитазе отыскал, а отобрал у той гориллы с желтыми глазами! Как это объяснить?

— Не знаю, — пробормотала она вся в слезах. — Толстяк Доменико явился в «Морено» и сказал, что Дан застрелился. Когда я вернулась домой, пистолета уже не было. Может, его прихватил тот тип.

— Это уже малость походит на истину, — говорю. — Так, значит, ты снюхалась с толстяком Доменико.

Она вцепилась в лацканы моего пиджака.

— Нет, — говорит, — клянусь тебе, нет. Он вымогатель, убийца. Я не поверила, что Дан застрелился. Во всем виновата я, одна я! Она стала всхлипывать, уткнувшись головой в подушку, а я решил размять ноги.