Возражая Авксентьеву, представитель левого меньшинства партии Алгасов сказал, что правительство должно быть составлено только из революционных элементов, а «новое правительство, которое состоит из 6 министров-социалистов и 10 министров буржуазных, есть видоизмененная форма Временного буржуазного правительства». Считая правомерным падение первого буржуазного правительства, Алгасов предрекал такую же участь и новому, коалиционному, подчеркивая, что власть должна перейти к Советам. Однако, объявив ошибкой участие эсеров во Временном правительстве, он в то же время высказался против отзыва Керенского и Чернова с министерских постов269. Большинство же эсеровского съезда расценивало создание коалиционного правительства как успех партии.
В резолюции, принятой съездом, предлагалось «приложить руки рабочей демократии к укреплению завоеваний революции в тот переходный период, когда цензовая Россия уже не в состоянии справиться с роковыми проблемами современности, а социалистическая партия еще не вынуждается взять в свои руки власть». Формулировка весьма странная и противоречивая.
Зато дальше все было ясно. «До тех пор, — заявил съезд, — пока решением социалистической демократии группа министров-социалистов остается в составе Временного правительства и через нее осуществляется воля этой демократии и ее контроль над всей внешней и внутренней политикой правительства, последнему обеспечивается самая энергичная поддержка в проведении его мероприятий против всех элементов распада и дезорганизации»270. Таким образом, соглашательская политика, которую проводило руководство эсеров после свержения самодержавия, была одобрена и провозглашена как официальная политика партии.
С докладом о войне на съезде выступил Чернов. Он попытался дать характеристику Февральской революции и расстановки классовых сил после нее. Доклад носил расплывчатый характер вследствие попытки его автора обойти острые углы и примирить все существовавшие в партии точки зрения на войну и революцию. Тем не менее в докладе достаточно ясно подчеркивалась необходимость поддержки Временного правительства в его стремлении довести войну «до победного конца».
Содокладчик по вопросу о войне, один из лидеров левой оппозиции, Камков, категорически отверг основной тезис Чернова об изменении империалистического характера войны после победы Февральской революции. «…Хотим мы этого или не хотим, — говорил он, — но такова логика вещей, что поскольку существует империалистическая коалиция и поскольку мы не можем себя исключить из этой коалиции… постольку мы являемся… ее членом… и, принимая участие в этой войне, мы ведем войну империалистическую»271. Левая оппозиция предлагала «немедленно порвать гражданский мир со своей буржуазией и со своим империалистическим правительством», отказаться от соглашения «с партиями, не стоящими на точке зрения классовой борьбы» и «ликвидировать войну»272.
Содоклад Камкова был встречен ожесточенными нападками делегатов правого крыла. При этом в качестве основного довода в пользу поддержки внешней политики Временного правительства они использовали факт создания коалиции.
Аналогичный принцип выдвигался на первый план и в предложениях по аграрному вопросу. В тезисах доклада Ракитникова, подготовленных к съезду, было прямо сказано, что партия эсеров не может «выдвинуть лозунг немедленного захвата земель, как это с легким сердцем делают большевики… потому, что немедленный захват земли знаменует разрыв с буржуазией…»273. Следовательно, необходимо наложить на собственников земли «максимум ограничений», но в пределах, которые допустит буржуазия, не нарушая в принципе основы современного буржуазного строя.
Стараясь оправдать свою позицию, Ракитников утверждал, что у крестьян «неудержимого порыва к земле нет» и они довольно спокойно ожидают окончательного решения аграрного вопроса Учредительным собранием274. И все это говорилось в условиях, когда количество «земельных правонарушений», даже по официальной статистике Временного правительства, выросло в апреле 1917 г. по сравнению с мартом в 12 раз275.
Позиции эсеров в аграрном вопросе были очень шаткими. Поэтому президиум съезда внес предложение прений по нему не открывать, а ограничиться принятием общей резолюции, В ней отвергались «всякие частные захваты земли» и предлагалось впредь до Учредительного собрания проводить лишь подготовительные меры к будущей ее социализации. Так партия, именовавшая себя крестьянской, фактически отказалась от осуществления наиболее революционно-демократического требования своей программы.
Принцип коалиции с буржуазией выдвигался в качестве основополагающего при решении всех вопросов. Лидеры партии эсеров упивались тем, что она стала правительственной. Ее вожди полагали, что теперь будут вершить судьбы России.
На съезде прозвучали также и отголоски мелкобуржуазного революционаризма. «Или русская революция, которой слишком тесно в узких национальных рамках, — говорилось с его трибуны, — сумеет перешагнуть эти рамки, сумеет освежить застоявшуюся атмосферу в других странах… а если бы этого не случилось, то русская революция начала бы задыхаться в узких, тесных рамках, в стенах чисто национального быта»276. Получался парадокс, когда партия, проводившая соглашательскую политику в своей стране, обвиняла трудящихся других стран в недостаточной революционности. Это было, по выражению В. И. Ленина, интернационализмом и революционностью «на вывоз», когда немцам предлагалась революция против капиталистов, а русским — соглашение с капиталистами277.
Созывая III съезд, руководство социалистов-революционеров ставило одной из своих целей укрепление единства партии, разрозненной в предреволюционные годы. В какой-то степени эта цель была достигнута. Вместе с тем съезд показал, что внутреннего единства в партии эсеров нет. В ней назревал глубокий кризис, и этого не могла скрыть атмосфера парадности, шумихи, любования мнимыми успехами, революционного фразерства. Авксентьев, Зензинов и их сторонники тянули партию к полному подчинению буржуазии; Спиридонова и Камков обвиняли их в том, что они проводят империалистическую политику. Чернов словесной эквилибристикой пытался замазать все трещины и добиться общего примирения.
После своего III съезда эсеры усилили нападки на большевиков, причем в ряде случаев применяли методы, выходившие за рамки идеологической борьбы.
Большевикам приходилось вести борьбу с эсерами и в Советах, и в земельных комитетах, и в городских думах, и в земствах, и в других государственных и общественных организациях и учреждениях, причем все чаще и чаще победа оставалась за большевистской партией. Так, например, острая борьба между большевиками и эсерами по вопросу о коалиционном правительстве развернулась в Екатеринбургском Совете рабочих и солдатских депутатов. Большевикам удалось доказать правильность своей точки зрения. Была принята резолюция, в которой решение Петроградского Совета о вхождении его членов в состав правительства признавалось ошибочным, поскольку это не меняло природы правительства, умаляя политическое значение Совета.
На собрании Выборгской районной организации эсеров Петрограда 22 мая 1917 г. констатировалось, что «среди воинских частей благодаря энергии большевиков последние имели несомненный успех», а на патронный завод пришлось послать лучших офицеров-эсеров, чтобы как-то противодействовать растущему влиянию большевиков278.
