««РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» = РЕАКЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ»222

После свержения самодержавия к политике потянулось громадное количество обывателей, миллионы мелких хозяйчиков, стоявших между буржуазией и пролетариатом. В партию эсеров устремилась обывательски-мещанская масса, которую привлекали социал-патриотизм, оборончество, рассчитанная на все вкусы аморфная эклектическая программа, рыхлая организационная структура, дававшая право любому именоваться членом этой партии.

«Все могли валить на широкий эсеровский двор, — писал А. В. Луначарский. — Чувствовалось, что кадетская партия по общему размаху движения не может стать выразителем сколько-нибудь широких масс. Вместе с тем партия эсеров ни к чему не обязывала. Поэтому она разбухала не по дням, а по часам»²²³. В ряды социалистов-революционеров хлынули, как их иронически именовали в самой партии, «мартовские эсеры» — интеллигенты, чиновники, офицеры, мелкие торговцы, по своим политическим настроениям часто почти не отличавшиеся от кадетов. Не случайно в ряде эсеровских организаций раздавались голоса о необходимости разделить членов партии на «полномочных» (подразумевались старые члены партии) и «полуправных» (к ним относилось «мартовское пополнение»).

Сказанное не означает, что рост партии эсеров носил чисто стихийный характер. Умело используя благоприятную обстановку и настроение масс, применяя самые разнообразные методы, в том числе и откровенно демагогические, вроде обещания дать каждому крестьянину 30 десятин земли, руководство партии развернуло вербовку новых членов. Характерна в этом отношении деятельность эсеров в Поволжье, где их влияние было сравнительно сильным. За полтора месяца после победы Февральской революции сормовские эсеры распространили среди населения 40 тыс. листовок, 14 тыс. газет и 10 тыс. брошюр. В Балахнинском уезде Нижегородской губернии группа агитаторов-эсеров объехала 30 селений, где обещала крестьянам дать землю и призывала их вступать в партию. В самой Балахне после митинга в эсеровскую партию записалось сразу 50 человек²²⁴.

«У нас в то время все называли себя социалистами-революционерами, — вспоминал участник революционных событий в Николаевском уезде Самарской губернии В. Г. Лысов, — а в действительности у нас тогда в деревне никто не знал подлинной программы этой партии»²²⁵. Газета «Пролетариат Поволжья» отмечала: «Все-таки крестьяне любят считать себя эсерами, не столько зная программу партии, сколько веря в нее»²²⁶. Это замечание справедливо подчеркивает веру крестьян в уравнительное землепользование, которая способствовала популярности эсеров.

Эсеровские руководители видели, что к ним в партию идут в первую очередь крестьяне, служащие, мещане. Об этом говорил, например, председатель Нижегородского губкома социалистов-революционеров Любин. А руководитель Дорогобужской организации партии (Смоленская губ.) поручик Незнамов писал, что именно «обыватель, относившийся сперва к нашей деятельности с большим недоверием и страхом… привыкает к партии и ее лозунгам, в комитет сплошь и рядом являются обыватели — ходатаи по разным делам чисто житейского свойства»²²⁷.

Однако нельзя считать, что эсеры не пользовались никаким влиянием среди рабочих. На Обуховском заводе в Петрограде эсеровская организация в марте 1917 г. разбухла до 500 человек. На Усть-Ижорской верфи в эсеровскую организацию записалось 300 человек. В начале 1917 г. в Сормове было всего 80 эсеров, а к середине апреля — уже 1500. На Самарском трубочном заводе число эсеров достигло около 12 тыс., в то время как большевистская организация насчитывала свыше 2 тыс. членов²²⁸. На Сергиевском заводе Самарской губернии эсеров было 1 тыс. человек²²⁹, а в Сызрани — 900²³⁰. В некоторых городах (Петроград, Екатеринослав) численность большевиков и эсеров была почти одинакова, в других (Иваново-Вознесенск) преобладали большевики²³¹.

Итак, весной 1917 г. партия социалистов-революционеров стала массовой. По одним данным, она насчитывала около 400 тыс. членов²³², по другим — около 700 тыс.²³³, издавала 58 газет, в том числе более десятка в Поволжье и около десяти в Сибири. Ее представителей, выражавших настроения мелких и средних хозяев, а также части поддавшихся буржуазному влиянию рабочих²³⁴, гигантская мелкобуржуазная волна подняла на своем гребне к вершинам политической власти. Казалось, теперь перед эсерами открылась возможность приступить к практическому осуществлению своей программы. Однако полученное в результате подъема мелкобуржуазной волны вместе с меньшевиками большинство в Советах, органах местного самоуправления, во многих солдатских комитетах, в руководстве ряда профсоюзов эсеры, гордо именовавшие себя «революционной демократией», использовали прежде всего для того, чтобы отказаться от власти и вручить ее буржуазии.

24 февраля 1917 г. на предприятиях Петрограда начались выборы в Совет рабочих депутатов, а днем 27 февраля собравшиеся в Таврическом дворце эсеро-меньшевистские депутаты Государственной думы и члены рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета провозгласили себя Временным исполнительным комитетом. В этот же день вечером, не дождавшись прибытия всех избранных депутатов, Временный исполком открыл первое заседание Петроградского Совета. Его председателем был избран меньшевик Чхеидзе, а заместителями — меньшевик Скобелев и эсер Керенский.

Вслед за этим Совет принял ряд важных решений: об изъятии у царской власти финансовых средств и установлении контроля над их расходованием, о создании военной и продовольственной комиссии, которые сразу же приступили к практической деятельности. Было решено продолжить формирование рабочей милиции, организовать выпуск первого номера газеты «Известия» — органа Совета. 1 марта, после избрания представителей революционных солдат и матросов, он был преобразован в Совет рабочих и солдатских депутатов. Так еще до официального отречения Николая II в ходе вооруженной борьбы был создан новый, демократический орган власти, опиравшийся на вооруженный народ.

Одновременно с Советом в других апартаментах Таврического дворца начал действовать еще один претендующий на власть орган. К вечеру 27 февраля стало ясно, что все попытки буржуазии добиться компромисса с самодержавием провалились и Дума стоит перед альтернативой либо погибнуть вместе с монархией, либо признать революцию. В условиях, когда Совет получил реальную возможность стать единственным органом власти, лидеры буржуазии в ночь на 28 февраля объявили о создании Временного комитета Государственной думы. Этот комитет, составленный из представителей всех фракций Думы, кроме большевиков, видел свою задачу в том, чтобы «водворить порядок в Петрограде», иными словами, подавить революцию, и предпринял ряд шагов в этом направлении.

Однако задача оказалась невыполнимой: движение народных масс приобретало все больший размах, а свергнутое правительство оказалось полностью изолированным. «Если бы у нас был хоть один полк, — вспоминал позднее монархист В. В. Шульгин, — на который мы могли твердо опереться, и один решительный генерал, дело могло бы обернуться иначе. Но у нас ни полка, ни генерала не было… И более того — не могло быть»²³⁵. Убедившись в тщетности своих попыток, буржуазия вынуждена была примкнуть к революции с тем, чтобы пробраться к власти и повернуть события в нужное ей русло. Лидеры эсеро-меньшевистского блока оказали ей полную поддержку. 28 февраля Совет отклонил предложение восьми депутатов, в том числе пяти большевиков и левого эсера Александровича, о создании Временного правительства из состава Совета и 1 марта принял решение, которым формирование правительства поручалось Временному комитету Государственной думы.