Когда Вирия спросила, кто это, Танри пожала плечами и ответила: просто получилось. Но на самом деле этот человек внезапно стал появляться в ее снах с завидным постоянством.

- Где ты? Откликнись! - звал он ее.

А Танри просто смотрела на него, тщетно пыталась вспомнить имя. Даже днем девочка подолгу стояла перед портретом, вглядываясь в такие знакомые и в то же время чужие черты лица.

У незнакомца был высокий лоб, длинный прямой нос с узкими ноздрями, красивые внимательные глаза под густыми бровями, резко очерченный рот и подбородок с ямочкой посередине. И светлые прямые волосы, выбившиеся из-под высокой меховой шапки и доходящие до плеч.

Человек с портрета казался молодым, но в нем чувствовалась сила. Такой не обидит сам и не даст в обиду другим. С ним хорошо и надежно. И еще, вокруг незнакомца опять была зима. Длинная черная пушистая шуба оберегала его от холодного ветра.

- Что-то важное случилось с тобой именно зимой, - взглянув на рисунок, заметил как-то Джеральдо. - вспомнила бы ты что-нибудь более существенное, не просто образы, - он перевел взгляд с портрета на Танри. - А знаешь, он похож на тебя. Не внешне. Но что-то в вас чувствуется общее. Как его звали? - он указал на светловолосого.

- Бартеро, - вдруг прошептала Танри. - Бартеро! Он всегда ждал меня…

Она замерла, пораженная этим открытием. Книга памяти распахнулась перед ней на случайной странице и вновь захлопнулась. Дядя терпеливо выжидал, боясь сбить Танри с мысли. Но та вновь погрустнела.

- Его звали Бартеро. Он был моряком на корабле, - она указала на ледокол. - И он учил меня рисовать. Все!

- Значит, ты какое-то время жила там, где очень холодно, там, где бывают долгие зимы. Пошли, - дядя позвал Танри за собой.

Он привел ее в библиотеку и достал атлас.

- Где это могло быть? - он провел рукой по области северного полюса. - Ледокол… - задумчиво пробормотал он. - Значит, не просто зима. Это могло быть на севере Герии. Но это так далеко от нас! И люди там желтокожие. А ты светленькая. Или, возможно, ты побывала на юге, на каком-нибудь из островов Сонного Архипелага, что находится возле ледяной земли Данироль. Здесь мог останавливаться твой ледокол.

- А если полететь туда? - спросила Танри. - Вдруг я вспомню остальное?

- Возможно, - вздохнул Джеральдо. - Но туда не летают дирижабли. А нанимать его ради поисков незнамо чего невероятно дорого. Я надеюсь, что ты сама вспомнишь.

- А если нет? - с неожиданной силой в голосе спросила Танри. - Если это все, на что я способна? Нет, дядя. Я не могу так больше жить. Я хочу вспомнить все! И я вспомню!

- И что ты предлагаешь? - заинтересовался Джеральдо, краем глаза заметив, как на пороге библиотеки замерла Вирия.

- Я знаю, что делать. Я поеду поступать в Воздушную Академию вместе с Арвисо. Я стану летчицей и облечу всю землю. И найду свою родину, какой бы она не оказалась!

- Девушки не становятся летчицами! - ахнула возмущенно Вирия.

- А я стану! - непоколебимо ответила Танри, и, прошествовав мимо приемной матери, вышла из библиотеки.

- Это все Арвисо. Это он заразил ее своими самолетами, - вздохнула женщина.

- Нет, Вирия, - покачал головой Джеральдо. - Просто ей тесен наш дом. Если она действительно выросла на море, в четырех стенах ее не удержишь.

- Но я не отпущу ее! - в отчаянье в голосе женщины проскользнули визгливые нотки. - Я не для того удочерила ее! Я всегда мечтала о дочери! Я устала лить слезы по сыну, который не вспоминает обо мне годами. Он уехал и ищет счастья где-то на Спире. Я только успокоилась, обрадовалась… А моя Танира улетает, словно лист с дерева по осени…

- Но так всегда бывает, Вирия, - Джеральдо положил руку ей на плечо. - Ты не удержишь ее. А если будешь упорствовать, вы поссоритесь. И тогда уж ты потеряешь ее навсегда, даже если заставишь неотлучно быть рядом. Смирись и отпусти. Если она поймет, что небо не для нее, она вернется.

- Но я… - всхлипнула женщина.

- Подожди. Она молода. Ей хочется свежих ветров и острых ощущений. Она сильная. Ей никто не причинит вреда, если она сама этого не позволит. А она не позволит. Вирия, мы живем в прогрессивное время. Девушка вполне может стать летчицей. Вспомни перелет Виржинии Лео через Ночной океан!

Вирия вздохнула.

- Хорошо. Пусть едет. Но мне будет очень больно.

Она понуро вышла из библиотеки. За ней последовал Джеральдо, абсолютно уверенный, что через месяц-другой девочка напрочь забудет о сегодняшних высказываниях. Как бы не так…

…252 год от прилета гатуров Год спустя. Спира…

Габриель Мидару в последние годы стал очень влиятельным человеком. Ясное дело, поверить в такое сложно, ибо внешность его была абсолютно не "героической", так любимой писателями и режиссерами. Роста он вышел среднего, фигуру имел самую заурядную. Лицо его - продолговатое, с широким скулами, чуть приплюснутым носом, и с желтоватой кожей - выдавало герийские корни.

Носил он короткую стрижку и не закрашивал седину, не смотря на моду последних лет. В свои тридцать пять Габриель выглядел на все пятьдесят, но ни сколько этого не стеснялся. Вы бы легко его выделили в толпе, ибо он слегка прихрамывал на левую ногу, носил очки в толстой оправе и с толстыми стеклами без диоптрий, клетчатый галстук и такую же клетчатую кепочку.

Но помимо весьма несимпатичной наружности, в этом человеке было нечто, что заставляло обращать на него внимание, прислушиваться к его словам, чем он и пользовался без зазрения совести.

Начнем с того, что у него была красавица жена - уже приобретающая известность актриса по имени Флорина, с фиалковыми глазами, крашеными пепельными волосами, тонкая, хрупкая.

А еще у Габриеля Мидару была собственная газета. И… собственная политическая партия. Правда, про его роль в ней знали немногие. Официальным лидером являлся Орландо Жисас. Но без одобрения Габриеля он не имел права молвить и слова. Сам же Мидару, дабы не подставлять себя под возможные удары недоброжелателей, во всех документах числился только редактором речей. Тем не менее, финансовые потоки неукоснительно проходили через его людей.

Этим вечером Флорины не было дома. Она умчалась на съемки куда-то на север Спиры. И Габриелю представился шанс спокойно подумать над новой речью, а так же наметить необходимые встречи Жисаса на следующий месяц.

В тонкой фарфоровой чашке дымился свежесваренный кофе, на блюде скучал недоеденный бутерброд, а на занавешенной шторе рисовала розоватым светом овал настольная лампа. Главный редактор влиятельной газеты, не скрывавший своего презрения к печатным машинкам, размашистым почерком портил лист за листом, перечитывал получившееся послание, недовольно хмурил густые брови, и беспощадно комкая листы, отправлял их один за другим в стоявшую возле двери корзину. Особой меткостью Мидару не отличался, и возле почти пустой корзины накопилась внушительная куча бумажного мусора.

Нужные мысли не шли, "политическое вдохновение" сегодня упорно не желало посещать редактора, и Габриель даже не почувствовал раздражения, когда в дверь вначале зазвонили, потом застучали.

Раздумывая, кто бы это мог быть такой невоспитанный, и в то же время знакомый консьержу, Габриель неспешно подошел к двери. Но открывать не торопился, выглянул в глазок и на всякий случай спросил:

- Кто?

- Я! Кто же еще в такой час портит жизнь добропорядочным гражданам! - не совсем твердым голосом ответили ему.

Хозяин квартиры страдальчески вздохнул и открыл дверь. На пороге стоял высокий молодой мужчина в мокром плаще, с мокрыми длинными светлыми волосами и выразительными голубыми глазами. И еще, тот мужчина был пьян.

- Что случилось? - Мидару удивленно уставился на гостя. Похоже, он меньше всего ожидал увидеть его в таком состоянии.

- Все плохо! Я никчемное существо, Габри! После того, что я сегодня узнал про себя, я вообще никто!