Мне нужно было заглянуть к разведчикам. Поговорив с ними, поспешил в штабную палатку. Там горела под брезентовым потолком электрическая лампочка, прикрытая вместо абажура газетой, пятно света падало на сдвинутые у центральной опоры канцелярские столы, с которых свешивались края карты.

— Путешествие у тебя будет большое, сам бы полетел, да начальство не пущает, — говорил Скобелеву командир. — Первую посадку сделаешь здесь…

Офицеры склонились над картой, прикидывая и рисуя маршрут, отмечая точками места посадок. Последнюю точку командир поставил уже не на афганской, а на советской земле.

Вернуться приказываю до темноты, так что свидания с женой не гарантирую.

После разговора с командиром Скобелев в дальнем углу палатки записал в рабочий журнал дежурного несколько фамилий.

— Прошу этих офицеров немедленно найти и оповестить — полетят со мной. Сбор на вертолетной площадке.

Затем повернулся ко мне:

— В горах батальон афганский что-то притормозил, подлечу туда с дружеским визитом. Если ничего особенного, то подальше слетаю. Могу взять, в вертолете местечко найдется.

Разумеется, соглашаюсь. Не первый день езжу по стране, по палаточным гарнизонам. Был в штабах и подразделениях, у мотострелков, зенитчиков. Видел труд связистов, танкистов, саперов, солдат и офицеров многих военных специальностей. И все же здесь, в местах доселе малознакомых, бездорожных, горных, наивысшая нагрузка — у вертолетчиков. Отрежет на марше снежная лавина колонну, на много часов, а может быть и дней, отделив ее от основных сил, — пробиваются на помощь вертолеты, доставляют питание, боеприпасы, горючее. Спешит командир лично разобраться в обстановке — снова взлетают вертолеты. Развозят почту, меняют дозорных на отдаленных горных наблюдательных постах — тоже они, вертолетчики.

Откинув брезентовый полог, шагнули на улицу. Было уже светло, хотя солнечный диск еще не вынырнул из-за гор, отчего казалось, что горные вершины излучают красное, почти кровавое сияние. Возле умывальников плескались солдаты и офицеры, многие по пояс голые, с повязанными вокруг шеи полотенцами. Из походной кухни выгружали зеленые термосы с завтраком.

К вертолетной площадке, где стоял транспортный вертолет, шли полем — по пружинящим мерзлым стеблям верблюжьей колючки, между лениво уступавшими дорогу раскормленными воронами, от которых поле было черным-черно.

— Если вертолетчики не повезут, выберем парочку воронья пожирнев, взнуздаем и полетим! — пошутил Скобелев.

Но вертолетчики повезли. Лишь только в салон вошел последний из вызванных офицеров, борттехник поднял лестницу, задвинул дверь бокового люка. Тяжелая машина перед взлетом закачалась, медленно отделилась от земли, зависла. Вижу в иллюминатор, как рядом доворачивает ведомый вертолет. Через мгновение обе машины уходят влево и вверх.

Вскоре попадаем в белое густое облако, набираем высоту, и облако остается внизу, у подножия островерхой неприветливой горы. При разворотах оглядываюсь на ведомый вертолет: меж искрящихся под солнцем ослепительных заснеженных вершин летит лобастая железная махина — не птица, даже не гигантская стрекоза, а некий стремительный треугольник.

Минут через сорок пролетели над вытянутой долиной, где, не умещаясь внизу, карабкаются на горы глиняные постройки большого селения: именно в эту долину ходили рейдовики. Путь их был труден. По узкой горной дороге — почти тропе — афганский батальон шел со скоростью пешехода. А впереди двигалась большая конная банда. Душманы взрывали над ущельями мосты, устраивали, где позволял грунт, ямы-ловушки. Лишь бдительность и четкость действий участников рейда позволили обойтись без потерь. Но и банда, хотя потеряла в боевых стычках несколько человек, разгромлена не была.

В тот день батальон, вышедший утром из долины, вновь подвергся нападению, отбил его и теперь остановился на отдых.

Вертолеты мягко опускаются в горный сухой снег. Приветственно машут руками подбегающие афганские воины. Объятия, дружеские похлопывания, расспросы.

Участники рейда рассказали о митингах, которые стихийно возникали почти при каждой встрече с жителями. Главное, о чем просили люди: «Защитите нас от душманов. Они забирают наш хлеб и наших овец. Они грозят убить всех, кто будет подчиняться властям». Еще рассказали о мальчонке из небольшого селения рядом с долиной. Когда рейдовики буквально отдирали от скалы, выкапывали из-под снега камни, восстанавливая разрушенный бандитами участок дороги, этот мальчишка первым появился со стороны, селения, придавленный к земле тяжестью огромного — очевидцы утверждают, что, пожалуй, весом с него самого — камня. Пока поняли, в чем дело, да бросились ему помогать, он уже донес камень, уронил в яму. Потом прибежали другие мальчишки, подошли взрослые. Дорогу исправили быстро.

Тем временем Евгений Константинович говорил в стороне с командиром батальона. К ним подошли местные афганцы-проводники. Их было двое: один постарше, лет пятидесяти, второй лет двадцати пяти — тридцати, оба с короткими бородами, остролицые, одетые в поношенные пальто и вельветовые штаны. Поставили у ног мешки, на мешки положили длинноствольные, старинного образца винтовки. Как я позже узнал, проводники были охотниками из ближнего селения и очень помогли батальону во время рейда. Они горячо заговорили, обращаясь то к переводчику, то, забываясь, непосредственно к Скобелеву.

Проводники опасались, что банда вернется мстить жителям, помогавшим разбирать завалы, участвовавшим в митингах. Большое селение сумеет защититься, но что будет с малыми? И оба проводника решили вернуться к односельчанам, чтобы помочь им организовать оборону. Просили сообщить, где сейчас находится банда.

Выслушав их, Евгений Константинович подозвал командира нашего вертолета капитана Виталия Павловича Забирко:

— Горючего на короткую разведку хватит? Тогда летим… Проводники и переводчик с нами.

Снова внизу горы, лента осиленной рейдовиками дороги, глиняные домики редких селений. Оба проводника, впервые, наверно, летящие на вертолете, опасливо держатся руками за сиденья, но поглядывают в иллюминаторы. Вдруг старший вскакивает, исступленно машет руками, что-то кричит переводчику. Банда прямо под нами, примерно сорок всадников, скачущих по дну глубокого сумрачного ущелья в сторону близкого уже селения. Все ясно: через несколько минут банда ворвется в дома…

Смотрим на Скобелева, молодой проводник умоляюще хватает его за руку. Сквозь открытую дверь кабины пилотов видно, как вопросительно оборачивается экипаж. Старик, держа в правой руке винтовку, левой пытается выдавить стекло иллюминатора. Все, кроме летчиков и Скобелева, встали, чтобы лучше видеть происходящее внизу. Бандиты спешились, дали залп по вертолету, снова вскочили на коней.

— Не успеют рейдовики подойти на помощь, не успеют же, — говорит переводчик. — Старик просит, чтобы мы выпустили его, он один будет драться.

— Зачем же один? — веско отвечает Евгений Константинович. — Спроси, уверен ли он, что это не местные жители.

Переводчик кричит в ухо старику, тот, опешив, секунду смотрит на переводчика, возмущенно бросает несколько фраз.

— Говорит, что всех своих людей, всех коней знает. Чужие люди и чужие кони. И оружие у них такое, какого здесь нет. Еще раз просит спасти селение.

Скобелев молча встает и жестом — опустив большой палец — показывает летчикам: зайти со стороны селения, пролететь по ущелью над бандой. Забирко резко перекладывает ручку управления, выводит машину на новый курс. Пол под ногами запрокидывается — вертолет, подняв хвост, устремляется вниз, в открытые иллюминаторы и боковую дверь хлещет холодный ветер. Сдуты с голов фуражки и шапки, затем сами снимаем перчатки, устраиваемся в салоне поудобнее. Ущелье кривое, узкое, мрачное. Только бы не увлеклись летчики…

Видим, как душманы, заметив наш маневр, сбиваются в кучу, поворачивают коней, скачут обратно — прочь от селения. Вертолет с грохотом проносится над ними. А рейдовики уже получили по радио точные координаты банды.