Специальное заседание МК ВЛКСМ исключило из комсомола 150 «зачинщиков» этой акции. Естественно, они были отчислены из МГУ.
В Ленинграде по тому же поводу было отчислено две тысячи студентов. В декабре ЦК КПСС разослал парторганизациям закрытое письмо «О пресечении вылазок антисоветских элементов». Началась травля Бориса Пастернака в связи с опубликованием за рубежом его романа «Доктор Живаго» и присуждением Нобелевской премии. Эта травля закончилась гибелью поэта (в 60-м году).
Состоявшийся в 57-м году в Москве Всемирный фестиваль молодежи (давно готовившийся) уже ничего не изменял по существу. Оттепель закончилась! Впрочем. для восстановления либерального «имиджа» СССР после трагедии Пастернака на пост главного редактора «Нового мира» в 58-м году был возвращен Твардовский. В 59-м году были реабилитированы названные ранее «буржуазными лженауками» кибернетика и генетика.
Уважаемый читатель, я счел целесообразным рассказу о наиболее интересных эпизодах своей биографии, случившихся в 50-е годы, предпослать это краткое напоминание о некоторых фактах нашей внутриполитической истории того времени. Они должны играть роль немаловажного фона для моего рассказа. Ведь именно после смерти Сталина эта история благодаря активности либерально настроенной части общества приобрела на добрые тридцать лет весьма динамичный характер. Думаю, что такие напоминания будут полезны и далее, хотя бы в форме перечисления наиболее ярких фактов.
Теперь я хочу коснуться еще одной темы, уже общемирового значения, актуальной именно для начального периода правления Хрущева. Говорят, что История не терпит сослагательного наклонения: «Что было бы если бы?..» Исторический опыт невозможно повторить в другом варианте. Тем не менее полный отказ от сослагательного наклонения, на мой взгляд, ошибочен. Иногда реальное течение последующей истории позволяет с достаточным основанием ответить на вопрос: «Что было бы?..» А осознание правомерности этого ответа может повлиять на выбор дальнейшего пути развития того или иного государства или даже всего мирового сообщества.
Итак, попробуем спросить себя: могли бы в принципе (отвлекаясь от конкретных фигур, выступивших тогда на мировой арене) после смерти Сталина международные отношения, а значит, и вся мировая история пойти по другому пути — коренным образом отличному от реализовавшегося в действительности? Но сначала попытаемся ответить на другой, предшествующий по времени вопрос. Почему после капитуляции Германии и Японии США не развязали войну против СССР, воспользовавшись своей временной монополией на владение атомным оружием? Ведь и американским, и западноевропейским лидерам были хорошо известны дальнейшие агрессивные планы Сталина. (Черчилль о них говорил еще в 46-м году в своей речи в Фултоне). Казалось бы, к тому был и достаточно серьезный повод. В июне 48-го года, в нарушение Потсдамского соглашения, СССР толкнул Восточную Германию на перекрытие дороги в Западный Берлин, проходившей по территории ГДР. Военный министр США Форрестол настаивал тогда на атомном ударе по Советскому союзу. Для этой цели по его указанию было переброшено в Англию 90 бомбардировщиков дальнего радиуса действия. (СССР испытал свою первую атомную бомбу лишь в 49-м году.) Но президент Трумэн отверг предложение своего военного министра. Вместо этого был создан знаменитый воздушный мост. Ежедневно несколько сотен транспортных самолетов доставляли двухмиллионному населению блокированного города продовольствие и товары, необходимые для его жизнеобеспечения. Самолеты садились с интервалами в 3-4 минуты. Это продолжалось десять месяцев и, по неполным данным, обошлось США в 252 миллиона долларов. И все же роковой приказ об атомной бомбардировке СССР отдан не был. Почему?
Ответ на этот вопрос представляется очевидным. Общественное мнение всего мира, включая и подавляющее большинство населения США, осудило бы такую неоправданную жестокость в отношении недавнего союзника по антигитлеровской коалиции. А это означало бы отставку президента и всех причастных к этому делу генералов. Ведь даже атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, произведенные в 45-м году по приказу того же президента Трумэна, вызвали в США волну осуждения. Хотя эта акция была предпринята против военного противника и, кроме того, носила характер возмездия за коварное нападение Японии на Пирл-Харбор. А импичмент президента Никсона был обусловлен вообще пустяковой по сравнению с обсуждаемым вопросом причиной — всего лишь дезинформацией американского народа относительно осведомленности президента о злополучном «Уотергейтском деле».
Вот теперь другой вопрос из серии «Что было бы, если?..», относящийся уже к рассматриваемому в этой главе периоду времени. Что было бы, если на месте Хрущева оказался разумный и независимый политический деятель, свободный от предубеждений и намерений сталинской эпохи? Если бы этот деятель в 56-м году предоставил венграм право самим решать судьбу своего государства? А вслед за этим, к примеру, в следующем году, когда он освободился от сопротивления «старой гвардии» в Политбюро, денонсировал бы «Варшавский договор»? Затем отозвал бы советские войска из Восточной Германии и других стран Восточной Европы? И, наконец, объявил бы о намерении СССР принять статус невмешательства в мировые конфликты наподобие швейцарского? Более того, если бы Советский Союз согласился в одностороннем порядке, под международным контролем ликвидировать свои запасы атомных бомб и средств их производства, равно как и ракеты дальнего радиуса действия и атомные подводные лодки? (Сохранив при этом оборонную мощь, способную защитить границы СССР от возможной агрессии его ближайших соседей на Ближнем и Дальнем Востоке).
Воспользовались бы США и страны Западной Европы этим ослаблением ударной силы Советской армии для нападения на СССР? Я уверен, что нет!
Во-первых, в силу безусловного осуждения такой акции общественностью всего цивилизованного мира с названными выше последствиями для инициаторов нападения.
Во-вторых, ввиду неизбежного возникновения после поражения Советского Союза необходимости восстанавливать и кормить эту экономически отсталую страну. (Об оккупации такой огромной территории, очевидно, не могло быть и речи. Так же как о создании на ней сколь-нибудь эффективного «марионеточного» правительства).
В-третьих, развитие партнерских торговых отношений с миролюбивым Советским Союзом, ввиду его необъятного потребительского рынка, огромных запасов полезных ископаемых, нефти, газа и дешевизны рабочей силы, открыло бы для США и Западной Европы великолепные перспективы развития собственной промышленности, обеспечивающей экспорт. А следовательно, и колоссальный рост числа рабочих мест, занятости населении этих стран.
Что же касается СССР, то многократное снижение неэффективных расходов на содержание и развитие военной промышленности в сочетании с весьма и весьма значительным ростом экономического сотрудничества с Западом вывело бы, наверное, нашу страну к настоящему времени на уровень наиболее развитых стран мира. Ведь это сотрудничество включало бы в себя как импорт передовых технологий, так и прямые инвестиции западного капитала в производство товаров народного потребления и сельское хозяйство СССР.
Для конверсии военной промышленности в подобных благоприятных условиях мы могли бы предоставить ненужным военным заводам 2-3 года на переоборудование и освоение производства конкурентоспособной мирной продукции с сохранением на это время заработной платы рабочих и специалистов. Они же сами, нередко проживающие в закрытых военных городках, осуществляли бы и перепрофилирование своих заводов и свою собственную переквалификацию. В таких условиях было бы возможно осуществить постепенный переход к рыночным отношениям. Наконец, демобилизация большей части армии возвратила бы массу солдат на производство и в сельское хозяйство. Она же позволила бы из числа уволенных в запас офицеров укомплектовать дееспособную и некоррумпированную милицию.
Все это, конечно, фантазии, прикрываемые пресловутым «если бы». Но не исключено, что и сегодня некоторые аспекты этих фантазий могли бы стать реальностью с учетом ситуации, сложившейся в мире к началу XXI века.
