В старших классах школы меня приобщила к опере соученица Ира Глазова. Мама ее называла «театральная Ирина». Никакого «романа» у нас с ней не было. Только увлечение оперой. Мы оба восхищались знаменитым тенором Иваном Козловским. Билеты в Большой театр в довоенные времена были относительно дешевы, и мы не пропускали ни одной новой постановки с участием нашего кумира. В выпускном 10-м классе с компанией моего соседа по квартире Льва Штейнрайха (впоследствии актера Театра на Таганке) я приобщился к симфонической музыке. Компания была «богемная» — все будущие театральные критики, среди них и мой друг на долгие годы Саша Свободин. «Богема» в те строгие времена обозначала посетителей симфонических концертов и... только что открывшегося «Коктейль-холла» на Тверской, где мы заказывали, в основном, мороженое.
В 52-м году, вскоре после женитьбы, мы с Линой решили приобрести только что появившийся в продаже радиоприемник «Мир» производства рижского радиозавода. Его большая деревянная полированная коробка с двумя полуколонками по краям обеспечивала, по утверждению знатоков, очень хорошее звучание. (Отстояли за ним ночь в очереди.) К приемнику купили электропроигрыватель и стали понемногу собирать пластинки: записи опер, симфонической музыки и вокалистов. Когда набралась приличная коллекция, объявили нашим друзьям-сверстникам и нашим ученицам-школьницам (мы оба работали в 9-х классах женской средней школы) о том, что каждую среду будем устраивать концерты на дому для всех желающих.
Наша комнатка на старой квартире была маленькая — узкая и длинная. В ней только и помещались: письменный стол у окна, широкая тахта, покрытая спускавшимся со стены ковром машинной работы, и в ее головах тумбочка для белья, на которую мы водрузили наш «Мир», а на него — проигрыватель.
«Музыкальные среды», как мы их окрестили, имели успех. Приходили и друзья, и ученицы. Человек 7-8, редко 10, поскольку всем приходилось тесниться на тахте и трех стульях, которые удавалось еще втиснуть в эту комнатку. Эти концерты (в осенне-зимний сезон) продолжались в течение четырех лет, до рождения в 57-м году нашего сына Андрюши. Его кроватку пришлось поставить в ту же комнату.
Спустя двадцать семь лет счастливое совпадение обстоятельств побудило нас с Линой возобновить «музыкальные среды». Летом 85-го года мы принимали у себя дома, в просторной кооперативной квартире на Юго-Западе Москвы главу французской фирмы «Гилсон», выпускавшей биохимическую аппаратуру, Эрика д'Отри, с которым я был связан не только закупками этой аппаратуры, но и подружился. Он привез мне в подарок японский портативный магнитофон очень высокого качества. В это же время благодаря успеху за рубежом моих книг по «Методам исследования» представилась возможность купить в «Березке» на чеки Внешторгбанка комплект японской аппаратуры для воспроизведения звука. И еще одно совпадение: наш Андрюша, которому уже было 28 лет, свел дружбу со своим сверстником Сережей Лебедевым, хранителем учебной фонотеки Московской консерватории. С пластинок этой фонотеки Сережа переписал по своему квалифицированному выбору для меня на магнитофонную пленку два десятка кассет. Потом он, нарушая соответствующие запреты, давал мне по одной пластинке (на день), которую я переписывал сам.
Мои французские друзья: Эрик, его подруга Мари-Жозе и сотрудник фирмы «Гилсон» Жан-Пьер Манже привозили во время очередных выставок в Москве или присылали с оказией кассеты из Парижа.
Потом, когда я сам получил возможность посещать Францию, то каждый раз покупал несколько кассет. А сосед по дому нашей давней парижской приятельницы Лили Эпштейн, доктор Мишель (большой меломан) переписал для меня несколько превосходных вещей из своей богатой фонотеки.
Таким образом, к осени 85-го года у меня образовалась очень приличная коллекция из более чем ста двадцати кассет с первоклассными записями симфонической музыки в исполнении всемирно известных оркестров, дирижеров и солистов. Был составлен каталог. На 15 сентября назначили открытие первого сезона. Всем близким друзьям и некогда связанным со мной по совместным выездам в лес и на слеты КСП ученикам 179-й школы (81-й год) были разосланы по почте приглашения.
Был разработан регламент наших музыкальных сред. Наибольшая из трех комнат квартиры (мама уже умерла) превращалась в музыкальный салон. Стоявший у боковой стены диван поворачивали на девяносто градусов — лицом к звуковой установке, смонтированной у дальней от окна стены. Впереди него выстраивались рядами все наличные в доме стулья и табуреты. Получался «зал» на 25 мест. Если их не хватало, на полу укладывались съемные подушки от диванов и кресел. Круглый стол из этой комнаты, обычно служившей столовой, перекочевывал в спальню Лины, превращенную в «буфет». На стол водружался старинный самовар с вмонтированным мною в его трубу электронагревателем, все имеющиеся в доме разнокалиберные и разномастные чашки и два-три блюда с бутербродами — ведь слушатели приезжали прямо с работы или из вуза. Бутерброды с сыром и дешевой колбасой мы с Линой заготавливали непосредственно перед вечером в количестве от сорока до ста штук — в зависимости от ожидаемого числа слушателей.
Музыкальная программа начиналась в 19-30. Однако самовар кипел и бутерброды были готовы часом раньше. Приезжать рекомендовалось пораньше, чтобы спокойно выпить чаю, «заморить червячка» и... пообщаться. Это свободное общение было едва ли не самой интересной частью вечера. Начиналась новая эпоха. Генсеком партии стал Горбачев. Ожидали важных перемен в общественной жизни. Обменивались последними новостями, почерпнутыми из передач западных радиостанций, вещавших на русском языке. Спорили о том, что нас ожидает в ближайшем будущем. Некоторые из молодых были настроены весьма оптимистически. Мои сверстники в своих прогнозах проявляли большую осторожность. Однако те и другие придерживались определенно либеральных взглядов, высказывали их свободно в довольно широком и не вполне знакомом круге лиц. И одно это было внове и создавало приподнятое настроение. Дебаты нередко продолжались во время антракта между двумя отделениями концерта, а иногда и после его окончания.
Согласно регламенту, можно было приходить со своими друзьями, с которыми мы с Линой знакомились, стараясь выказать им максимальное гостеприимство. Некоторые молодые люди встретились здесь впервые, и это привело к двум заключенным на сей музыкальной почве бракам. Разрешалось также опаздывать к началу музыки. Дверь в квартиру оставалась все время открытой. Запоздавший гость мог тихо раздеться в прихожей, на цыпочках пройти в «залу», сесть на свободное место или расположиться на полу.
Программа на следующую среду согласовывалась с присутствовавшими и вывешивалась на небольшой афишке в коридоре. Так что приходящий вновь мог узнать, что его ожидает. Программу вечера и фамилии всех присутствовавших записывали в «летопись» наших сред. Всего за 5 лет была зарегистрирована 121 музыкальная среда. Впрочем, не все они были чисто музыкальными. В среднем каждая десятая была целиком или в одном отделении литературной. Так, например, 20 апреля 86-го года в первом отделении был «Пер Гюнт», а во втором, к 100-летию со дня рождения Гумилева, я читал его стихи. Закончил трагическим стихотворением Волошина «На дне преисподней», посвященное памяти Блока и Гумилева. Вечер памяти Анны Андреевны Ахматовой был целиком литературный. Его начала Лина рассказом о судьбе поэтессы, по воспоминаниям Лидии Корнеевны Чуковской и лекции Шилова. После чего я читал большую программу из 73 стихотворений Ахматовой (тогда у меня еще была нормальная память). Закончил я ее «Реквиемом», после чего поставили последнюю часть Реквиема Моцарта. И наконец, несколько стихотворений, записанных самой Ахматовой — ее живой голос! В среду 8 февраля 90-го года читал стихи Пастернака — за два дня до 100-летия со дня его рождения.
Три литературные среды были посвящены моим записям на магнитофон творческих вечеров Булата Окуджавы, Александра Городницкого и Юлия Кима. 24 апреля 87-го года читали в рукописи пьесу Горенштейна «Бердичев». У нас его тогда не печатали, вскоре он эмигрировал в Германию. Восемь вечеров подряд, во втором отделении, я читал по рукописи свою «Историю афинской демократии». Два вечера подробно рассказывал впечатления от поездок во Францию. Один вечер (21 февраля 89-го года) — о предвыборном окружном собрании по выбору делегатов на 1-й съезд народных депутатов, на котором я присутствовал. С магнитофонной записью ответов на вопросы Бориса Ельцина.
