Поощряя развитие искусств, Перикл надеялся поднять нравственный уровень своих сограждан. Но этого оказалось недостаточно. Нравственная основа общественной жизни Афин была подорвана. После смерти Перикла все вырвалось наружу, и Афины покатились по наклонной плоскости вниз. Мощным толчком в этом направлении послужила эпидемия чумы (унесшая и Перикла).
Дальнейшую историю Афин вплоть до их окончательного падения можно коротко охарактеризовать как историю безнравственного, некомпетентного и своекорыстного правления демагогов. Оно происходило на фоне перманентной гражданской войны (с переменным успехом) между, так сказать, «демократами» и олигархами. Эта кровавая война была смертным приговором для афинской демократии. С ее бесславной кончиной было навсегда утрачено могущество и процветание самих Афин.
7 ноября 1985 года (из дневника)
«...Задача — показать, что счастливая жизнь граждан определяется именно состоянием нравственности, а не государственным устройством. Хотя они, разумеется, тесно связаны друг с другом.
Зачем и для кого все это писать — неясно. Будь это уже написано, о печатании сейчас нечего было бы и думать. Но времена могут измениться. Во всяком случае для ограниченного круга читателей, особенно молодых, написанное может быть доступно в рукописи. Дело это мне представляется нужным. Сейчас всем мыслящим людям ясно, что наша общественная жизнь (да и западная тоже) зашла в тупик. Чтобы ее постепенно перестраивать, надо нащупать почву для перестройки. Ею, по моему убеждению, может быть только утверждение нравственности, то есть доброжелательного отношения людей друг к другу. Добиться этого нельзя никакими реформами, а тем более переворотами. Только терпеливой работой воспитания молодых поколений. Эту работу должны взять на себя люди мыслящие и интеллигентные. Для них я и хочу примером из античной истории подтвердить свое видение перспектив развития современного общества... Античность нам в определенном смысле ближе, чем средние века и даже чем относительно новое время, потому что у древних, как и у нас теперь, не существовало религиозного нравственного начала. Христианская религия (исключая самое раннее христианство) и церковная практика перемешали нравственность с фанатизмом и нетерпимостью. Потом пустили с торгов то и другое. В результате нравственность в значительной степени была заменена ханжеством, а корысть и ненависть расцвели пышным цветом...»
29 декабря 1985 года (из дневника)
«...Работа над греками идет неплохо. Закончил драматургию, перечитал снова всего Аристофана. Сейчас повторно читаю Фукидида и выписываю довольно много дополнительного. При первом чтении неясен был общий замысел книги и потому порядочно пропустил того, что нужно было «заприходовать».
Читаю по 100 страниц в день. Режим сейчас (зимой) таков. Встаю в 7. Зарядка, завтрак и к 9-15 в Ленинку. Работаю до 2. Потом — на наш летний теннисный корт. Расчищаю снег у тренировочной стенки и в течение часа на свежем воздухе «отрабатываю технику» ударов. Потом домой: душ, обед и 30 минут — отдых. Обратно в Ленинку к 6 часам вечера. Еще 3 часа работы с источниками и к 9-30 домой. Художественная литература — в метро. Прочел с удовольствием «Наш общий друг» Диккенса. Сейчас читаю «Новеллы» японского писателя Акутагавы. Посмотрел два хороших фильма: «Проверка на дорогах» Алексея Германа и «Пацаны» Динары Аслановой...
Ближайшие планы: так же как Фукидида, перечитать и дополнить конспекты Геродота и Ксенофонта (~2 недели) и начинать обдумывать план изложения, а потом писать. Срок — 1 год».
7 января 1986 года (из дневника)
«Перечитал и дополнил выписки из Геродота и Ксенофонта. Принялся за Плутарха. Тут выяснилась досадная «накладка». При первом чтении я не очень заботился о выборе издания. Воспользовался «Избранными биографиями в переводе Лурье издания 1941 года и «Жизнеописаниями» в переводе Герье издания 1862 года. А оказалось, что в 1961 году вышли «Сравнительные жизнеописания» — научное издание в новых переводах. Если когда-нибудь (а вдруг!) моя не написанная еще книга будет издаваться, то ее редактор, естественно, потребует цитирования по последнему изданию. Черт с ним! Сделаю лучше сейчас. Так что, перечитывая и дополняя, еще и переписываю наново то, что было выписано раньше. Как со всяким досадным трудом, хочется разделаться с этим поскорее. Поэтому работаю плотно. Вчера, например, «отработал» биографии Солона и Фемистокла. Сегодня собираюсь разделаться с Аристидом и Кимоном. Потом день на Перикла и полдня на Алкивиада. К концу недели надо со всем этим закончить. Начать перечитывать конспекты и думать...»
14 января 1986 года (из дневника)
«Итак, все кончено!..» Позавчера завершил подготовку материалов для книги. Добавил еще один диалог Платона, которого у меня не было. Все! Хватит. Пересчитывать страницы конспектов — лень. Но с учетом интенсивной работы последних двух недель, их не менее 1100.
Закончился однообразный, изнурительный, но простой и привычный труд отбора, конспектирования, накопления материала. Не нужно более спешить в библиотеку, не висят над душой сотни еще не прочитанных страниц. Тишина, покой! Надо начинать плавание, оттолкнуться от берега. Как? «Куда ж нам плыть?» Страшновато...»
27 января 1987 года (из дневника)
«Пишу в Звенигороде, в гостинице, куда уехал один на недельку — отдохнуть и походить на лыжах. Дело в том, что книга моя, увы, написана.
«Миг вожделенный настал:
окончен мой труд многолетний
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или жаль мне труда,
молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой,
друга пенатов святых?»
Машинистка начинает печатать второй, переработанный вариант рукописи. Дальше, если прочитают Сашура и Натан, сделают свои замечания, то, возможно, будет еще одна переработка. Но пока все, что я мог — сделано. И не только мной, но и Линкой. Она прочитала весь переработанный вариант и выловила из него кучу «блох» — стилистических огрехов, повторов и прочих незаметных автору небрежностей. Я все покорно и с благодарностью выправил.
Явно нет у меня вкуса к настоящему писательству, поиску «магии слова». После того как мысль выражена достаточно точно и кратко, мне неохота искать лучшие, более яркие или там образные выражения. Мысль от этого ничего не выиграет! Если пользоваться высокими определениями, я не художник, а мыслитель. Что и естественно, если принять во внимание опыт почти всей жизни. Наверное, и не надо пытаться изменить эту ситуацию. Будь самим собой! И постарайся сделать максимально возможное в этом качестве.
По сравнению с первым вариантом рукопись сокращена процентов на двадцать».
21 февраля 1987 года (из дневника)
«18-го на «среде» читал ребятам очередной кусок из своих «греков». Кульминационная точка книги — моя оценка деятельности Перикла и Сократа. Слушали очень хорошо, с полчаса задавали вопросы, а потом до полуночи в «курилке» (то есть на кухне) дискутировали на тему о возможности «направляемой демократии» и прочем в связи с прочитанным. Выпросили у меня третий экземпляр рукописи для того, чтобы прочитать то, что пропустили из предыдущего. Интерес живой, и это очень приятно. Может быть, я действительно написал нечто стоящее. Дима Юшин предложил организовать ксерокопирование рукописи, разделив ее по частям, так как многие из них имеют доступ к ксероксам и ЭВМ. Не думаю, что это реально, но само желание — лестно. Кстати, Леша Иванов сказал, что на мехмате «ходит» мой реферат по Толстому («Общественные и религиозные взгляды Л. Н».). Наверное, его пустило по рукам семейство Гамбарянов, которые в прошлом году его размножили. Так что «дело дает ростки».
В начале июня Натан Эйдельман сказал, что прочитал мою рукопись. Я его затащил к себе домой. Удивительный он все же человек! При такой собственной нагрузке он действительно прочитал (не «пролистал») всю рукопись. Я в этом убедился, когда выслушал его разбор рукописи. Все записал на магнитофон. Буду вдумываться. Замечания есть, но возражений нет. Он сказал, что ему все было интересно. Сам тоже высказал много интересных мыслей. Но одно из его предложений поставило меня в тупик. Он посоветовал включить в книгу обзор эволюции идеи демократии в последующей истории — от Монтескье до американской конституции! «Не по Сеньке шапка!» Он все мерит «аршином» своей эрудиции.
