Впрочем, еще очень рано делать заключения. Надо почитать, вжиться в эпоху, сопоставить свидетельства разных авторов, понять психологию рядовых граждан... К примеру, это легкое отношение к смерти! Закон казнил за не слишком серьезные преступления, и всеми это принималось как должное. Зато подсудимый, которому грозила смертная казнь, имел право отказаться от суда и предпочесть изгнание из Афин. Но, по-видимому, мало кто этим правом пользовался. Позор был страшнее смерти. Изгнанный из отечества уже нигде не мог стать полноправным гражданином. А главное, лишившись возможности быть похороненным у стен родного города по принятому в нем обряду, он обрекал свою бессмертную душу на вечные скитания».
Все это, конечно, было любопытно. Но борясь часами со сном над Фукидидом, делая бесчисленные выписки и втискивая «коленом» в свою склеротическую память имена и даты, я иногда думал: «Зачем мне все это? Не пожить ли оставшиеся годы просто для удовольствия? Ведь всю жизнь трудился как проклятый!»
Потом прогонял малодушные сомнения: «Зачем? Наверное, затем, чтобы чувствовать себя счастливым. Зачем же еще? Для меня это почему-то определяется сознанием того, что живу с пользой для других. В сиюминутной пользе достижений науки и техники я разочаровался. Смысл имеет только установление разумного и гуманного способа сосуществования людей в обществе. Без этого все пойдет прахом — рано или поздно! Возможно ли такое сосуществование в принципе? Каким его можно вообразить? Мне кажется, что если я отвечу себе на эти вопросы, то смогу жить спокойно и счастливо, делая хоть что-нибудь в этом плане. Пусть даже эта деятельность не даст ощутимых результатов, а мир будет и дальше катиться к пропасти — я буду делать то, что должно. («Fais ce que doit, advienne que pourra»[7], как любил говорить Лев Толстой). Быть может, только в этом смысл и счастье жизни. А если сможешь этому научить и таким образом сделать счастливыми несколько десятков молодых людей, которые будут жить, когда тебя не станет, то чего же еще желать?
А далее... Бог знает. Не я ведь один ищу дорогу. Быть может, семена правды и доброты рассеяны по всей Земле, но мало знают друг о друге. Каждое дает росток, а все вместе — урожай «сам-десять». И так в одном поколении за другим. Быть может, и оттеснят злой сорняк нынешней жизни? Это хоть какая-то надежда. Без нее жизнь — просто бессмыслица».
Такие благие мысли приходили и вновь уходили. Надежды на спокойную и счастливую жизнь опять сменялись унынием. Единственное, на что я мог рассчитывать в плане доведения до конца задуманной работы, — это мое неординарное упорство...
26 ноября 1984 года (из дневника)
«Способности у меня всегда были лишь «выше средних», но упорства — с избытком. Когда-то мой приятель по Академии, Леонид Дмитриев, метко сказал: «Есть отличники широкого лба, а есть — широкого зада». Я из этой второй категории. Меланхолически думаю об этом, взирая как бы со стороны на свои занятия античной историей. Курьез, да и только! Заняться историей при почти полной потере памяти. Я слишком много учился в своей жизни: фактически три вуза, два иностранных языка (в зрелом возрасте!), химия и биология — самоучкой. Книги, книги, экзамены без конца. Да еще стихи. Ячейки памяти выработали свой ресурс! Давно запомненное сохраняется (к примеру, Пушкин). Выученное позднее легко стирается (науки, новые стихи) и требует регулярного обновления. Нечто новое — не запоминается вовсе. Втискиваю, как в переполненный чемодан. Недавно, выйдя из читальни, где я только что прочитал пару комедий Аристофана, спросил себя, о чем они и как называются. Еле-еле вспомнил. К чему же труды сии? Включаю отработанную годами привычку к упорядоченному конспектированию. Так, чтобы помнить только, где записана квинтэссенция прочитанного. В случае нужды перечитать за день то, что осваивалось месяцами. А от этого резюме, если надо, перейти к более полному конспекту оригинала.
За последние пять месяцев, помимо беглого чтения двух университетских учебников, «отработал» следующих древних авторов: Гесиод, Фукидид, Геродот, Ксенофонт, Платон, Аристотель, Лисий, Исократ, Демосфен, Плутарх, Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан. Из современных: Бузескул «Афинская демократия», «Перикл» и Поль Гиро «Частная и общественная жизнь греков» (перевод с французского). В общей сложности около трех тысяч страниц. Отработка происходит следующим образом. Первое чтение — беглое. Задача — выловить интересные для меня (и будущего читателя книги) места, отметить их легкой галочкой на полях (потом стираю). Это — самое трудное. При быстром чтении без пропусков мозг должен работать очень быстро и интенсивно, чтобы успеть оценить значимость прочитанного. Быстро устает. Через пару часов нестерпимо хочется спать. В Ленинке — особенно. Может быть, сказывается отравленный автомашинами воздух центра города. Через каждый час делаю перерыв, чтобы прогнать сон. Быстрая прогулка по лестницам библиотеки с первого этажа, где мой зал, до самого верха и обратно. Иногда 3-5 минут — на улицу. В конце рабочего дня (6-7 часов) усталость и сон так наваливаются, что приходится через каждые десять минут на минуту-другую закрывать глаза. Мучение да и только! Производительность 80-100 страниц за день.
Второй этап — по отмеченным местам. Чтение спокойное, взвешенная оценка и, если того стоит, запись в конспект. Предпочтительно — фрагмент из оригинала (с указанием страницы) для возможного цитирования. Если фрагмент того не стоит, то его краткий пересказ. Так образовалось уже 200 листков «первичных конспектов» (мелким почерком, тесными рядами на обеих сторонах листка. Они вынимающиеся, на кольцах. Эта стадия не столь утомительна: мозг работает в нормальном режиме, а во время записи отдыхает.
Третий этап — организация законспектированного материала. Листки конспектов пронумерованы с сокращенным указанием автора. Например, Плтх 8' означает обратную сторону 8-го листка из конспектов Плутарха. Кроме того, каждый законспектированный фрагмент помечаю цветным фломастером, относя его по содержанию к одному из основных разделов: факты истории, общественное устройство и политика, психология и религия, быт и нравы. Это позволяет конспекты из произведений разных авторов сгруппировать тематически».
В ближайшее время намечаю «отработать» три иностранные публикации специального характера: Cloch P. «La democratie athenienne». Paris, 1951; Hignett C. «A history of the Athenian Constitution to the End of Fifth Cenrury». Oxford, 1952; Homo L. «Pericles. Une experience de democratie dirige «. Paris, 1954. Все они есть в Ленинке. Особенно интригует «демокраси дириже». Из трагедий и особенно комедий выписал то, что характеризует быт, нравы и взгляды древних греков. Знакомство с памятниками скульптуры и архитектуры пойдет по книге Виппера «Искусство Древней Греции» (есть у меня дома). У философов меня интересуют только их взгляды на общественную жизнь и государственное устройство (Платон «Государство» и «Законы»; Аристотель «Политика»). Влезать в дебри их общефилософских воззрений мне не имеет смысла.
Познай самого себя! В поздние годы понимаешь, как это важно и трудно. Начинаю отдавать себе отчет в том, что хотя способностей у меня в течение долгой жизни обнаруживалось немало, некий талант есть только один — популяризатора, компилятора и учителя. Систематизация материала. Отсев на первостепенность значения. Пересказ хорошо понятого в ясной, легкодоступной для читателя или слушателя форме — только это удавалось и удается. Из этого и следует исходить!
14 декабря 1984 года (из дневника)
«Полагаю, что, прочитав более трех тысяч страниц из сочинений и свидетельств древних авторов, сделав из них подробные выписки, я располагаю материалом, в котором главное из греческой истории уже содержится. И этого главного не знают миллионы людей, вскользь коснувшихся античной истории в школе. А ей-богу, им было бы интересно и полезно (как мне) это узнать. А можно ли осмыслить исторические факты, не будучи профессиональным историком?.. Но ведь в этом есть и свое преимущество. Эти миллионы людей не историки, а инженеры, служащие, рабочие, учащаяся молодежь. Историк не может увидеть Историю их непрофессиональными глазами. А я могу! И могу пересказать, отобрав то, что нам, простым смертным, важно увидеть и по-своему понять.
