– И последнее! – Брейн Лихмонт заканчивал беседу с Жаннет, но напоследок в ее разгневанные костры решил плеснуть масла. Это его забавляло. – Мне не нравится, как ты ведешь переговоры. Выброси своего Карнеги на свалку – иногда не грех и по столу ударить.

Жаннет сидела напротив Лихмонта, по другую сторону длинного стола. Она испытывала к этому человеку огромную неприязнь, но на этот раз решила промолчать. Жаннет знала, что разговор близится к финалу, и ей не терпелось поскорее покинуть прокуренный ублюдком кабинет.

Словно о чем-то раздумывая, Брейн включил вентилятор, закинул ноги на письменный стол и закурил.

Сегодня Брейн был аккуратно причесан, гладко выбрит и, к еще большему изумлению Жаннет, явился на работу в чистой зеленой рубашке и отглаженных брюках. В правой руке Брейн держал сигару, с толстой шеи его текли струйки пота. Ублюдок вынул из кармана чистый носовой платок и вытер шею. И с тем же спокойствием стряхнул пепел с сигары не на пол, как происходило всегда, а в пепельницу.

Брейн был лысоватым, плюгавым и упитанным, и Жаннет показалось, что в наглаженных брюках и чистой рубахе он выглядит гораздо нелепее. Он вдруг напомнил ей изъеденного молью плюшевого медведя, приодетого по случаю Рождества. От этой мысли Жаннет стало смешно, и она иронично улыбнулась в лицо Брейну.

– Плюшевые медведи едят манную кашу? – спросила Жаннет.

– Что? – непонимающе заморгал Брейн.

– Я думаю, что едят, – не дожидаясь ответа, произнесла она. – Только они не всегда знают, что плюшевые медведи – это они.

– О чем это ты?

– Скоро узнаете… – Жаннет сжала кулачки и ударила ими по столу. Вулкан ее негодования, еще мгновение назад казавшийся безобидным, неожиданно взорвался.

– Во-первых! – произнесла Жаннет, поднимаясь со стула. – Вы ведь знаете о смерти моего мужа, могли бы и помягче. Вы явно не человек. А во-вторых, – продолжила она, – я вам не ДЕТКА. Прижмите свой вонючий хвост. Мы, женщины этого банка, подаем на вас в суд.

Жаннет вплотную подошла к Брейну, готовая при первой же его фривольности залепить пощечину.

– Поэтому извольте меня называть на Вы. Я не шлюшка из подворотни и заставлю себя уважать даже такого ПЛЮШЕВОГО МЕДВЕДЯ, как вы.

Глаза Брейна, ничего, кроме флегмы, до сего момента не выражавшие, вдруг забегали по сторонам. И Жаннет невольно оказалась свидетельницей прелюбопытнейшей метаморфозы, сменившей в Брейне вальяжного удава на загнанного в угол кролика. Брейн сбросил со стола ноги и спешно затушил сигарету.

– Да, да… Может быть, – он выдержал паузу и выдохнул: – Может, вы и правы, мисс Жаннет. Приношу свои извинения!

Подобных слов от этого человека Жаннет никак не ожидала. По обыкновению Брейн считал ниже своего достоинства извиняться перед женщиной.

– В общем-то, я не за этим вас вызвал, – произнес он, пряча глаза.

Брейн выждал, когда Жаннет успокоится, и, вынув из кармана вчетверо сложенный лист, протянул его.

– Забудем старое. Несмотря на неприязнь к вашему полу, я все же ценю вас… как специалиста. Мне нужна ваша помощь. Так… хочу провернуть одну финансовую операцию. Здесь список кое-какой литературы. Нужно отыскать эти книги в Национальной библиотеке и ознакомиться с ними. А завтра я познакомлю вас со своим планом, и вы выскажете свое мнение. На сегодня вы свободны.

Перед тем как развернуться, Жаннет обратила внимание на мусорную корзину за креслом Брейна. В ней лежал его любимый порножурнал. Это показалось ей весьма странным…

Когда она покинула кабинет, Брейн снова водрузил ноги на стол и вальяжно закинул за голову руки. Как и прежде, это был удав, глаза которого сверкнули ярко-зеленым огнем.

– Молодец, девочка, молодец! ПЛЮШЕВЫЕ МЕДВЕДИ питаются только манной кашей…

…Жаннет вошла в свой кабинет. Ее мысли путались в каких-то лабиринтах и искали выхода.

Наглаженные брюки. Чистый носовой платок. «Я приношу свои извинения». Порножурнал в мусорной корзине.

Жаннет опустилась в кресло за рабочим столом и включила кондиционер. Последнюю неделю температура воздуха ниже двадцати семи не опускалась. Ей хотелось поскорее оказаться под прохладным душем. Наконец, Жаннет привела мысли в порядок – она их попросту отбросила в сторону, сняла со спинки стула сумочку, поднялась, намереваясь уйти, но вспомнила о компьютерном диске. Открыв ящик стола, она вынула желтый плотный конверт и, не удосужившись проверить его содержимое, положила в сумочку. Отчего бы не посмотреть его дома еще раз. Перед тем, как отнести в полицию.

Жаннет остановила машину на стоянке, недалеко от узорчатой металлической часовой башенки – уменьшенной копии лондонского Биг-Бена. Поставленная лет сто назад часовая башенка была, пожалуй, первым украшением весьма непрезентабельного в прошлом поселения и явно произвела сильное впечатление на островитян. А о домоседах и людях несведущих родилась даже местная поговорка "Да он и часов-то не видел".

От перекрестка, где роль "пятачка", "точки отсчета" и места свиданий традиционно отводится знаменитой часовой башенке, отходят главные артерии столицы. Широкая дорога ведет в старый порт. Это знаменитый Длинный пирс. Метрах в двухстах от местного Биг-Бена на Длинном пирсе стоит ладный, аккуратный двухэтажный дом. На его первом этаже – музей, а на втором – библиотека с отличным литературным фондом.

Дверь главной комнаты музея открывается прямо на улицу – без всяких вестибюлей и тамбуров. Посетители буквально натыкаются на один из исторических памятников сейшельской истории – большой каменный резной куб, знаменитый французский "камень владения", установленный капитаном К. Н. Морфи в ноябре 1756 года на территории нынешней Виктории. Однако история города начала летоисчисление с другой даты – с 1778 года, когда возникло первое французское поселение на Маэ под названием Этаблисман дю руа, что значит «Королевское поселение».

Жаннет шла по Длинному пирсу медленно и задумчиво. С каждым шагом она погружалась в воспоминания, клубок которых был соткан из великолепия зрительных образов, запахов и звуков.

Жаннет потерянно смотрела под ноги, временами вскидывала усталый взгляд на шоссе, на кроны кокосовых пальм, иногда оглядывалась на несущий прохладу океан и бесконечные мачты рыболовных и прогулочных яхт. Все это были зрительные, реальные образы, среди которых не хватало лишь образа Андре. Отныне этот образ жил только в воспоминаниях.

Среди множества окружающих Жаннет звуков – криков белых крачек, шелеста веерных пальм, биения в пирс зеленоглазой волны, будничного гомона разношерстных туристов, рокота разнокалиберных двигателей и плачущего скрежета корабельных рей – не было дыхания любимого человека, его обжигающих сердце вздохов и простых будничных слов. Всего этого уже не существовало, а если и существовало, то где-то там, в подсознательных глубинах памяти Жаннет.

Молодая женщина также помнила горьковатый, терпкий запах его губ – запах кубинских сигар. Но на пирсе, среди запахов выделяемого водорослями йода, горелого машинного масла, выхлопных газов, свежей рыбы, бистро и пиццерий – этого запаха не было.

Он был только в сознании, которое отказывалось верить в реальность происходящего. НО АНДРЕ БЫЛ МЕРТВ, И ЖАННЕТ ВЫНУЖДЕНА БЫЛА ПРИЗНАТЬ – ЭТО РЕАЛЬНОСТЬ!!!

Здесь, на Длинном пирсе, все напоминало о тех днях, когда она, Жаннет, встретила своего будущего мужа Андре Кришелье.

Их знакомство не отличалось оригинальностью. Скорее, наоборот. Простота и банальность, с которой Андре подошел к девушке и спросил ее имя, обезоружили Жаннет.

Могла ли она тогда предположить, что встреча эта станет преддверием одной из крупных во вселенной шахматных партий, в которой ей отведена роль светлой пешки, оберегаемой, как ни парадоксально, темной стороной света.

Между ними завязался разговор, и, позабыв обо всем, они вскоре уже лежали на пляже, купались в океане, говорили о жизни, целовались. Она была очарована им, а через три дня Андре сделал ей предложение.