«Вот и служба, снова в строй, страна зовет, пора в поход», – радостно подумалось мне, когда бежал к себе, на площадь собираться. Тяжело бывает стране своей помогать, а сердце поет. В такие моменты мужчина понимает, что родился он не для того, чтобы в офисе жопу давить и в ресторанах пузо отращивать, а именно для этого – служить и защищать. В комнате кто-то порядок навел, грязную одежду унесли, на кровати – свежая чистая рубаха, пол подметен и вымыт, на столе в глиняной крынке – полевые цветы: красота. На сердце потеплело: Заря, Зорюшка, Заринка. Ну слава богу, здесь любимая, еще свидимся. Быстро оделся: кольчуга, шлем, наручи, сапоги, поножи. Взял большой каплевидный щит, меч, кинжал – готов молодец. Только бы не пришлось своих бить, нету в этом никакой славы.
Подошел к казарме, там уже от блеска начищенного металла глазам больно. Сивуха, из сыновей грома, возвышался над толпой простых отроков, как скала в море. За ним стояли еще с десяток таких же богатырей, в полной амуниции. Я присоединился к ним. Сивуха меня заметил, кивнул. Через полчаса, как видно, все собрались. Площадка перед казармой и все окрестные улицы были забиты вооруженными людьми. Сынов грома стало уже человек тридцать. Сивуха назначил командиров отрядов, те стали народ делить и строить. Мне приказал идти с ним на Дикопольскую. Наш отряд построился по двое, мы с Сивухой впереди, забегали меж нами иноки в черных рясах, произнося молитвы и кропя святой водой. Не успели священники молитвы произнести, как на главной башне детинца захлопало на ветру огромное черное полотнище. Сивуха молча двинулся на юго-восток. Колонна наша двинулась по пустынным улицам Славена, почти бегом мы пришли на широкую, мощенную дубовым горбылем улицу где-то через час. Сивуха крикнул:
– Мы на месте! Занять всю ширину Дикопольской и двигаться к Славенской площади!
Воинство, пыхтя и отдуваясь, – все-таки за сынами грома угнаться не так просто, – стало заполнять широкую Дикопольскую железным потоком, и с Протасовской улицы выходили все новые и новые шеренги, их шествие казалось бесконечным. Сколько же мы народу сюда привели? Не меньше нескольких тысяч, вот тебе и кустодия – считай, добрая дивизия. Шли мы, пока не увидели толпу людей, которые стояли, сидели вдоль стен, висели гроздьями на фонарных столбах. Над людским морем разносились слова князя: «…если сделаем по слову Анатолия и уплатим Аману, много жизней убережем, но души свои не спасем, Русь Святую с заветами ее попраем. Не злато дорого, не серебро, что металл – тлен и суета, что богатства земные перед вечным сиянием истинной веры. Если станет дружина княжеская по слову султанскому города православные зорить, храмы рушить, кто сердца их сохранит от скверны. Опоганятся, среди язычников жен станут брать, зашатается правда в душе, запоют со слов чужих о Бархударе и прочих идолах. Христос Спаситель наш креста не убоялся, кровь пролил и смертью смерть попрал за нас грешных. Великую муку принял, вкус предательства и суда неправедного испытал. А ведь мог отступиться, и миновала бы его чаша сия. Мог признать, что он не сын Божий и не Спаситель, а простой человек, сын Иосифа и Марии, оговорили его, и он не призывал разрушить храмы и низвергнуть ложных богов и кесарей. Но тогда, что бы стоили все его призывы воздвигнуть Храм в душе, освободиться от неправды бесовской. Можно молиться словами, а есть и иная молитва – поступком. Сегодня этот выбор – перед вами, жители стольного Славена. Говорю «перед вами» не потому, что отделил себя от вас, а потому, что выбор свой я уже сделал. И если решите платить, пусть так. Но я, с верными своими, басурманам не слуга, ибо сказано у апостола Матфея: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне»[55]. У меня господь один: Иисус Христос, Сын Божий. Ему и послужу, как умею. Если решите под руку басурманскую идти, отрекусь от престола дедина и отчего, приму бой, быть может, последний. Мертвые сраму не имут. Кто со мной, у воеводы записывайтесь, он вам оружие и броню выдаст, завтра оросим кровушкой землицу Русскую, во славу божию. Так какой ваш ответ мне, други православные?!»
На секунду мне показалось, что началось землетрясение: всколыхнулось людское море, и восторженный рев разнесся по округе, заговорил народ в полный голос. Кричали все: люди на площади, воины у меня за спиной, все как один. Затем стало потише, можно было различить отдельные возгласы: «Слава князю!», «Не посрамим!», «Ответим басурманам!» и другое, но в том же ключе. Ясно, что жители Славена постановили. Завтра – в бой!
Постояли мы еще с час, народ задвигался и начал по одному, по двое, группами побольше расходиться, подходить к нам, спрашивать, когда идти домой можно будет. Сивуха всем улыбался, объяснял, что вот-вот. Но княжеский стяг на башне реял, как и прежде. И тут вдруг произошло неожиданное: рядом с княжим стягом поднялось и затрепетало красное полотнище. Сивуха побледнел, но виду не подал, руку поднял, и стали все воины потихоньку на Протасовскую отступать. Народ не напирал, стоял спокойно, ждал, когда мы им дорогу дадим, на лицах воодушевление. Не слышно было ни криков, ни пальбы. Просто не верилось, что после такой речи, после чувства всеобщего объединения перед лицом страшной угрозы где-то там сейчас русские бьются с русскими.
На Протасовскую кустодия втянулась быстро, минут за десять. По сравнению с Дикопольской, здесь было тесновато, тем более что задние шеренги напирали на передних: очень всем хотелось посмотреть, что происходит. Но Сивуха быстро порядок восстановил: приказал строй держать, задним шеренгам разослать дозоры по близлежащим улицам и переулкам. Самого быстроногого отправить на Славенскую площадь к Осетру, узнать, как дальше быть.
А тем временем народ шел мимо нас бесконечной рекой, никто не нападал, более того, некоторые махали нам руками в знак приветствия, а пьяная компания, человек в шесть, нестройными голосами затянула «Многая лета, многая лета…», что было благосклонно принято окружающими, и скоро здравица зазвучала многоголосым хором. Но красное полотнище вместе с черным трепетало на башне детинца зловещим знамением бунта и братоубийства.
Меня же беспокоило странное чувство незримого присутствия. Какое-то неуловимое движение в уголках глаз, как будто кто-то прозрачный и очень быстрый крутился на границе видимости. Но при повороте головы снова уходил за незримую границу. Что ж, настала пора воспользоваться новыми навыками, и я замедлил время и увидел, что над толпой мельтешат прозрачные тельца смешных, уродливых человечков, они летят в сторону Степных ворот и утыкаются в радужную стену, но не оставляют своих бесплодных попыток, а бьются и бьются, но стена не пропускает их на ту сторону. Смысл происходящего ускользал от меня, так что я вернул себе обычное ощущение времени в надежде расспросить Сивуху. Но тут все разъяснилось само собой, из задних рядов пришла весть, что всадник от Осетра прибыл, кричит, что в княжеском тереме – измена, на башне флаг подложный, но снять его нельзя, в башне – мрассовцы. Пока их оттуда выбьют, будет страшная беда: шептуны до Степных ворот не долетают, а у Кудла с Сердюком приказ – по народу стрелять. Нужно нарочного к воротам слать, а Дикопольская народом забита, никак не пробиться. «Так вот они какие, шептуны-то», – не к месту подумалось мне. Я вдруг со страшной ясностью осознал, что сейчас произойдет. Воодушевленная, мирная толпа сейчас напорется на снаряды и пули охраны Степных ворот. Даже если жертвы будут невелики, весть об этом разнесется по всему Славену. Готовые сражаться за князя окраины будут возмущены и захотят отомстить. По всему городу пройдет волна стычек с дружиной, как неизбежность – пожары и новые жертвы. А завтра город вряд ли будет способен на ратный труд, мрассу попрут со всех сторон, считай, победа у Амана в кармане.
Я выглянул из-за угла, увидел только головы и спины – не пробиться, а время уходит, первые ряды уже недалеко от пушек. И я стал, впервые в жизни, искренне молиться: «Господи, убереги, господи Иисусе Христе, Сыне Божий, вразуми, помоги. Помилуй нас грешных, отведи напасть. Во имя Отца, и Сына, и Святого духа. Аминь». И произошло чудо! Нет, не было никаких архангелов с пылающим мечом, ничего такого. Я вдруг понял, что нужно делать, даже мимоходом посетовал на самого себя. Стоит дубина стоеросовая, шесть метров с гаком роста, защитник Земли Русской, и помощи просит, когда действовать нужно. Спасибо тебе, господи, за вразумление!
