Все указанные этапы и все последующие трансформации происходят в результате воздействия творческой силы – единицы, которая прилагалась по мере созревания мира для нового откровения. Причем сложение гораздо древнее отрицательной шкалы: понятие чисел, которые «меньше, чем ничего», возникло только в 15 – 16-м веках нашей эры.

Однако продолжим: следуя развитию творческих сил, возникло множество людей, они осознали себя как силу в общности 5+1=6 или 3+3=6, но в мире было множество вещей 2+2+2=6, и люди желали их. Это породило убийства, войны, разрушения – антропогенный фактор влияния на окружающий мир. В связи с этими событиями восприятие шестерки негативное, отрицательное.

Новый этап развития принес спокойствие, но многое и усложнил, особенно восприятие творческого начала, высшей воли универсума и бога, 3+4=7. Семерка породила стремление к покою и познанию, многие культуры почитают это число как священное. 5+2=7, творчество человека приложенное к вещам, понятиям, знаниям и др.

Восьмерка, которая у многих народов означает счастье и удачу, число противоречивое. С одной стороны, это 4+4, то есть двойной покой, с другой: 6+2, взаимодействие разрушения и всех вещей. А также множество вещей 2+2+2+2. Неудивительно, что этим же символом обозначают бесконечность, так как число самое многоплановое, но, безусловно, творческое и позитивное. Вообще чем число больше, тем выше его творческий потенциал:1+1+1+1+1+1+1+1+1=8.

Девятка – число союзов, 3+3+3, число взаимодействия творчества и покоя 5+4, число пика человеческой цивилизации. Указывает, что время отдельных личностей прошло и настала пора человеческих объединений: партий, союзов, международных корпораций и т. д. Девятка – число магии, ведь на какое число его ни умножь, девятка всегда воспроизводит саму себя 8×9 = 72, 7+2 = 9, 9×12 = 108, 1+0+8=9 и т. д.

Разбудил меня утренний холод неподалеку от города Славена, Косматко костер уже разжег и возился с котелком, готовил нам завтрак. По его спокойствию я понял, что нам ничего не угрожает.

– А, проснулся, герой, вставай, там слева ручеек течет – умоешься, да позавтракаем, – с улыбкой сказал Косматко.

– А косорылые мне умываться не помогут? – в тон ему спросил я.

– Ну допустим, они не косорылее нас с тобой. Присмотрись при случае, а случай ждать себя не заставит – вот увидишь. Они копье твое еще вечером приметили, скоро пожалуют. Ждут, когда ты копье снимешь. А пока копье стоит, можешь хоть в пляс пускаться – твое право, – объяснил Косматко.

Ну что ж, понятно, подумал я, но меч взял с собой. Слева от стоянки действительно протекал небольшой ручей. Я не спеша умылся холодной и чистой водой и с осторожностью попил из ручья, помня о недавнем инциденте. Правила у местных приемлемые, где-то даже благородные. Но в военном смысле непонятные, разить врага надо везде и всегда – вот путь к победе, другого не придумали. Хотя надо поподробнее расспросить про воинские обычаи, пригодится.

Когда вернулся, Косматко подал мне обеими руками богатырский бутерброд: на целом хлебе кусок окорока и полный какого-то отвара котелок.

– На-ко, поправся. День у нас долгий предстоит. Теперь, чтоб к своим пройти, задания надо выполнять, – сказал Косматко.

– Какие задания? – заинтересовался я.

– А такие, какие мрассовцы тебе зададут. Уж какие придумают: может, бороться, может, из лука стрелять, бывает, и загадки загадывают. Три задания исполнишь – без боя к своим пропустят, а не исполнишь – нападут всем скопом, – ответил мой нынешний наставник.

– Так, может, того, обмануть их? Военную хитрость применить: копье до вечера не снимать, а ночью проскочить к своим, – предложил я.

– Ишь ты, хитер бобер, тока главного не допер! Ты хоть из другого канона витязь, а понимать должон, дураков везде хватает, да только счастливец их всегда встречает. Мрассу нас обложили и ждут, если копье до вечера не преклонишь, они ждать не станут. Навалятся со стрелками да конницей, и сыны грома у них есть, а как же, иначе они на Славен не сунулись бы. Так что доедай, и начнем, – продолжил наставления Косматко.

– Да что же ты, старый пень, вчера-то мне не объяснил, – рассердился я, – в ночь бы и попробовали прорваться.

– Чего о том болтать, объяснил же: традиция, – отрезал Косматко.

– Традиция, шмрадиция, – проворчал я в ответ, – а сказать надо было.

– Вот бы ты всю ночь и ворочался, думал – что да как. А теперь ты свежий да пригожий, на любое дело гожий! Да ты не сумлевайся, богатырь, сдюжишь! – подбодрил меня Косматко. – Я с тобой буду, ежели чего, подсоблю.

Хотел я чего-нибудь в ответ буркнуть, но сдержался. В самом деле, богатырь, а нюни распустил, как школьник: а мне не сказали, что контрольная будет, а я не готов. Готов, готов, еще как готов, эвон давеча урарайствовал, лихостью бахвалился – изволь, соответствуй.

Позавтракали, собрались мы с Косматкой и Каурым, придется копье снять. Только я его из земли вытащил, не успел к седлу приторочить, явились к нам гости: трое сыновей грома на огромных скакунах, правда, не таких мощных как Каурый, и с десяток обыкновенных всадников, на обыкновенных косматых коньках. Вот и выпал мне шанс присмотреться к черным мрассу, или мрассовцам, они же басурмане, они же бич божий, они же жорцы и июрзцы. Народец крепкий, жилистый, но помельче, чем в Славене. Даже сыны грома – мне по грудь. Одеты были гости шикарно: шелк, атлас, парча, дамаскет[43], сафьяновые сапоги, на кривых саблях сапфиры, рубины, изумруды. Хоть сейчас на картинку: были мы повсюду, грабили разного люду, кто нас видал, сразу сапоги снимал, а если без сапог, отдавал пирог, а не было пирога, пробовал батога, а некуда бить, приходилось зарыть.

Ясно, что не рядовые пожаловали. Но кроме сабель и луков – никакой брони: ни шлемов, ни кольчуг. Я на Косматку глаз скосил, тот молчит, на гостей спокойно смотрит. Значит, и я промолчу, по крайней мере не ляпну какую-нибудь глупость по незнанию. Гости тоже молчали и глядели на нас с нескрываемым интересом. Лица все молодые, самому старшему лет 30, не больше. И вот тут я понял, что разные они: с широкими глазами, с узкими, с карими, с серыми и даже с голубыми, лица скуластые и вытянутые, носы маленькие и большие, и брюнеты, и блондины, и рыжие – всякие. Вот это да, а я их за азиатов почитал, а тут: интернационал собственной персоной. Загадка, надо Косматку расспросить, потом, за семечками.

Выждав еще с минуту, Косматко важно провозгласил:

– Мы стояли, вы пришли.

– Приглашаем вас присесть, спеть, попить, барашка съесть, – откликнулся сын грома в самой богатой одежде.

– Это большая честь, кто оказывает ее нам? – так же важно продолжил старик.

– Я, Азамат, сын Раклы, мой отец великий и могучий султан, Аман Шестой этого имени.

Тут я чуть не подпрыгнул на месте, потому что в голове у меня раздался голос Косматки: «Гляди-ка ты, прынц пожаловал, младший, но прынц». Я мысленно проворчал в ответ: «Мог бы и предупредить, старый пень, напугал. Ты мысли мои постоянно читаешь?» «Да какой там постоянно, очень мне любопытно, что ты там в башке гоняешь. Ты думаешь, и корова поднимает хвост, знаешь, что общего – и в том, и в другом разе – навоз», – возмутился старый телепат. «Ладно, дедуля, не горячись, сам виноват, лучше объясни, как это он сын какого-то Раклы и султана, у него что, два отца?» «Ну а в вашем каноне таких вроде даже супругами признают». «—», – только и смог подумать я. «Рот можешь закрыть, – пошутил я, – веселился вовсю, внутри моей головы, Косматко, Ракла – его мать, видно, знатного рода, из белых мрассу скорей всего. – Только давай мы потом об этом поговорим, и головой не мотай, как блаженный».

– Я Тимофей, сын Тихона, – представился Косматко. Славно, и я буду знать, как его зовут, а то не до этого как-то было. «Представься, дубина», – опять продемонстрировал свои телепатические умения Тимофей Тихонович.