Весть пришла, что печаль моих горестных дней – не навечно.

Время – ток быстротечный. И бремя скорбен-не навечно.

Стал я нынче презренным в глазах моего божества,

Но надменный соперник мой в славе своей – не навечно.

Всех равно у завесы привратник порубит мечом.

И чертог, и престол, и величье царей – не навечно.

Так зачем возносить благодарность иль горько роптать?

Ведь и громкая слава великих мужей – не навечно.

На пирах у Джамшида певали: «Несите вина!

И Джамшид с его чашей в обители сей – не навечно!

Так пылай же, ночная свеча, привлекай мотылька!

Близко утро. И ночь, и сиянье свечей – не навечно.

Эй, богач! Загляни в глубину своей нищей души!

Горы злата, монет, самоцветных камней – не навечно.

Видишь надпись на своде сияющем: «Все на земле,

Кроме добрых деяний на благо людей,- не навечно».

Верь во встречу, надейся на память любви, о Хафиз!

А неправда, насилье и бремя цепей – не навечно!

Не откажусь любить красавиц и пить вино, и пить вино!

Я больше каяться не буду, что б ни было,- мне все равно!

Прах у порога луноликой мне райских цветников милей,

Всех гурий за него отдам я и все чертоги заодно!

Как надоели мне намеки, увещеванья мудрецов,

Я не хочу иносказаний,- ведь их значенье так темно!

Нет, не пойму я, что творится с моей беспутной головой,

Покуда в кабаке не станет кружиться быстро и хмельно.

Советчик мне сказал с укором: «Ступай, от страсти откажись».

Нет, братец, буду страсти верен: подруге предан я давно.

Того довольно, что в мечети не стану девушек ласкать,

А большей набожности, право, мне, вольнодумцу, не дано!

К наставнику виноторговцев я всей душой стремлюсь, Хафиз,

Его порогу поклоняться,- я твердо знаю,- не грешно.

Аромат ее крова, ветерок, принеси мне

И покой,- я ведь болен,- хоть на срок принеси мне!

Для души изнуренной дай хоть малость бальзама,

С доброй вестью о друге хоть пять строк принеси мне!

Взор и сердце в боренье. С тетивы ее взгляда

И от стрелки-ресницы хоть намек принеси мне!

На чужбине в разлуке постарел я,- из чаши

Сладкой юности, ветер, хоть глоток принеси мне!

Дай ту чашу пригубить всем понурым, но если

Этот будет напиток им не впрок,- принеси мне!

Брось о завтрашнем, кравчий, размышлять,- иль охранный

За печатями рока ты листок принеси мне!

Так над плачущим сердцем пел Хафиз неустанно:

«Аромат ее крова, ветерок, принеси мне!»

Ты, чье сердце – гранит, чьих ушей серебро – колдовское литье.

Унесла ты мой ум, унесла мои покой и терпенье мое!

Шаловливая пери, тюрчанка в атласной каба,

Ты, чей облик – луна, чье дыханье – порыв, чей язык – лезвиё!

От любимого горя, от страсти любовной к тебе

Вечно я клокочу, как клокочет в котле огневое питье.

Должен я, что каба, всю тебя обхватить и обнять,

Должен я хоть на мпг стать рубашкой твоей, чтоб вкусить забытье.

Пусть сгниют мои кости, укрыты холодной землей,-

Вечным жаром любви одолею я смерть, удержу бытие.

Жизнь и веру мою, жизнь и веру мою унесли

Грудь и плечи ее, грудь и плечи ее, грудь и плечи ее!

Только в сладких устах, только в сладких устах, о Хафиз,-

Исцеленье твое, исцеленье твое, исцеленье твое!

Душа – лишь сосуд для вмещенья ее,

И в зеркале глаз – отраженье ее.

Вовек я главы ни пред кем не склонял,-

Ниц падаю в миг приближенья ее.

Вам – древо в раю, мне – возлюбленной стан,

Вам – небо, а мне – постиженье ее.

Был в мире Меджнун,- мой черед наступил,

Повторна судьба и круженье ее.

Сокровища нег – вот влюбленных страна,

Вся доблесть моя в достиженье ее.

Не страшен душе сумрак небытия -

Не видеть бы лишь в униженье ее!

Цветник в цветнике распустившийся вдруг -

Нежданное преображенье ее.

Пусть с виду Хафиз непригляден и нищ,

В груди его – изображенье ее.

Ушла любимая моя, ушла, не известила нас,

Ушла из города в тот час, когда заря творит намаз.

Нет, либо счастие мое пренебрегло стезей любви,

Либо красавица не шла дорогой правды в этот раз.

Я поражен! Зачем она с моим соперником дружна!

Стеклярус на груди осла никто ж не примет за алмаз!

Я буду вечно ждать ее, как белый тополь ветерка.

Я буду оплывать свечой, покуда пламень не погас.

Но нет! Рыданьями, увы, я не склоню ее к любви:

Ведь капли камня не пробьют, слезами жалобно струясь.

Кто поглядел в лицо ее, как бы лобзал глаза мои:

В очах моих отражено созвездие любимых глаз.

И вот безмолвствует теперь Хафиза стертое перо:

Не выдаст тайны никому его газели скорбный глас.