Не дай тискам печали себя зажать, Хайям! Ни дня в пустых заботах нельзя терять, Хайям! Впивай же свежесть луга, стихов и милых губ, Потом в могиле душной ты будешь спать, Хайям. * * * Услышь, о муфтий, пьяницы рассказ! Трезвей тебя я пьяный во сто раз: Мне – кровь лозы, тебе же – кровь людей. Так кто же кровожаднее из нас? * * * Если скажут, будто я пьян,- я таков! Если «безбожник», скажут, «буян»,- я таков! Для этих – мудрец, для тех – отшельник, безумец, А я такой, каким я дан. Я таков! * * * О, если б, захватив с собой стихов диван Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман, Мне провести с тобой денек среди развалин,- Мне позавидовать бы мог любой султан! * * * И я, седобородый, в силок любви попал, И вот в руке сверкает искрящийся фиал! Рассудок терпеливый мне сшил халат заслуг, А рок мой прихотливый все в клочья изорвал. * * * Я – словно старый дуб, что бурею разбит; Увял и пожелтел гранат моих ланит, Все естество мое – основа, стены, кровля,- Развалиною став, о смерти говорит. * * * Отшельником не буду жить в сырой и мрачной келье, Хотя я сед, я буду пить вино, ценя безделье. Стал ныне кубок дней моих семидесятилетним, Когда ж, как не теперь, искать отраду и веселье? * * * Влек и меня ученых ореол, Я смолоду их слушал, споры вел, Сидел у них… Но той же самой дверью Я выходил, которою вошел. * * * Будь вольнодумцем! Помни наш зарок: «Святоша узок, лицемер жесток». Звучит упрямо проповедь Хайяма: «Кем хочешь стань, по сердцем будь широк!» * * * Доколь мне в обмане жить, как в тумане бродить? Доколь мне, о жизнь, осадки мутные пить? Наскучила мне твоя хитрость, саки вероломный, И жизнь я готов, как из чаши, остатки пролить. * * * Когда вселенную настигнет день конечный, И рухнут небеса, и Путь померкнет Млечный,- Я, за полу схватив создателя, спрошу: «За что же ты меня убил, владыка вечный?» * * * Палаток мудрости нашивший без числа, В горнило мук упав, сгорел Хайям дотла. Пресеклась жизни нить, и пепел за бесценок Надежда, старая торговка, продала. РУМИ ИЗ «MACНАВИ» ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ Прислушайся к голосу флейты – о чем она плачет, скорбит? О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых обид: «Когда с камышового поля был срезан мой ствол пастухом, Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем. К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать, Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать. В чужбине холодной и дальной, садясь у чужого огня, Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня. Звучит мой напев заунывный в собранье случайных гостей, Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей. Но кто бы – веселый иль грустный – напевам моим ни внимал, В мою сокровенную тайну доселе душой не вникал. Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты - Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты. Пусть тело с душой нераздельно и жизнь их в союзе, но ты Души своей видеть не хочешь, живущий в оковах тщеты…» Стон флейты – могучее пламя, не веянье легкой весны, И в ком не бушует то пламя – тому ее песни темны. Любовное пламя пылает в певучей ее глубине, Тот ныл, что кипит и играет в заветном, пунцовом вине. Со всяким утратившим друга лады этой флейты дружны, И яд в ней, и противоядью волшебно соединены. В ней песнь о стезе испытаний, о смерти от друга вдали, В ней повесть великих страданий Меджнуна и бедной Лейли. Приди, долгожданная, здравствуй, о сладость безумья любви! Верши свою волю и властвуй, в груди моей вечно живи! И если с устами любимой уста я, как флейта, солью, Я вылью в бесчисленных песнях всю жизнь и всю душу свою. |
