На сердце Зулейхи – скорбей печать.
Ей трудно плакать, трудно и молчать.
Но путь к надежде должен быть упорным,
Приходит светлый день вослед за черным.
Увидев, как страдает дочь, отец
Подумал: пусть отправится мудрец
В Египет, где азиз, правитель царства,
Для Зулейхи – отрада и лекарство.
К азизу пусть придет, как к жениху,-
С любимым сочетает Зулейху…
Оп выбрал мудреца из самых знатных,
Сказал ему немало слов приятных,
Велел пойти с дарами из казны,
К правителю египетской страны:
«Скажи азизу: «Ты даруешь милость,
Ты, пред которым смена дней склонилась!
Ты сыплешь милосердья жемчуга,
Твоя дорога людям дорога.
В созвездии, блистающем высоко,
Есть у меня светило без порока.
Так целомудренна моя луна,
Что тень ее и солнцу не видна.
Она блистает ярче всех жемчужин,
Но блеск для глаз чужих не обнаружен.
Чтоб стать невидимой для звездных глаз,
Под полог прячется в полночный час.
За пологом живет в уединенье,
Но мир пред пологом ее – в смятенье.
Безумствуют властители держав,
Из-за нее тоску и боль узнав.
Глядят на мир печально и угрюмо
Владыка Шама и владыка Рума.
Но жить она не хочет в тех местах:
Египет да и только на устах!
Ей ненавистен Рум с его мужами,
Она не терпит всех, живущих в Шаме,-
Египет навсегда ее пленил,
И слезы у нее текут, как Нил.
Откуда страсть к египетскому краю
И кто внушил ей эту страсть,- не знаю.
Иль прах ее замешан в той пыли?
Иль список благ ее – из той земли?
Коль ты сочтешь ее себя достойной,
Пришлю красавицу в Египет знойный.
Ей не окажешь, как жене, почет?
Пусть, как служанка, дом твой подметет!»
Азиз Египта от счастливой вести
Как бы коснулся головой созвездий.
«Кто я такой,- смиренно произнес,-
Чтоб сеять семена подобных грез?
Но если шах поднимет нас из праха,
То к небу вознесусь по воле шаха.
Я – жалкий сад, и вот, являя мощь,
Пролился на меня весенний дождь:
Пусть каждое заговорит растенье,-
Смогу ли выразить благодаренье?
Я в шахе вижу светлую судьбу,
Что покровительствует мне, рабу.
Почтительно, с покорностью великой
Хотел бы я предстать перед владыкой.
Но фараона мудрого наказ
Я должен срочно выполнить сейчас.
Я, подданный, царю служить обязан,
Не то сурово буду я наказан.
Пусть добрый шах простит меня, слугу:
Иначе поступить я не могу.
Но если хочет,- я, взыскуя чести,
Отправлю паланкинов ровно двести,
По тысяче рабынь и стройных слуг,-
То сосны, что украсят райский луг!
Отправлю я, как подобает это,
Мужей державы и мужей совета,-
Пусть, проявив заботы, в мой приют
Ее с почетом, с лаской приведут».
Такие выслушав соображенья,
Посол склонился ниц из уваженья,
Сказал: «Ты добротой весь мир потряс,
Египта блеск умножил во сто раз!
Мой шах, богатством, властью знаменитый,
Не хочет от тебя ни слуг, ни свиты.
Как ни считай,- все числа превзошло
Его рабов, его рабынь число.
Число его даров, роскошных, редких,
Превысит и число листов на ветках.
Он дочь свою к тебе отправит в дом,-
Да станет яством на столе твоем!»
Сей небосвод, чье ремесло – фиглярство,
Людей терзает с помощью коварства.
Надежду нам подаст в тяжелый час,
Потом в отчаянье повергнет нас.
Желанный плод покажет издалёка,
Чтоб этот плод потом сорвать жестоко…
Ланиты Зулейхи огнем зажглись,-
Узнала: скачет издали азиз.
Сказала мамке, сидя в паланкине:
«Не ты ли помогала мне в кручине?
Так помоги мне на него взглянуть,
Не то от страсти разорвется грудь.
Когда живут в душе любовь и верность,
Любовь пылает, обретя безмерность.
Кто сильно жаждет, тот сгорит, когда
Не выпьет, если рядом есть вода!»
Увидев Зулейху в таком томленье,
Найти решила мамка исцеленье,
И щель, с ушко иглы величиной,
Она прорезала в парче цветной.
К той щелке Зулейха приникла глазом,-
И застонала вдруг, теряя разум:
«Случилось нечто странное со мной,
Я смерть нашла под рухнувшей стеной!
Не этот мне явился в сновиденье,-
Я зря к нему стремилась в нетерпенье.
Не этот отнял у меня покой,
Не этот напоил меня тоской,
Не он, моей мольбе внимая чутко,
Доверясь мне, вернул мне свет рассудка
Я вижу: счастья моего звезду
Судьба низвергла в горе и беду.
Увы, одни колючки в злое время
Дало мне пальмы финиковой семя.
О небо, милосердье мне яви
И дверцу мне открой в приют любви!
Меня отняв у друга дорогого,
Не отдавай теперь во власть другого!
Пусть не коснется кто-нибудь другой
Моей рубашки дерзкою рукой.
Дала я клятву, что всегда и всюду
Свое сокровище беречь я буду.
Погибнет пусть чудовище-дракон,
Пусть не возьмет сокровище дракон!»
Так проклинала свой удел жестокий,
Из глаз лились кровавых слез потоки.
Живая боль была в ее словах,
Печали соль была в ее слезах.
Но вдруг раздался глас необычайный -
Заговорил с несчастной вестник тайный:
«Не плачь, не плачь! Вершатся в смене дней
Дела, что дела твоего трудней!
Хотя другого ты ждала доселе,
Ты без азиза не достигнешь цели.
Благодаря ему в счастливый миг
Увидишь ты возлюбленного лик!
Пусть близость с ним тебя не беспокоит:
Он твой замок заветный не откроет.
Ключ у него – из воска: кто бы смог
Ключом из воска сей открыть замок?
Ведь если нет руки – рукав ничтожен:
Рукав не вытащит кинжал из ножен!»
От этой вести сделалась тиха
Признательная богу Зулейха
И, в ожиданье светлого удела,
С надеждой на широкий путь глядела.
