— Сюда, — процедил он, обводя ее вокруг машины, и открыл дверцу. — Залезайте и, пожалуйста, больше без выступлений.

Беатрис ни за что на свете не рискнула бы испытывать его терпение, но как же не хотелось отпускать руку Ральфа.

— Спасибо, — чуть слышно пролепетала она, осторожно забираясь в кабину.

Ральф ориентировался в кромешной темноте с легкостью ночного хищника. Вскоре он вернулся и открыл дверцу со своей стороны. Включив свет в салоне, Маккензи стащил и забросил на заднее сиденье то, что осталось от его пиджака, и, разминая плечи, уселся рядом.

— Ну, теперь, кажется, нам никакие чудовища не страшны. Хотя, может быть, мы оказались в ловушке и они, облизываясь, кружат вокруг машины?

— Очень смешно, — проворчала Беатрис, уже успевшая тщательно проверить, плотно ли захлопнулась ее дверца.

Ральф, словно большой дикий зверь, встряхнул головой. Тоненькие струйки воды стекали от висков к подбородку, и ей вдруг захотелось смахнуть их пальцами. Нет, ничего подобного позволять нельзя. Она отвернулась.

— Что мы теперь будем делать? — кротко спросила Беатрис.

— Ждать.

Да, Ральфа Маккензи трудно обвинить в многословии, вздохнула про себя Беатрис.

— К сожалению, ремонтировать вслепую невозможно. Если бы вы не уронили фонарь, мы бы уже были в дороге. И как вас угораздило? — Он раздраженно повернулся к Беатрис. — То стояли спокойно, то… подпрыгнули как ошпаренная.

— Я окоченела, — заявила Беатрис, не собираясь объяснять ему подлинную причину. — У меня руки свело. Неужели вам не понятно? Я и сейчас не могу согреться.

— Какая вы неженка. — Нагнувшись, Ральф коснулся мокрой ткани ее костюма. — Да вы насквозь вымокли! Ну-ка, немедленно снимайте с себя все.

— Держу пари, вы говорите это всем девушкам, — попыталась поиронизировать ошеломленная Беатрис.

— Только тем, с которыми знаком дольше двух часов.

Лицо его оставалось надменным, непроницаемым, но в интонации послышалось нечто необычное. Ральф Маккензи способен улыбаться? Что же из этого? Подумаешь… Но почему румянец залил ей щеки и вдруг стало трудно дышать?

— Я достану ваш чемодан, — сказал он, возвращаясь к своей обычной манере.

Перегнувшись через сиденье, Ральф немедленно осуществил свое намерение.

— Предлагаю для начала снять все мокрое и найти вместо этого что-нибудь сухое и теплое.

— Да… да… — с трудом выдавила Беатрис.

Она наклонилась, пытаясь справиться с жакетом, но так замерзла, что Ральфу пришлось помочь ей, и легкое прикосновение его рук привело ее в еще большее замешательство.

— Блузка тоже хороша, — сказал он, когда наконец снял с нее жакет и бросил на заднее сиденье. — Снимайте, сейчас не до выкрутасов. Стесняться нечего, если не хотите умереть от пневмонии. А если вас волнует другое, то у меня сегодня был тяжелый день, который отнюдь не скрасило полуторачасовое ожидание на станции и поломка. Смею вас заверить, что мне и в голову не придет вас соблазнять.

— Я об этом и не думаю, — произнесла девушка сквозь стиснутые зубы.

Ральф, откинувшись на сиденье, изучающе смотрел на нее. Даже сейчас — ошарашенная, растерзанная — она была по-своему очень привлекательна.

— Шевелитесь же, черт возьми, или вы замерзнете насмерть. Здесь неподходящее место для занятий любовью, — ехидно добавил Ральф, когда она, словно под гипнозом, начала нащупывать маленькие пуговки на блузке. — Лично я предпочитаю комфорт.

Ее пальцы по-прежнему немели от холода, а разыгравшееся воображение сделало их еще более непослушными, и она безуспешно боролась с пуговицами.

— Давайте-ка я, — грубовато предложил Ральф и, прежде чем она успела что-либо сообразить, взялся за верхнюю пуговицу.

Он ведь промерз не меньше нее, но пальцы были теплыми и ловкими. Беатрис благодарила судьбу, что тусклый свет скрыл краску, залившую лицо. Эти прикосновения волновали ее, помимо воли подчиняя разум пьянящему чувству.

«Мне и в голову не придет соблазнять вас»! Наверное, его избаловали женщины. А что будет, если… он расстегнет ее блузку не как няня, раздевающая ребенка, а как мужчина, который не привык упускать свою добычу? Его руки скользнут под легкий шелк, лаская ее грудь? Сердце Беатрис болезненно сжалось, в горле пересохло. Господи, что с ней происходит? Она должна остановить это, должна!

— В следующий раз придется выбрать более удобное место, чтобы раздевать вас, — саркастически отметил Ральф. — Гораздо лучше, если нам не придется дрожать от холода, скрючившись, да еще в таком шарабане.

Девушка очнулась и вскинула на него оскорбленный взгляд. Не хватало еще только этой пощечины!

— Шутка, — повторил Ральф ее собственное объяснение. — Просто стараюсь разрядить атмосферу.

Беатрис проглотила комок в горле и слабо Улыбнулась. Если бы он знал, что почти точно прочитал ее мысли.

— Хорошо, что сиденья не такие мокрые, — сказала она, когда со злополучными пуговицами, к счастью, было покончено.

Ральф молча смотрел на нее.

Сколько это длилось? Минуту… вечность? Нечто не выразимое понятиями рассудка соединило их. Она была захвачена столь неведомым, непривычным состоянием. Барабанящий по крыше дождь и завывающий ветер, сумбурные причуда ее фантазии — все осталось где-то далеко. Сейчас для нее существовал только завораживающий взгляд Ральфа.

Он отвел глаза первым. Наваждение кончилось. Напустив на себя озабоченный вид, Беатрис занялась чемоданом. Надо было как можно быстрее что-нибудь на себя натянуть. Она наугад выхватывала из чемодана вещи, не слишком задумываясь о том, как будет выглядеть.

Случайно нащупав кашемировый джемпер, подаренный матерью на прошлое Рождество, она с наслаждением прижала к себе теплую пушистую шерсть. После нескольких безуспешных попыток удалось обнаружить вполне подходящую блузку: джинсы и две пары носков уже лежали у нее на коленях. Ральф демонстративно отвернулся, когда она начала суматошное переодевание. Боже, как неудобно! Зато сколько уютного блаженства доставляет, оказывается, сухая, чистая одежда.

— У вас есть полотенце? — строго осведомился Ральф, когда она закончила.

— Думаю, есть…

С покорностью послушного ребенка она продолжила возню в чемодане, пока наконец не отыскала то, что нужно.

— Вот! — Девушка развернула, будто знамя, красочную махровую ткань.

Ральф взял полотенце и, не реагируя на отнекиванья Беатрис, нагнул ей голову и тщательно принялся растирать. Она высвободилась из этого плена лишь минут через десять, недовольная тем, что волосы торчали во все стороны, но вынуждена была признать, что чувствует себя гораздо лучше.

— Значит, я был прав? — удовлетворенно хмыкнул Ральф, приводя себя в порядок.

— Конечно, — осторожно согласилась она. — Теперь для полного счастья мне не хватает горячей еды, чего-нибудь выпить и теплой постели.

— Ну, еды и постели не обещаю, — он потянулся к сумке, — но могу предложить выпить. Вы любите виски?

— А у вас нет ничего другого? — Беатрис, разумеется, предпочла бы марочное красное вино.

— Увы… — Ральф отвинтил пробку. — Пейте это, согреетесь.

— Хорошо, — кивнула девушка без особого энтузиазма.

Он протянул бутылку — их пальцы встретились, и Беатрис ничего не могла поделать с легкой дрожью, пробежавшей вдоль позвоночника.

— Надеюсь на вашу бдительность. — Он сдержанно улыбнулся. — Мне совсем не хочется, чтобы эту бутылку постигла участь фонарика.

— Я не собираюсь разбивать ничего, что так дорого вашему сердцу, — сказала она холодно.

Сделав вызывающе большой глоток, Беатрис сразу задохнулась и закашлялась, когда виски обожгло ей горло.

— Ничего… сейчас пройдет, — утешил Ральф, наблюдая, как она отчаянно трясет головой, и предусмотрительно забрал бутылку.

— Определенно теплее… — с трудом выговорила Беатрис.

— Жаль, что вы не оценили по достоинству классический шотландский напиток.

— Простите, я не специалист по виски, — начала девушка с некоторой иронией. — И вообще… не обижайтесь, что вам досталась такая истеричная гувернантка.