— А ты к нему в сумку загляни, — посоветовала вредная девчонка.
Художник мотнул головой.
— Я не имею права заглядывать в его сумку — он такой же гражданин под этим голубым небом, как я.
— Конечно, — сказала на это Нинка, — мужики всегда заодно. Сколько раз закаивалась с вами дело иметь, так нет же — опять. Да больше никогда в жизни. Тьфу! — И скрылась в доме.
— Вот и остались мы с тобой одни, — подвел итог Кубик. — Есть причина для кручины?
— Нет! — весело ответил Славик. Он очень любил оставаться с художником один на один и всегда удивлялся дружбе того с девчонкой. Славик ревновал Кубика к Нинке.
— Ты куда-то торопишься? Придешь? А то ведь я тогда совсем один буду.
— Приду! — крикнул Славик на бегу. — Через пять минут!
Только Славик исчез, как Нинка высунулась из сеней.
— Кукол побежал на огороде запрятывать, — наябедничала она, — дома-то ему их держать стыдно. — Глаза ее светились надеждой на то, что художник вместе с ней Славика за кукол высмеет.
— Брысь, Нинон! — отмахнулся Кубик. — Ябед в старину за язык подвешивали.
— Дядя-мальчик! — крикнула Нинка. — Борода, что у попа, а с малолеткой стакнулся!
Художник затопал на нее ногами, и она снова нырнула в сени.
Славик отнес Садима и Питю в кукурузу. Пришельцы ждали их — они на этот раз не прятались, а стояли кто где на кукурузных стеблях — наверняка беспокоились.
— Все в порядке, живы-здоровы! — сообщил Славик, вжикнув «молнией» на сумке и доставая путешественников. Те перебрались на свои кукурузины.
— Чур, я буду рассказывать, а Садим — дополнять! — крикнул Питя. — У меня память цепкая, но короткая!
— Хорошо, — согласился командир и спросил у Славика — Ты вечером к нам придешь?
— Приду. Садим… Ты о том деле не забудешь? — Славику пришлось задать этот вопрос, хотя и было стыдно: он такой большой по сравнению с пришельцами, а просил у них помощи!
— Я и то помню, — раздался голос Пити. — Наш Славик приглашен завтра на драку. Его противником будет Митяй, который всех сшибает с катушек. Если не забуду, расскажу про катушки — смешнее словечка я не слыхал. И главное, Митяй сшибает с катушек не роботов, а…
— Как только начнет темнеть, приходи, — перебил Питю командир. — Мы должны посоветоваться.
Славик отправился к Кубику. Ему он не мог открыть свою тайну, просто хотелось побыть рядом с ним. Даже о тревожных вещах рядом с художником думалось спокойнее.
Славик задал Кубику старый вопрос: для чего ему коза?
— Коза, — чуть приоткрыл секрет художник, — мне служит для разговора. Кто-то увидит меня с этюдником через плечо и с козой на веревке и непременно спросит, для чего мне она. Я отвечу: для молока. Козье-де молоко полезное… Любопытный тогда скажет: ага, понятно, коровье-то молоко против козьего никуда не годится, потому что разбавленное, то ли дело раньше… Я поддержу: раньше-то, скажу, не только молоко было лучше. Вот и разговоримся.
Кубик все говорил и, наверно, о другом, а Славик стал думать о своем. Художник это заметил и спросил, слышит ли он его.
— Слышу, — ответил Славик, — вы о пожаре рассказываете.
— О каком пожаре? — изумился сосед и хлопнул себя по джинсовым коленям. — Я рассказываю о том, как однажды в детстве, осенью, мне довелось увидеть сельскую свадьбу, и она осталась в памяти незабываемым, как пожар, зрелищем. Да, она была как пожар! Все полыхало — деревья, облака, одежды, — только конь жениха был черным, как головешка. А музыка добавляла и добавляла огня. С тех пор я все пытаюсь восстановить эти краски на холсте — то ли настоящие цвета свадьбы, то ли цвета тогдашнего моего восторга — и никак не могу. Мучаюсь, дурью маюсь, как сказала бы Нинон, а — не могу… Самый лучший мой рассказ прослушал! Чем ты так озабочен?
— Я? Я вот думаю, что было бы, если б в наш огород вдруг опустились пришельцы?
— У вас, у нынешних четвероклассников, только пришельцы на уме, — проворчал Кубик. — Я ему про Ерему, а он мне про Фому.
— Нет, а честно, дядя Витя, что бы вы делали?
— Восподи! — воскликнул художник голосом Евдокимовны. — Что бы я делал! Да сказал бы: милости просим на нашу землю!
— А дальше?
— Постарался бы войти в контакт.
— А еще дальше?
— Еще? — Кубик задумался, почесал бороду. — Рассказал бы о нашей Земле, спросил бы об ихней.
— А еще, еще дальше?
— Постарался бы выяснить цель их визита.
— Они просто познакомиться прилетели. Им просто интересно. Мы ведь тоже, если б могли, полетели бы на другую планету? Просто так?
— Замечательная цель — «интересно», — согласился художник. — Ну а чем сейчас твои пришельцы заняты?
— Они… — Славик посмотрел на небо. — Они сейчас решают одну проблему.
— Какую?
— Они хотят предотвратить завтрашнюю драку землян.
— Какую драку ты имеешь в виду? Уж не войну ли какую-нибудь?
— Да нет. Михайловцы с нашими должны драться.
— Ну и как же они ее предотвратят?
— Пока не знаю.
— Хорошо вам, фантазерам, живется, — позавидовал Кубик. — Все у вас под рукой — самолеты, автомобили, волшебные палочки, пришельцы…
— А в той драке, между прочим, и я должен участвовать, — сказал Славик и с надеждой посмотрел на Кубика.
Но тот уже загрустил и на его фантазию внимания не обратил.
— …А если что яркое и задумаешь сделать, так только то, что видел раньше, когда глаза были ясные, ничем не затуманенные…
— …У михайловцев Митяй — знаете какой здоровый! — не отступался Славик.
— А ты его волшебной палочкой по лбу — раз! — и нет никакого Митяя, — уныло посоветовал Кубик…
Такой вот разговор шел на теплом от солнца крылечке. Солнце опускалось все ниже. Манька лежала и все пережевывала и пережевывала траву, вспоминая вкус каждого пучка, который ухватила днем. Грусть художника прошла, и он доказывал Славику, что пришельцев, к сожалению, мы, видимо, не дождемся, потому что… И пересказывал статью известного астрофизика Шкловского, который с помощью формул вычислил ужасающе малую вероятность их существования и, тем более, появления на Земле.
Славик, по понятным причинам, с известным астрофизиком не соглашался и говорил, что пришельцы могут появиться на Земле в любую минуту, а возможно, уже сейчас смотрят на них из огорода.
Кубик немного сердился: как может какой-то четвероклассник спорить с членом-корреспондентом Академии наук СССР!
— Имеет право, — говорил Славик, — если он… — и тут замолкал.
— Что он? Ну, что он? — нападал художник. — Он их видел, что ли? Своими глазами?
— Видел, — сказал Славик.
— Ну, это не разговор. Ты говори конкретно. Нет, не видел, не мог видеть!
Появилась Нинка, постояла, покачала головой, поцокала, чтоб ее слышали, языком. Но мужчины, разгоряченные спором, не обратили на нее внимания, и она ушла, вздернув голову.
А тут солнце коснулось горизонта за рекой. И, коснувшись, чуть от него отпрыгнуло и сплющилось. Тотчас сильно запахло огородным листом, а за ним с луга и речки потянуло травами, лягушками и кувшинками. Из Славикиного же дома остро запахло салатом из свежих, с грядки, огурцов, лука и укропа.
Кубик потянул носом, объявил, что ему пора разогревать консервы, и пригласил соседа поужинать с ним.
— Бабушка просила с ней хоть полчасика посидеть, — отказался Славик. — А то, говорит, бегаешь целыми днями, так и попрощаемся, не повидамшись.
После ужина он отправился на огород. Было уже темно, но Славик шел уверенно. У кукурузы остановился. Позвал шепотом:
— Ребята!
— Мы здесь, — раздалось в ответ.
Славик разглядел в кукурузе силуэты человечков.
— Так как мы завтра? Вы что-то решили?
— Решили, — отвечал Грипа. — Мы применим другой аппарат.
— А он не… ну, это… не опасный?
— Он менее опасен, чем первый. Ты спичек не взял?
— Нет.
— Тогда мы его покажем тебе завтра утром и научим, как пользоваться. Драка на когда назначена?
— Дерутся у нас, когда стемнеет, чтобы взрослые не видели.