В глазах туземного населения все паломники с Запада были завоевателями: поэтому им чинилось немало препон, особенно со стороны мусульманских крестьян. В 1113 г. Палестину посетил русский игумен Даниил. Многие «святые места», рассказывает он в своих записках, не доступны для тех, «кто в мале хощет пройти», «поганых ради»: «туда бо ходят мнози срацины и разбивают в горах тех и в дебрях страшных». Сам Даниил смог благополучно совершить свое путешествие только потому, что присоединился к дружине короля Балдуина I, отправлявшегося на войну с Дамаском. Князь, пишет он, «приряди мя к отроком своим» и «тако проидохом места та страшная с вои царьскими без страха и без пакости». И добавляет: «А без вои путем тем никто не может пройти».
Характерно, что когда латинские хронисты пишут о сирийцах, они, как правило, изображают их в неблагоприятном свете. Вильгельм Тирский подчеркивает вероломство сирийцев, называя их «хитрыми лисами, лишенными воинственности и храбрости». Такая характеристика (она встречается и у других западных хронистов) вполне понятна: угнетенные крестоносцами вилланы не желали склонять головы перед ними. И мусульмане, и христиане были озлоблены против порядков, установленных завоевателями. Они шли на все, чтобы сделать положение крестоносных баронов и их вассалов невыносимым и рано или поздно принудить тех и других убраться из страны.
Выразительно пишет о настроениях сирийского населения немецкий монах-доминиканец Бурхардт Сионский: «Хотя они и являются христианами, но не дают никакой веры латинянам» (т. е. франкским господам). По рассказу церковного писателя начала XIII в. Якова Витрийского, который жил в Палестине и написал там свою «Иерусалимскую историю», сирийцы передавали сарацинам военные секреты франков. «Они часто, — с плохо скрываемой злобой заявляет он, — просят помощи против христиан у врагов нашей веры и не стыдятся растрачивать во вред христианству силы и средства, которые следовало бы обратить во славу божию против язычников».
Немало ярких свидетельств вражды туземного населения к крестоносным захватчикам можно найти в замечательном памятнике арабской литературы XII в. — «Книге назидания» арабского писателя Усамы ибн Мункыза (1095—1188). В одной из глав он рассказывает, например, что когда к деревенским жителям близ Акки (в латинской транскрипции — Акра) добирался мусульманин, вырвавшийся из франкского плена, — «они прятали его» и «доставляли в области ислама», т. е. помогали уйти к своим.
В другом месте Усама сообщает об одном юноше-мусульманине, которого он встретил в Набулусе: «Его мать была выдана замуж за франка и убила своего мужа. Ее сын заманивал хитростью франкских паломников и убивал их». Из рассказов этого арабского писателя видно, насколько велика была ненависть крестьян к франкским сеньорам: крестьяне не останавливались даже перед тем, чтобы при случае вступать в схватку с рыцарями, будучи почти безоружными. Однажды к родственнику писателя явился какой-то крестьянин из местности аль-Джиср. Он держал руку под платьем, и на вопрос: «Что с твоей рукой?» — ответил так: «Я схватился с одним франком, но у меня не было ни доспехов, ни меча. Я опрокинул франка и так ударил его в лицо, покрытое стальным забралом, что ошеломил его. Тогда я взял его же меч и убил его им». Тот же писатель сообщает о случае жестокой расправы, которую учинили франки над крестьянином, заподозренном в том, что он привел мусульманских разбойников в Деревню около Набулуса. Этот старик-крестьянин пытался бежать, но тогда, по повелению короля Фулька V, схватили его детей. Чтобы спасти семью, крестьянин пошел на крайнее средство. Он вернулся и сказал королю: «Будь ко мне справедлив и позволь мне сразиться с тем, кто сказал про меня, что я привел разбойников в деревню». И король приказал владельцу разграбленной деревни: «Приведи кого-нибудь, кто сразится с ним». Затем Усама описывает издевательский поединок, устроенный в наказание заподозренного, которого заставили биться с неким кузнецом из этой деревни. «Виконт, правитель города, пришел на место битвы и дал каждому из сражавшихся палку и щит, а народ встал вокруг них, и они бросились друг на друга... Они бились до того яростно, что стали похожи на окровавленные столбы». Судебный поединок, инсценированный иерусалимским королем явно для устрашения крестьян, завершился убийством крестьянина, которого подозревали в сношениях с разбойниками, после чего «на шею старика сейчас же набросили веревку, потащили его и повесили». Свой рассказ Усама заключает негодующим восклицанием: «Вот пример законов и суда франков, да проклянет их Аллах!».
Вражда крепостной массы к крестоносным феодалам была настолько велика, что Вильгельм Тирский считал сирийцев — этого «близкого врага» — опаснее чумы.
Чтобы обеспечить себе безопасность, крестоносцам пришлось возвдвигнуть в завоеванных областях большое число крепостей и замков. Эти сооружения являлись не только военными форпостами против соседних мусульманских государств: они должны были охранять сеньоров от гнева угнетенных «возделывателей полей».
Политический строй франкских государств. В основе политического устройства государств крестоносцев лежала феодальная иерархия сеньоров различных положений и рангов, примерно такая же, которая существовала в то время на Западе.
Иерусалимское королевство считалось первым среди остальных франкских государств, однако, по сути дела, короли иерусалимские не имели каких-либо преимуществ перед тремя другими государями. Правители Триполи, Антиохии и Эдессы фактически были независимы от Иерусалимского королевства. Они не были связаны с государями Иерусалима даже вассальными узами, хотя формально и приносили вассальную присягу (оммаж) королю. В действительности он занимал положение номинального главы равноправных членов своего рода конфедерации крестоносных государств. В своих владениях князья Антиохии, графы Триполи и Эдессы пользовались такой же властью, какой в Иерусалимском королевстве располагал их сюзерен.
Все эти феодальные государства подразделялись на более мелкие единицы феодального владения — баронии; эти последние, в свою очередь, дробились на еще более мелкие — рыцарские феоды или лены и т. д. Так, в Иерусалимском королевстве было четыре крупных владения: на севере Палестины — княжество Галилея (Тивериада), на западе — сеньория Сайды, Кесарии и Бейсана, а также графство Яффы и Аскалона[39], на юге — сеньория Крака Монреаля и Сен-Абрахама. Сеньоры этих княжеств были непосредственными вассалами короля. Каждый из них имел своих вассалов в лице более мелких владетелей, получивших от них в наследственное держание свои поместья (феоды): вассалом графа Яффы и Аскалона являлся сеньор Рамлы и т. д. Кроме четырех крупнейших феодалов, королям было подвластно свыше десятка менее значительных ленников — тут были владетели Арсуфа, Ибелина и иных местностей и укрепленных пунктов.
Таким образом, в государствах крестоносцев каждое владение было феодом, каждый рыцарь — вассалом. Эта организация господствующего класса складывалась по мере водворения франкских феодалов на Востоке. Лотарингский хронист Альберт Аахенский сообщает, например, что король Балдуин I, спустя четыре дня после вступления на престол, потребовал, чтобы каждый из рыцарей Иерусалимского королевства принес вассальную присягу и представил сведения о своих феодах и поступающих с них доходах.
Со временем, когда мусульмане начали вытеснять крестоносцев с захваченных ими территорий, организация рыцарей претерпела некоторые изменения: вместо поместий (или наряду с ними) короли стали жаловать в феод рыцарям различные доходные статьи: одним — сбор торговых, другим — таможенных пошлин и т. д.[40]
Иерусалимский король был самым крупным феодалом. Он владел множеством поместий. Королевский домэн простирался на востоке до реки Иордан и Мертвого моря. Кроме того, непосредственно королю было подвластно несколько больших городов — Иерусалим, Набулус, где велась широкая торговля, особенно льном и винами, производившимися в Самарии, а также важные портовые города — Тир и Акра с их окрестностями: там возделывался хлопок, было много оливковых деревьев и виноградников, вблизи Акры имелись плантации сахарного тростника.
