Между тем главные силы крестоносцев миновали Коксон. По не совсем ясным причинам они сошли с первоначально намеченного маршрута и двинулись к Марашу по высоким («дьявольским», как выражаются хронисты) горам Анти-Тавра, где даже в лучшее время года условия для перехода были мало благоприятными. А теперь уже стоял октябрь. Хлынули дожди: узенькие горные тропки размыло водой. Пришлось карабкаться по ним, то поднимаясь круто вверх, то скользя вниз по обрывам. Нередко и люди, и лошади срывались в глубокие пропасти. Та же участь постигала и вьючных животных. Их пробовали связывать вместе, но это не помогало: увлекая друг друга, они то и дело падали в бездну. Подчас рыцари, утопавшие в грязи, бросали свое тяжелое снаряжение, если не удавалось сбыть его пехотинцам. «Рыцари стояли повсюду печальные, били себя от чрезмерной печали и горя, не зная, что будет с ними самими и их оружием, продавали свои щиты и наилучшие кольчуги со шлемами за три или пять денариев, или сколько кто мог получить. Не сумевшие продать, даром бросали их прочь и шли», — вспоминал впоследствии об этом времени летописец Боэмунда.
Поздней осенью 1097 г. войско крестоносцев прибыло в Мараш. Сюда же явился и Балдуин с оставшимися у него рыцарями. Раздоры с Танкредом подорвали престиж Балдуина среди крестоносцев, и он поспешил уйти из Киликии. Однако неуемный захватчик пробыл в Мараше лишь два дня, после чего направился дальше на восток — к Евфрату. Он захватил здесь крепости Телль-Башир и Равендан, а в начале 1098 г. хитростью и силой завладел богатым армянским городом Эдессой, крупным центром ремесла и караванной торговли, лежавшим на пути из Месопотамии в Сирию[28].
Утвердившись в Эдессе и сблизившись с частью армянской знати, Балдуин стал всячески притеснять жителей города и окрестных земледельцев, обогащаясь за их счет. По призыву Балдуина в Эдессу помчались и некоторые другие сеньоры, оставившие всякую мысль о Иерусалиме; больше всего их манили богатства Эдессы. По словам одного хрониста, Балдуин «каждый день расточал много подарков золотыми безантами, талантами, серебряными сосудами», — т. е. самым откровенным образом грабил город. Его приспешники расхищали земли, должности, деньги. Армяне, притесняемые и унижаемые крестоносцами, уже в декабре 1098 г. подняли восстание, во время которого искали помощи у сельджуков. Руководители восстания были схвачены и по приказу Балдуина казнены, а имущество их отдано франкским рыцарям. Многие участники волнений были заключены в темницы; некоторым из состоятельных людей удалось освободиться за огромный выкуп (от 20 до 60 тысяч безантов за человека). Власть Балдуина в Эдессе отныне держалась исключительно на терроре против единоверцев-армян, на пытках и истязаниях.
Так, разбойничьим путем было положено начало первому государству крестоносцев на Востоке — графству Эдесскому.
Выразительно пишет об утверждении здесь западных феодалов армянский хронист Матвей Эдесский: «И подобные неисчислимые и неслыханные дела они совершали ради грабежа сокровищ, предав страну разграблению, а людей — жестоким мучениям. Они помышляли лишь о зле и полюбили стезю злодеяний».
Борьба за Антиохию. Осенью 1097 г. главные силы крестоносцев вошли в Сирию. 21 октября 1097 г. крестоносная рать подступила к Антиохии.
Антиохия, лежавшая неподалеку от моря, на берегу реки Оронт, являлась одним из самых значительных городов Восточного Средиземноморья. Когда-то она принадлежала Византии, затем была отнята у нее арабами; в последней трети X в. византийцы вновь отвоевали было город, но в 1084—1085 гг. им овладели сельджуки: с 1087 г. здесь правил сельджукский эмир аль-Ягысьяни. Антиохия была городом-крепостью: ее окружали стены такой толщины, что по ним, как рассказывают современники, могла проехать четверка лошадей; к тому же вдоль стен имелось 450 башен, а юго-западная часть города была расположена на крутых горах. Овладеть Антиохией, игравшей очень большую роль в восточной торговле, было задачей весьма заманчивой для западных рыцарей, и, несмотря на мощь городских укреплений, дело это по существу не представляло особых трудностей: сельджукский гарнизон был сравнительно невелик. Однако крестоносцы, устрашенные одним видом этой крепости, решили ждать прибытия подкреплений, слухи о которых уже распространились в войске. Только Раймунд Тулузский предложил тотчас штурмовать Антиохию. Его предложение не нашло поддержки среди других предводителей, и воинство креста приступило к осаде города. Но рыцари действовали крайне неумело: им было почти незнакомо искусство осадной войны, они допустили массу промахов. В течение нескольких месяцев крестоносцы терпели одну неудачу за другой. Очень многие рыцари предпочитали (в ожидании будущих небесных и земных благ) систематически грабить и разорять богатые окрестности Антиохии, не заботясь о последствиях. Осажденные имели возможность то и дело совершать вылазки из города, который с юга вообще не был блокирован, тревожить набегами крестоносцев, мешать пополнению съестных припасов. Подошла зима, полили бесконечные дожди... На третьем месяце осады все ресурсы крестоносцев оказались на исходе. Начав после невоздержанных пиров испытывать голод (по словам одного хрониста, каждый седьмой крестоносец умирал голодной смертью), рыцари приуныли. Голодным воинам не могли помочь фрукты и вино, которые им прислал с Кипра находившийся там иерусалимский патриарх Симеон. Патриаршей милостыни хватило ненадолго. А окрестные жители — крестьяне, ради «освобождения» которых крестоносцы явились на Восток, соглашались продавать им продукты питания только по очень высоким ценам. Наиболее малодушные стали покидать войско. Как-то утром исчез Петр Пустынник (он еще в Константинополе примкнул к рыцарскому ополчению), а с ним — виконт Гийом Шарпантье и другие. В погоню за беглецами снарядили Танкреда: дезертиров вернули, но бегство из-под Антиохии не прекратилось[29].
Правда, с Запада стали прибывать подкрепления. Словно чуя предстоящую поживу, к Антиохии с берегов Атлантического океана и Средиземного моря двинулись десятки кораблей — тут были и генуэзцы, и фламандцы, и англичане. В ноябре 1097 г. в антиохийской гавани святого Симеона бросили якорь несколько генуэзских кораблей. В марте 1098 г. прибыл английский флот под командованием англосакса Эдгара Ателинга; зайдя по дороге в Константинополь, он погрузил на борт кораблей осадные орудия и материалы для постройки других таких же машин. На выручку рыцарей спешили не столько западные купцы, сколько пираты... Но и аль-Ягысьяни обратился за помощью к другим сельджукским владетелям: дамасский эмир Дукак выслал к Антиохии крупные силы. Они были с трудом разбиты соединенным 20-тысячным отрядом Боэмунда и Роберта Фландрского, которые в поисках продовольствия предприняли в декабре 1097 г. очередную попытку ограбления местности к югу от осажденного города. При этом победители сами понесли серьезные потери в людях. Несколько позднее было отражено и нападение войска эмира Алеппо Рудвана. Однако положение крестоносцев, несмотря на это, становилось все более затруднительным.
Крестоносные бароны пытались было завязать переговоры о союзе против сельджуков с фатымидским Египтом — факт, показывающий, что в критические моменты крестового похода реальные политические интересы отодвигали в сторону всякого рода религиозные соображения.
Но египетский визир аль-Афдаль предложил не приемлемые для главарей крестоносного войска условия: раздел Сирии и Палестины, при котором Иерусалим остался бы за Египтом.
Затруднительным положением рыцарских отрядов воспользовался Боэмунд Тарентский, который давно уже намеревался завладеть Антиохией и притом отнюдь не для «блага христианства», а исключительно ради своей собственной выгоды. Нормандский вассал Алексея Комнина прежде всего постарался хитростью отделаться от опеки верховного сюзерена главарей крестоносцев. Греческий отряд под командованием византийского военачальника Татикия находился в лагере крестоносцев и мог помешать его замыслам. Боэмунд сумел запугать Татикия, объявив греческому полководцу, что бароны готовят покушение на его жизнь, что с этой целью ими уже составлен заговор против него и пр. В феврале 1098 г. Татикий под первым попавшимся предлогом покинул лагерь и отбыл на Кипр. Тотчас среди крестоносцев распространился слух о предательстве Византии. Удалением Татикия и слухами об его измене Боэмунд стремился подготовить почву для того, чтобы другие вожди крестоносцев не вздумали позднее поднять вопрос о передаче Антиохии византийскому императору, ленниками которого они как-никак являлись.
