Южнофранцузское феодальное ополчение в октябре 1096 г. двинулось через Альпы, вдоль берегов Адриатики, миновало Истрию, Далмацию и далее пошло по Эгнатиевой дороге к византийской столице.
В это же время за оружие взялись сеньоры и рыцари Северной и Средней Франции. Раньше всех собрался в дорогу младший брат французского короля, знатный рыцарь, владевший лишь небольшим графством — приданым жены — и потому упорно стремившийся к власти и богатству, — Гуго Вермандуа. Он сколотил небольшой отряд из своих и королевских вассалов и еще в августе 1096 г. направился в Италию, а оттуда, из Бари, — морем к берегам Греции. Этому незадачливому авантюристу (между прочим, к нему присоединились некоторые рыцари, уцелевшие от разгрома над Никеей осенью 1096 г.) с первых же шагов не повезло: у восточных берегов Адриатики буря разбила его корабли, многие спутники Гуго погибли, а сам он был выброшен на берег близ Драча.
Несколько позже двинулись в путь большие феодальные ополчения французских рыцарей под предводительством Роберта, герцога Нормандского, Стефана, графа Блуа и графа Роберта II Фландрского. У себя дома Роберт Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя, находился в стесненных обстоятельствах: в постоянных войнах с братом, английским королем Вильгельмом II Рыжим, он безуспешно оспаривал свои права на престол и едва не лишился Нормандии. Крестовый поход избавлял его от всех этих неурядиц и сулил завоевание новых земель. Различные мирские побуждения толкнули к участию в походе и достаточно богатого, но жадного графа Блуа, оказавшегося впоследствии весьма трусливым крестоносцем, и Роберта II Фландрского.
К герцогу Нормандскому примкнули не только его французские вассалы, но и бароны и рыцари из Англии и Шотландии; изрядное число крестоносцев потянулось и за двумя другими предводителями.
Все эти войска французских и отчасти английских рыцарей, перейдя через Альпы, в ноябре 1096 г. прибыли в Италию и большей частью остались на зиму. Только весной следующего года они из Бриндизи направились морем в Драч, а оттуда, по той же римской дороге (через Охрид — Водену — Солунь — Редесто — Селимврию), — в Константинополь.
Так, разными путями, но примерно из одинаковых побуждений двинулись на Восток ополчения феодалов Запада. Впрочем, они состояли не из одних «благородных». За рыцарями пошло немало бедняков из крестьян, надеявшихся, что в дальних странах им удастся добиться лучшей доли.
Конечно, сеньоры и рыцари были несравненно лучше подготовлены к походу, чем толпы первых крестоносцев.
Они постарались запастись средствами на дорогу. Одни отняли последнее у своих крестьян; другие, не довольствуясь своими, обобрали крепостных своих соседей; третьи сочли за лучшее распродать или заложить свои земли и другое имущество (полностью или частично). Готфрид Бульонский заключил сделки с льежским и верденским епископами: за 3 тыс. марок серебром он продал им некоторые из своих поместий и даже родовой замок Бульон заложил первому из них. Подобным же образом поступили с иными своими владениями Раймунд Тулузский и многие из его будущих соратников из Лангедока.
Примеру знатных сеньоров старались следовать и феодалы меньшего ранга, которые распродавали свои права (право охоты, суда) и закладывали недвижимость.
Клюнийские монахи, на словах порицавшие алчность и корыстолюбие, на деле не прочь были умножить богатства своих обителей за счет крестоносцев. Да и вообще католическая церковь не преминула воспользоваться обстоятельствами для того, чтобы увеличить свои земельные владения: епископы и аббаты Южной Франции, Лотарингии и других областей, спеша не упустить благоприятный момент (падение цен, нужда крестоносцев в деньгах), скупали имения сеньоров, собиравшихся в крестовый поход. Говоря словами американского историка Ф. Данкэлфа, церковь «сделала хороший бизнес на закупках и приобретении в залог за деньги собственности крестоносцев»[22].
Запасаясь звонкой монетой, рыцари и сеньоры не забывали и о другом: для успешного похода прежде всего необходимо было оружие. Вооружение и снаряжение рыцарского войска было значительно совершеннее, чем у крестьян. Каждый рыцарь имел при себе меч с обоюдоострым стальным клинком. Это оружие иногда служило и для религиозных надобностей: перекладина, отделявшая эфес от клинка, придавала мечу форму креста, и рыцарь мог, воткнув его в землю, читать перед ним молитвы. У рыцаря было также деревянное копье с металлическим наконечником — обычно в форме ромба. Помимо своего прямого назначения, копье тоже выполняло одну подсобную функцию, — оно являлось древком для флажка с длинными лентами, прикреплявшегося под наконечником; ленты, развеваясь, когда рыцарь скакал на коне, не только придавали живописный вид самому копьеносцу, но и... пугали лошадей противника. Необходимой принадлежностью рыцарского вооружения был также деревянный, обшитый металлическими пластинками щит (круглой или продолговатой формы). В бою рыцарь держал его левой рукой. Голову крестоносца прикрывал шлем, а тело — кольчуга (некоторые захватили с собой даже двойные кольчуги) или латы. Защищены были не только голова и туловище, но и ноги: на них надевались кожаные наколенники и поножи, также снабженные металлическими пластинками. Словом, рыцарь в полном вооружении представлял собою как бы крепость в миниатюре, и притом подвижную, на коне. Много всякого военного имущества везли крестоносцы — нужно было иметь при себе и запас копий или дротиков, и палатки, и сбрую для коней — всего не перечислить.
Относительно более правильной по сравнению с крестьянскими была и организация феодальных ополчений, — но только относительно. Эти ополчения с самого начала крестового похода не представляли собой единого войска. То были отдельные отряды, почти не связанные друг с другом. Каждый сеньор отправлялся со своей дружиной. Не было ни высших, ни низших предводителей, ни общего командования, ни общего маршрута или плана кампании. Состав отдельных ополчений, стихийно группировавшихся вокруг наиболее именитых феодалов, часто менялся, так как рыцари-воины подчас переходили от одного предводителя к другому, в зависимости от материальных выгод, которые, как им казалось, они могли получить от этого.
Еще не достигнув Константинополя, эта разбойничья рать начала грабить и насильничать. Лотарингские рыцари с грабежом прошли всю Нижнюю Фракию. Жестокие насилия над населением Эпира, Македонии и Фракии чинили нормандские рыцари Боэмунда Тарентского. Не менее дикими разбоями ознаменовали свой переход через Далмацию крестоносцы графа Тулузского. Южнофранцузский летописец Раймунд Агильерский, являвшийся капелланом графа во время похода, в своей «Истории франков, которые взяли Иерусалим», рассказывает, как земледельцы Славонии (Далмации) отказывались продавать что-либо рыцарям и давать им проводников, как при приближении крестоносцев они бежали из своих сел, убивали скот, лишь бы он не достался разбойникам с крестами на знаменах. Жители Славонии видели в крестоносцах прежде всего грабителей и насильников. Да они и были такими на самом деле. Раймунд Тулузский, например, снискал себе печальную известность в Далмации своими зверствами: однажды он (об этом не без гордости рассказывает его капеллан) приказал выколоть глаза и отрубить руки и ноги далматинцам, захваченным в плен его рыцарями. Во фракийских городах Руссе и Редесто рыцари графа Сен-Жилля, по словам того же летописца, «взяли огромную добычу». С воинственным кличем «Тулуза, Тулуза!» они атаковали Руссу и, ворвавшись в город, учинили дикий грабеж.
Весь путь западных крестоносцев по Балканскому полуострову сопровождался разнузданными грабежами и разбоями. Но это было лишь начало. Во всей своей неприглядности поведение христовых воинов предстало позднее.
Крестоносцы и Византия. Византийское правительство было напугано известиями о бесчисленных франкских ополчениях, направлявшихся к греческой столице. Нашествие этих «спасителей», двигавшихся на Восток с завоевательными намерениями, могло быть чрезвычайно опасным для Византии, если учесть их численное превосходство: крестоносцев было не менее 100 тыс. человек. Поэтому Алексей Комнин встретил воинов христовых недружелюбно и недоверчиво. Он принял меры к тому, чтобы по возможности оградить византийские владения, через которые проходили рыцарские ополчения, от разнузданности и алчности будущих «освободителей святой земли». Отряды печенегов, находившиеся на службе у Византии, получили приказ совершать время от времени нападения на рыцарей, направлявшихся в византийскую столицу. Приказ этот неукоснительно выполнялся, о чем с раздражением упоминают многие западные хронисты.
