– Похоже, время укладывать детей сегодня побоку, – сказал он, забирая сына из рук у Лорны. – Элизбет, иди собирайся в ванную.

Полли к тому времени, перемыв косточки всем в их родном городке, перешла к тому, как обстоят дела непосредственно дома. А не очень-то хорошо. Владелец скобяной лавки, человек, о котором отец Лорны всегда говорил скорее как о друге, чем как о нанимателе и владельце предприятия, взял да и продал бизнес, ни словом о своих намерениях не обмолвившись, пока сделка не совершилась. Новый хозяин принялся расширять дело, притом что торговля идет ни шатко ни валко и чем дальше, тем хуже – покупателей стал активно перехватывать большой супермаркет фирмы «Канэйдиэн тайер», – и ни дня не проходит без того, чтобы новый хозяин не попытался вызвать отца Лорны на ссору. Отец теперь приходит домой такой вымотанный, что ему ни до чего: плюхнуться скорее на диван и чтобы его не трогали. Не интересуется ни газетой, ни новостями. Пьет соду, но о том, что у него изжога и болит желудок, говорить отказывается.

Лорна подтвердила, дескать, да, она получила от отца письмо, в котором он об этих проблемах рассказывал.

– Смотри-ка ты, неужели? – сказала Полли. – Ну, это он, значит, только тебе.

Расходы на содержание двух домов, продолжала Полли, – это сущий кошмар. По идее, им бы следовало всем съехаться в один дом, а другой продать, но теперь, когда бабушка вышла на пенсию, она непрестанно ругается с матерью Полли, и отец Лорны просто в ужасе от мысли, что придется жить с ними обеими бок о бок. Полли частенько так и подмывает просто взять и сбежать куда глаза глядят, но что они без нее будут делать?

– Тебе следует жить своей жизнью, – сказала Лорна. И ей тут же самой стало странно давать советы Полли.

– А, ну конечно, конечно, – отозвалась на это Полли. – Только уходить мне надо было, пока у них все шло хорошо, – это да, действительно. Но когда это было? Пожалуй, я таких времен – чтобы все было действительно хорошо – даже и не припомню. Начнем с того, что мне было никуда не деться, пока ты школу не кончишь, это во-первых.

Отвечая ей, Лорна говорила печальным, сочувственным тоном, но работу не прекращала, тем самым немножко как бы умаляя значение рассказов кузины. Принимала их так, будто они касаются людей, которых она знает и любит, но не несет за них ответственности. Она представляла себе, как отец валяется вечерами на диване, глушит боль, которой не желает признавать, а в соседней комнате при этом тетя Беатрис, которую больше всего беспокоит, что говорят о ней люди, не смеются ли они у нее за спиной, а то, может быть, что-нибудь еще и на стенах про нее пишут? Которая плачет из-за того, что вот, ходила в церковь, а у самой из-под юбки край комбинации торчал. Мысли о доме вызывали у Лорны боль, но при этом она не могла отделаться от ощущения, что Полли нарочно старается уязвить ее, принудить к капитуляции, заставить ее окунуться в чужое страдание. И Лорна решила ни в коем случае не сдаваться.

Ты посмотри на себя. Разуй глаза и посмотри на свою жизнь. На твою раковину из нержавейки. На дом, в котором архитектура главенствует.

– Если бы я теперь от них сбежала, я бы никогда не смогла себе этого простить, – сказала Полли. – Я бы этого не вынесла. Предать их сейчас было бы непростительно.

Конечно, некоторые могут себе простить любое предательство. Некоторые не знают, что такое чувство вины, да они и вообще никаких чувств не знают.

– Ну что, наслушалась печальных сказок? – сказал Брендан, когда они, выключив свет, лежали рядом в постели.

– Да, у нее этим вся голова забита.

– Ты только помни одно. Мы не миллионеры.

Лорна даже испугалась:

– Она не просит денег.

– Не просит?

– Во всяком случае, мне она о деньгах не говорит.

– Ты в этом уверена?

Лорна лежала сжавшись, не отвечала. Тут ей подумалось, что она может сообщить ему нечто, от чего его настроение улучшится.

– Она пробудет у нас всего две недели.

Пришла его очередь не отвечать.

– Как ты думаешь, она ведь симпатичная?

– Нет.

Ей захотелось сказать, что это Полли сшила ей свадебное платье. Она собиралась надеть на бракосочетание свой темно-синий костюмчик, но за несколько дней до свадьбы Полли сказала: «Нет, так дело не пойдет». Достала свою парадную школьную форму (в школе Полли имела успех у мальчиков куда больший, нежели Лорна, и посещала вечера с танцами), вшила в платье кружевные вставки и приделала белые кружевные рукавчики. Потому что, дескать, невеста без рукавов не невеста.

Но ему-то это не все ли равно теперь?

Лайонел на несколько дней уехал. Его отец вышел на пенсию, и Лайонел помогал ему переезжать из городка в Скалистых горах на остров Ванкувер. На следующий день после приезда Полли Лорна получила от него письмо. Нет, на сей раз не со стихами – обычное письмо, хотя и очень короткое.

Во сне я катал тебя на велосипеде. Мы ехали довольно быстро. И ты вроде бы не боялась, хотя, наверное, следовало бы. Но все, молчу. Истолковывать этот сон не обязательно.

Утром Брендан ушел рано. Он преподавал в летней школе и сказал, что позавтракает прямо там, в кафетерии. Едва за ним закрылась дверь, из своей комнаты появилась Полли. Вместо широкой юбки на ней были слаксы, и она непрестанно улыбалась, словно какой-то невысказанной удачной шутке. И все время держала голову склоненной, чтобы не встречаться глазами с Лорной.

– А съезжу-ка я, пожалуй, в центр, – сказала она. – Посмотрю город, а то снова-то я вряд ли когда-нибудь сюда выберусь.

Лорна отметила ей на карте несколько мест, объяснила, как ехать, и извинилась, что не сможет поехать с нею, потому что – сама понимаешь, толку с этого будет чуть, а мороки с детьми не оберешься.

– А. Да нет. Я и не ждала, что ты поедешь. Я не для того сюда приехала, чтобы заставлять тебя все время со мной нянчиться.

Элизбет почувствовала в атмосфере напряженность. И говорит:

– А почему с нами мороки не оберешься?

Дав Дэниэлу днем вздремнуть пораньше, Лорна дождалась, когда он проснется, посадила в прогулочную коляску и сказала Элизбет, что они идут на детскую площадку. Площадку она выбрала не ту, что в ближнем парке, а другую, под горой, рядом с улицей, где живет Лайонел. Его адрес Лорна знала, хотя дом никогда не видела. Знала, что это отдельный дом, а не многоквартирное здание. Он там снимал комнату на втором этаже.

Дорога туда была недолгой, хотя на обратный путь, без сомнения, времени уйдет побольше: коляску придется толкать в гору. Спустившись с горы, она попала в старую часть Северного Ванкувера, где дома главным образом маленькие и стоят на крохотных приусадебных участках. На двери дома, где жил Лайонел, рядом со звонком оказалась табличка с его фамилией, а над ней фамилия Хатчисон. Лорна уже знала, что миссис Б. Хатчисон – это хозяйка дома. Нажала кнопку звонка.

– Я знаю, что Лайонела сейчас нет дома, и прошу меня извинить за беспокойство, – сказала она. – Но я ему давала книжку почитать, она библиотечная, мне ее пора сдавать, и я подумала, может быть, вы разрешите мне на секундочку заскочить к нему, чтобы взглянуть, вдруг я найду ее.

– О! – проговорила хозяйка. Это была старушка в платке и с темными пятнами по всему лицу.

– Мы с мужем приятели Лайонела. Мой муж был в колледже его профессором.

Слово «профессор» помогает безотказно. Лорне выдали ключ. Она поставила коляску в тени дома и приказала Элизбет никуда не отходить и следить за Дэниэлом.

– Но это же не детская площадка, – нахмурилась Элизбет.

– Я только сбегаю наверх и сразу обратно. Всего на минуточку, о’кей?

В одном конце комнаты Лайонела была ниша с двухконфорочной газовой плитой и кухонным шкафчиком. Ни холодильника, ни раковины, кроме той, что в туалете. Опущенный на пол-окна ставень заклинило, на полу линолеум, рисунок которого закрашен коричневой краской. Слегка пованивало газом; одновременно в воздухе чувствовался запах непроветренной верхней одежды, пота и какого-то средства от насморка с сосновой отдушкой; всю эту ароматическую гамму она приняла, не вдумываясь и без отторжения, как сокровенный, личный запах самого Лайонела.