Около половины двенадцатого ночи до Джона Манглса и Вильсона, стоявших у борта с подветренной стороны, донесся какой-то необычный шум. Инстинкт моряков заставил их насторожиться. Джон схватил матроса за руку.

— Прибой! — сказал он.

— Да, — отозвался Вильсон, — волны разбиваются о рифы.

— Не больше как в двух кабельтовых?

— Не больше. Там земля!

Джон перегнулся через борт, посмотрел на темные волны и крикнул:

— Лот, Вильсон, лот!

Хозяин «Макари», стоявший на носу, по-видимому, ничего не подозревал. Вильсон схватил лот, свернутый в лот-баке, и бросил его в воду. Лотлинь заскользил между его пальцами, но на третьем узле остановился.

— Три сажени, — крикнул Вильсон.

— Капитан, мы у бурунов! — крикнул Джон, подбегая к Биллю Галлею.

Заметил ли Джон Манглс, как Галлей пожал плечами, или нет, было неважно, только молодой капитан кинулся к рулю, повернул румпель, тогда как Вильсон, бросив лот, стал подтягивать марсель, чтобы привести бриг к ветру. Рулевой, которого Джон Манглс с силой оттолкнул, даже не понял, чем вызвано это внезапное нападение.

— К наветренным брасам! Трави! Трави! — кричал молодой капитан, поворачивая бриг таким образом, чтобы уйти от бурунов.

С полминуты судно шло, почти задевая правым бортом рифы, и, несмотря на темноту, Джон разглядел саженях в четырех от «Макари» белые гребни, ревущих волн. Тут Билль Галлей, поняв наконец грозящую судну опасность, потерял голову. Полупьяные матросы не могли понять, чего от них требует капитан. Его сбивчивая речь, противоречивость его приказаний, все говорило о том, что этот тупоумный пьяница не обладал хладнокровием. Галлей был совершенно ошеломлен: он полагал, что земля от него в тридцати — сорока милях, а она оказалась в восьми. Судно отнесло течением в сторону от его обычного пути, и это захватило незадачливого капитана врасплох.

Благодаря быстрому вмешательству Джона Манглса «Макари» избежал бурунов. Но Джон Манглс не знал фарватера. Быть может, рифы окружали его со всех сторон? Ветер нес бриг прямо на восток, и каждую минуту он мог налететь на подводную скалу.

Вскоре шум прибоя стал нарастать справа. Пришлось снова лавировать. Джон снова положил руль на ветер. Перед форштевнем судна то и дело возникали буруны. Надо было во что бы то ни стало выйти в открытое море. Но удастся ли этот маневр на неустойчивом судне, с малой парусностью? Шансов на успех было мало, но другого выхода не было.

— Руль на ветер! На борт! — крикнул Джон Манглс Вильсону.

«Макари» приближался к новой гряде подводных скал. Море вокруг кипело. Наступила минута мучительного ожидания. Волны светились от пены, будто вспыхивая фосфорическим светом. Море дико ревело.

Вильсон и Мюльреди налегли изо всех сил на штурвал. Вдруг почувствовался страшный толчок. «Макари» наткнулся на подводную скалу. Ватер-штаги лопнули, и фок-мачта потеряла устойчивость. Удастся ли повернуть судно без других аварий?

Нет, не удалось — ветер внезапно спал, бриг увалило под ветер. Нахлынувший вал подхватил его, поднял, понес прямо на рифы и со страшной силой швырнул на скалы. Фок-мачта со всей оснасткой рухнула. Бриг дважды ударился килем о скалы и замер, накренившись на правый борт на тридцать градусов.

Стекла в рубке разлетелись вдребезги. Пассажиры выбежали на палубу, но волны перекатывались по ней, и оставаться там было небезопасно. Джон Манглс, зная, что судно основательно увязло в песке, попросил пассажиров вернуться в рубку.

— Скажите правду, Джон, — спокойно спросил Гленарван, — что нам грозит?

— Правду, сэр? Хорошо: ко дну мы не пойдем, хотя судно может быть разбито волнами, но у нас есть время принять нужные меры.

— Теперь полночь?

— Да, сэр, надо подождать до утра.

— Нельзя ли спустить шлюпку?

— При такой волне и среди такого мрака это невозможно. К тому же мы даже не знаем, где можно пристать к берегу.

— Хорошо, Джон, останемся здесь до утра.

В то время Билль Галлей метался, словно сумасшедший, по палубе. Его матросы, придя в себя, вышибли дно у бочонка с водкой и начали пить. Джон предвидел, что это пьянство не замедлит вызвать дикие выходки. Рассчитывать на капитана нельзя было, он уже утратил свой авторитет. Этот жалкий человек рвал на себе волосы, ломал руки и думал только о своем грузе, который не был застрахован.

— Я разорен! Я погиб! — орал он, перебегая от одного борта к другому.

Джон Манглс не стал утешать его. Он посоветовал своим спутникам вооружиться, и все приготовились в случае необходимости дать отпор матросам. Те пили бренди, выкрикивая ужасные ругательства.

— Первого, кто только осмелится приблизиться к рубке, я убью, как собаку, — спокойно заявил майор.

Матросы, видимо, поняв, что с ними церемониться не будут, вдруг куда-то исчезли. Джон Манглс забыл об этих пьяницах и с нетерпением ждал рассвета.

Бриг оставался совершенно неподвижным. Ветер стих. Море мало-помалу успокоилось. Корпус судна мог продержаться на воде еще несколько часов. С восходом солнца Джон Манглс надеялся разглядеть берег. Если пристать к нему будет возможно, то ялик, единственное оставшееся на судне средство сообщения, перевезет на берег команду и пассажиров. Ялику придется совершить несколько рейсов, ибо он мог вместить не более четырех человек. А шлюпка, как известно, была сорвана и унесена нахлынувшим валом в море.

Обдумывая опасное положение, в котором они все оказались, Джон Манглс, опершись о люк, прислушивался к шуму прибоя. Он старался разглядеть что-либо в окружавшем его беспросветном мраке. Он спрашивал себя, на каком расстоянии находится эта, столь желанная и столь опасная земля. Буруны часто отстоят на много миль от побережья. Выдержит ли легкая, хрупкая лодка такой большой переход?

В то время как Джон Манглс, обдумывая все это, ждал первых проблесков зари, пассажирки, успокоенные молодым капитаном, спали на своих койках. Полная неподвижность судна обещала им несколько часов отдыха. Гленарван, Джон Манглс и их спутники, не слыша больше криков мертвецки пьяных матросов, тоже слегка задремали, и в час ночи на «Макари», который лежал на своем песчаном ложе, воцарилось полное спокойствие.

Около четырех часов утра на востоке показались первые проблески зари. Облака слегка посветлели в бледных лучах рассвета. Джон Манглс поднялся на палубу. Туманная завеса висела на горизонте. Что-то как бы волнообразно колебалось высоко в утренних парах. Слабая зыбь пробегала по морю, и волны океана сливались с неподвижными тучами.

Джон Манглс ждал. Мало-помалу светлело, восток окрасился алым светом. Туманная завеса медленно взвилась, из воды постепенно выступали черные скалы. Наконец за каймой пены обрисовалась полоса, а над нею загорелся, словно маяк, яркий свет — то солнце, еще не взошедшее, осветило остроконечную вершину горы. Земля находилась не больше как в девяти милях.

— Земля! — вскричал Джон Манглс.

Его спутники, проснувшиеся от этого крика, выбежали на палубу и молча глядели на берег, видневшийся теперь на горизонте. Гостеприимный или враждебный, он должен был дать им приют.

— Где Билль Галлей? — спросил Гленарван.

— Не знаю, сэр, — ответил Джон Манглс.

— А матросы?

— Скрылись, как и он.

— И, вероятно, мертвецки пьяны, как и он, — добавил Мак-Наббс.

— Разыщите их, — сказал Гленарван. — Нельзя же их бросить здесь, на этом судне.

Мюльреди и Вильсон спустились в кубрик и через две минуты вернулись. Там никого не оказалось. Они тщательно обыскали судно, до самого дна трюма, но ни Билля Галлея, ни его матросов нигде не нашли.

— Как! Никого? — сказал Гленарван.

— Не упали ли они в море? — спросил Паганель.

— Все возможно, — отозвался Джон Манглс, очень встревоженный этим исчезновением. Затем, направляясь на корму, он крикнул: — К ялику!

Вильсон и Мюльреди последовали за ним, чтобы спустить на воду ялик, но его не было — ялик исчез.

Билль Галлей вместе с командой, воспользовавшись темнотой и тем, что все пассажиры спали, бежал с брига на единственной уцелевшей лодке. В этом не могло быть ни малейшего сомнения. Капитан, которого долг обязывает оставить судно последним, покинул его первым.