— Сначала воспитанные люди здороваются, — с улыбочкой ответил незнакомец.

— Ну, здравствуйте!

— Здравствуйте, барышня.

— А вам, собственно, кого?

— А мне, собственно, Павла Александровича.

— А его нет. Он на даче, в Лихих Горках.

— А вы, собственно, кто ему будете?

— А я, собственно, соседка.

— Может быть, вы разрешите мне пройти в квартиру? Что-то устал с дороги. Хоть на пять минут — отдышаться. Да и пить очень хочется.

— Да, конечно, — запоздало спохватилась Лера, вспомнив о законах гостеприимства. — Проходите. А разве он вам телефона туда не давал?

— Нет, к сожалению. Мы так редко видимся… Я, понимаете ли, друг Павла Александровича. Старый закадычный друг. Зовут меня Феофан Феофанович.

— Очень приятно. А я Лера. Да вы проходите на кухню. Может быть, чаю хотите?

— Не откажусь, — пробормотал дядька и, постоянно оглядываясь, засеменил на кухню.

— Сейчас посмотрю, можно ли из чего-нибудь бутерброды сделать. Холодильник почти пустой. Мы сейчас все в Лихих Горках. И Павел Александрович, и тетя Вера, и мы с Игорем. Я сегодня случайно сюда заскочила, — тараторила она, ставя на плиту чайник, ища заварку и одновременно рыская по холодильнику.

— А я-то думаю, куда народ подевался? Как бы чего плохого не случилось. Вот и приехал проведать. Нам, милочка, уже лет много. Каждый день на счету. У меня вся записная книжка в крестиках. Помечаю тех, кто умер. Так что нам нельзя с Павлом Александровичем надолго расставаться… А вы, значит, всей коммуной на дачу укатили? Это правильно. Летом в городе нечего делать. Гарь, смог. Это вы хорошо придумали. И самое главное — вместе. Молодцы! — Феофан Феофанович постоянно оглядывался, ко всему присматривался, брал в руки мелкие вещички и тут же клал их на место. — Какая у вас уютная квартирка. Не знал бы, что коммунальная, — не поверил. О! Даже телевизор на кухне есть. Красота! И всюду чувствуется женская рука. Нет, право дело, вы молодцы! Вы телефончик-то и адресок в Горки ваши Лихие дайте. Может, я вас навещу. Так, знаете, нехорошо мне в городе. Просто задыхаюсь. — Гость протер большим носовым платком покрытый мелкими бисеринами лоб. — Утром приехал, а вечером домой. Хоть отдышался бы. Я, знаете ли, люблю рыбку половить. У вас там водоем-то какой-нибудь есть?

— Да. У нас рядом речка Стужка протекает и плотина на ней стоит. Говорят, щуки и плотвы видимо-невидимо, — ответила Лера, наливая в большую керамическую кружку горячий чай.

— Это хорошо. Этого нам старикам и надо, — бормотал Феофан Феофанович, прихлебывая сладкий чай.

— Я сейчас вам адрес напишу. — Лера быстро набросала план поселка и стрелочками указала, как найти дом. Внизу приписала свой мобильный телефон. — Вот. Приезжайте. Павлу Александровичу веселее будет, только звоните вечером. Ой! — Захлопотала снова она. — Плохая я хозяйка. Бутерброды, к сожалению, сделать не могу. В доме шаром покати. Только консервы. Вот печенье. Вы на него джем намажьте. Это вкусно. Вы действительно приезжайте. Мы вас там хорошо встретим и по-домашнему накормим. Отдохнете. Наша тетя Вера, знаете, какие пироги печет!

— Пироги — это хорошо. А то я один. Жена пять лет назад умерла. Теперь больше сухомяткой обхожусь. Чтой-то я все о себе да о себе. Как он там?

— Павел Александрович? Нормально. Только не сидится ему на месте. Все что-то изобретает, работает. Я так на него и тетю Веру ругаюсь! Купались бы себе, загорали. А они! — безнадежно махнула рукой Лера. — Одна консервирует все подряд, как будто голода ждет, другой голубятню построил.

— Голубятню? — заинтересовался Феофан Феофанович. — Что, прям настоящую? Большую? Такую, как раньше были?

— Такую. Такую! Голубей племенных купил. Просто беда.

— А я-то думал, вы там домик снимаете… А у вас, значит, свой?

— Да… — закусила Лера губу.

Она вдруг опомнилась и стала корить себя за свой длинный язык. Надо, наверное, было разрешения у Павла Александровича спросить, прежде чем адрес давать. Голос ее стал заметно суше. Она протерла тряпкой стол, забрала у гостя чашку и всем своим видом показывала, что пора и честь знать. Гость намек понял и стал прощаться.

— Так я заеду, милая.

— Да. Да. Конечно.

— Вы от меня привет дружку моему передавайте.

— Обязательно.

— Может, на этой неделе, и соберусь, — договаривал он, стоя уже в двери.

Наконец Лера с облегчением закрыла за ним дверь. Торопливо домыла полы, заполнила платежные квитанции и, закрыв металлическую дверь на два замка, не дожидаясь лифта, сбежала вниз.

Павел Александрович новость встретил холодно.

— Феофан, говоришь, заходил? Это же тот ювелир, что камнями нас снабжает. И чего ему, старому, от меня понадобилось? Что дома не сидится? Неспроста все это. Ох, чует мое сердце, неспроста. Ну да бог с ним. Не буду я ему первым звонить, раз у него теперь твой телефон есть. Утро вечера мудренее. Поживем — увидим, что этому аферисту надо. А пока я говорить не буду, что мы завязать решили. Деньги у нас есть. Может, стоит у него камней про запас купить? А, Лер?

— Павел Александрович, решайте сами. Вы же знаете, я вам доверяю, — ответила Лера, думая о чем-то своем.

— Доверчивая ты больно, голубка моя. В подобных делах это плохо. Кабы тебе не обжечься ненароком.

Долго себя ждать Феофан Феофанович не заставил. Уже через день его полотняная кепочка замелькала по поселку. Стояла сильная жара, что было несколько непривычно для начала лета. Ни ветерка. Ни один листик на обожженных солнцем деревьях не шевельнется. Даже ранним утром, едва встав, хотелось принять холодный душ или сбегать к Стужке и окунуться в воду. Только в доме можно было нормально существовать. Зимой в нем было тепло, а летом прохладно.

Феофан Феофанович был, мягко сказать, поражен увиденным. Он несколько раз прошелся вдоль кирпичного забора, все время поглядывая на листок с планом, данным ему Лерой. Он то задирал голову высоко-высоко, пытаясь рассмотреть золотого петушка вместо флюгера, то опускал очи долу, словно ища потерянную монету, то поднимался на цыпочки, пытаясь заглянуть в узкие бойницы кирпичной ограды. Как многие мужчины его возраста, он не расставался с пиджаком, и от жары и волнения тот потемнел под мышками. Гость был шокирован, ошеломлен, потрясен. Дачи бывают разные. Много он дач перевидел на своем веку, но такую… Ему стало нехорошо. Прихватило сердце, и он схватился рукой за грудь.

— Это ж на какие шиши он себе домик такой отгрохал? — вытаращив глаза, бормотал он про себя. — Это ж он на мои денежки барствует! Как сыр в масле катается… Манну небесную кушает, а я плевелы клевать должен? Ах, ах, ах! — покачивал он головой, нажимая кнопку звонка. Ворота открыла Лера.

— А… Феофан Феофанович! Здравствуйте. Что так рано? Не спится? Город надоел? Ну, проходите, проходите. Я сейчас уезжаю, поэтому не могу вам внимание уделить. Пойду Павла Александровича разбужу, он еще не встал, соня!

— Вы, Лерочка, меня удивляете. Какой у вас цвет лица и вид такой благородный. То поломойка, то царица. Нет, право — есть женщины в русских селеньях…

Они прошли мимо манящего прохладой бассейна к дому и поднялись на веранду.

— Спасибо. Куда денешься? Надо выглядеть. Мне же на работу ехать. Да вы присаживайтесь, — предложила она гостю, вводя в гостиную.

Тот присел на краешек резного дивана очень аккуратно, боясь раздавить своим немаленьким весом это изящное произведение искусства. Антикварный, на тонких точеных ножках диванчик и впрямь был хорош. Феофан Феофанович, словно выброшенная на берег приливом рыба, то открывал, то закрывал рот.

— Этого не может быть! Сколько же это может стоить? Тут же сплошной антиквариат! Музей! Кремль! Какая жизнь у людей! А я!

— Здравствуй Фофа, — приветствовал гостя Павел Александрович, войдя в гостиную. — Зачем пожаловал?

— Приветствую, Паша, — расплылся в улыбке тот, стараясь скрыть не отпускающий его нервный трепет. — Да я, родной, посоветоваться с тобой хотел, а ты, вишь, пропал, спрятался. В хоромах, за каменными стенами от народа скрываешься! — И он снова стал оглядываться по сторонам. — Хорошо у тебя тут.