— Я не мог предвидеть этого, — сокрушенно покачал головой Шальц. — Но шифровку оставляйте. Возможно, связник вернется раньше.

Эльза протянула Отто Шальцу небольшой сверток. Он взял его и вышел из комнаты. Возвратившись, отвернул кран, отрегулировал температуру воды и стал мыть Эльзе голову. Затем вытер волосы насухо, и они вдвоем перешли в зал.

— Какую прическу сегодня мы выберем? — спросил учтиво мастер.

— У меня совсем нет времени, решайте сами, для меня главное, чтобы вы сделали ее быстро, — тихо ответила Эльза.

Отто Шальц разделил волосы на две части и начал накладывать на них длинные блестящие зажимы. Эльза не смотрела в зеркало, ей было совершенно безразлично, какая у нее будет прическа. То, что информация не уйдет своевременно, не давало ей покоя. Она даже не заметила, как мастер закончил работу и выжидающе смотрел на нее.

— Вам нравится? — спросил он.

— Что? — не поняла Эльза и тотчас спохватилась: — Спасибо. Отличная прическа. Сколько я вам должна?

— Шесть марок, фрау.

— Возьмите, — Миллер подала ему пятнадцать марок.

— Фрау, вы меня балуете.

— Еще раз благодарю за красивую прическу. До свидания.

— До свидания. Заходите, когда появится необходимость в моих услугах.

— Обязательно, — пообещала Миллер.

Шофер издали заметил Миллер и потихоньку поехал ей навстречу. Эльза ускорила шаг, ей не хотелось, чтобы Отто Шальц видел, как она будет садиться в этот автомобиль. По служебным номерным знакам парикмахер без труда определил бы принадлежность автомобиля к абверу. Вряд ли это принесло бы ему радость, наоборот, могло шокировать. Эльза уже пожалела, что приехала сюда на автомобиле Штольца, но деваться было некуда. Шофер, видимо, понял, что по каким-то причинам Миллер не желает, чтобы из парикмахерской ее увидели, и остановился.

Эльза открыла заднюю дверцу, села в автомобиль и сказала унтер-офицеру:

— В пансион!

— Слушаюсь, фрау оберст-лейтенант.

У пансиона Миллер отпустила шофера на час и, не прощаясь, направилась к себе в комнату.

Почти весь день она ничего не ела и сейчас ощутила сильный, неприятный, похожий на зудящую боль, голод. Эльза поинтересовалась у администратора:

— Узнайте, не смогу ли я сейчас поужинать, я уезжаю и у меня нет времени ходить по ресторанам.

— В ресторанах сейчас ничего нет. Все изменилось, фрау оберст-лейтенант. В Германии очень плохо с продуктами, даже в нашей столовой офицеры недовольны питанием, а в других местах еще хуже кормят. Подождите меня несколько минут, я узнаю, смогут вас покормить или нет.

Эльза стояла у барьера, отгораживающего от холла рабочее место администратора. Через три минуты администратор вернулся вместе с официантом, который всегда обслуживал Миллер.

— Добрый вечер, фрау оберст-лейтенант. Прошу вас в зал, что-то найдем для вас.

— Спасибо.

Эльза села на свое обычное место. Официант остановился у стола.

— Повар жарит для вас отбивную. Сейчас таких блюд у нас практически ее бывает, это только для вас. На гарнир я заказал картофель «фри». Не возражаете?

— Это мой любимый гарнир, благодарю.

Официант направился на кухню. Вскоре он вновь появился, неся перед собой поднос. Только сейчас Эльза заметила, что вид у него угнетенный, невеселый. Он поставил на стол тарелки, кофе и собрался уходить.

— Что с вами? — не выдержала Миллер. — Вы очень изменились. Постарели. Болеете?

— Болею. Но главное, что меня подкосило — это гибель сыновей.

— Как сыновей? У вас погиб один сын.

— О, фрау оберст-лейтенант, я потерял троих сыновей.

— Но я помню, младший был совсем мальчик. Разве его призвали на фронт?

— После похоронной на второго он ушел добровольцем.

— И вы его отпустили?

— Меня никто не спрашивал. Теперь у меня не осталось детей, все трое погибли в России.

— Мне очень жаль.

— Положение у меня очень тяжелое, если и меня призовут в армию, я не представляю, что будет с женой, она сильно болеет. Вы не смогли бы замолвить за меня словечко? Может быть, меня пока не призвали бы?

— Я бы рада вам помочь, но через чае улетаю. Когда вернусь, и сама не знаю.

— Простите за беспокойство, — официант печально склонил голову.

— Попросите кого-нибудь другого, ведь в пансионе живет много офицеров.

— Я просил, но мне отвечают, что моя просьба похожа на дезертирство.

— Жаль. Если до моего возвращения вас не призовут, я постараюсь помочь вам.

— Спасибо, фрау оберст-лейтенант.

Собралась Эльза быстро. Гардекопф уже ждал ее в аэропорту. Как только Миллер вышла из машины, он отрапортовал:

— Самолет готов к отлету. Кроме нас летит еще шесть пассажиров. Все уже на месте.

Он подхватил чемодан Эльзы и зашагал впереди к военному транспортному самолету, стоявшему в метрах пятидесяти от здания аэровокзала.

Миллер и Гардекопф поднялись по трапу в самолет. Заревели моторы, машина покатилась по бетонной полосе. Затем оторвалась от земли и начала быстро набирать высоту.

В самолете находились военные разных родов войск. В основном — старшие офицеры. Эльза и Гардекопф сидели в четвертом ряду.

— Как вы провели время в Берлине? — спросила Эльза.

— Был у матери.

— Как ее здоровье?

— Старушка пока держится. Она так обрадовалась, когда узнала, что я лечу во Францию.

— Почему?

— Там служит мой двоюродный брат, ее племянник, а кроме того, она говорит, что Франция — это не Россия.

— В какой-то степени она права, хотя и там сейчас нелегко.

— Мне давно хотелось побывать во Франции, я столько слышал об этой стране.

— Я, кажется, догадываюсь, что привлекает вас во Франции, — лукаво взглянула на Гардекопфа Эльза и добивала: — Женщины.

— Не угадали, — засмеялся майор. — Больше всего меня привлекают вина, фрау майор.

— Не майор, а оберст-лейтенант, — поправила Миллер.

— Простите, никак не могу привыкнуть к новым званиям. Жаль, что никому из наших ребят не повысили звание.

— В этом виноват Венкель, — нахмурилась Эльза.

— Подлец. Хвала Богу, он получил свое.

— Об этом я хотела бы поговорить с вами, Гардекопф. Мне не нравится ваша самодеятельность.

— Но Венкель заслужил наказание.

— Я ведь запретила вам предпринимать против него что-либо. Вы верите в обвинение, предъявленное мне Венкелем?

— Я верю вам, фрау оберст-лейтенант. Я могу предположить, что вы вступали в контакт с партизанами из каких-то своих соображений. Вы — разведчик, и ваши действия могли исходить из вашего опыта, но что-то не получилось в вашей операции. Вместо триумфа вы навлекли на себя подозрение.

— Значит, вы ликвидировали Венкеля, спасая меня?

— Да, только по этой причине. И потом… не ликвидируй мы Венкеля, нам всем пришлось бы очень худо. Венкель не оставил бы нас в покое. Если вы советский разведчик, то мы, все ваши подчиненные, являемся косвенными помощниками. Допросы, пытки ждали всех нас. То, что Венкель оговорил ваших подчиненных перед штандартенфюрером Штольцем, было его самой большой ошибкой. Ни один сотрудник абвера никогда не простит подобное сотруднику СД.

— Гардекопф, у вас есть основания не доверять мне, — открыто сказала Эльза.

— Они были у Венкеля, у меня их нет, — ответил майор. — Я верю в ваш опыт разведчика, верю вам как человеку. Кем бы вы не оказались в конечном счете — я с вами, фрау оберст-лейтенант. Можете рассчитывать на меня в любом случае.

— Я признательна вам, Гардекопф, за искренние слова, но чем вызвана эта преданность?

— Тем, что вы всегда видели во мне человека, а не палача, которому другие брезговали подать руку, а большая часть офицеров презирала меня за то, что я пытал людей по их же приказу.

— Мне кажется, вы преувеличиваете все.

— Нет, фрау оберст-лейтенант, я ничего не преувеличиваю, но лучше не говорить на эту тему.

— Хорошо, — согласно кивнула Эльза. — Что вы думаете о наших помощниках?

— Они неплохие ребята.

— Фюреру преданы?