— Согласен с вашими доводами. Но как понимать слова, произнесенные командиром отряда: «Мне до сих пор не дает покоя мысль: зачем она поехала с оберстом»?
— Мне кажется, что ваш агент что-то не понял или недослышал. Видимо, речь шла уже о фрау гауптман. Партизанам не помешал бы такой «язык». Надеюсь, вы не станете отрицать, что абверу известно не меньше, чем СД. Вывод напрашивается такой: партизаны охотились за фрау гауптман и были неприятно поражены, когда увидели ее в тяжелом состоянии. Убедившись, что пользы от такого «языка» уже не будет, они оставили ее умирать.
— Все это, Гартман, похоже на правду… — Венкель задумался. Затем обратился к предателю: — Отвечай: кроме того, что ты мне рассказал, ты слышал еще что-нибудь?
— Нет, не слышал.
— После слов чекиста командир отряда ответил тотчас или спустя некоторое время?
— Минуты через три. Он, видимо, обдумывал ответ.
Штурмбанфюрер подошел к Миллер:
— Фрау гауптман, приношу свои извинения.
Эльза внимательно посмотрела на него.
Тот не выдержал ее взгляда и отвел глаза в сторону. Миллер подняла руку и сильно ударила Венкеля по лицу. Затем вынула из кармана его пистолет, положила на стол и вышла из кабинета.
Гардекопф молча приблизился к «Дятлу» и резко ударил его ногой в грудь. Гнатенко вместе со стулом повалился на пол. Несколько секунд он лежал, не понимая, что произошло, почему его ударил обер-лейтенант, потом резко вскочил на ноги и, обращаясь к Венкелю, воскликнул:
— Господин штурмбанфюрер!..
Огромный кулак Гардекопфа закрыл его лицо. От сильного удара Гнатенко перелетел кабинет и, сбив оказавшееся на пути кресло, грохнулся у стены. Гардекопф медленно двинулся к нему. «Дятел» сжался в комок, поднял к лицу дрожащие руки и попытался что-то сказать, но не смог говорить от сковавшего его страха.
Гардекопф подошел к нему вплотную:
— Кто поручил тебе очернить фрау гауптман? Отвечай, сволочь!
— Я… я… я…
Обер-лейтенант резко ударил его ногой. «Дятел» обхватил руками живот и стал кататься по полу. А Гардекопф с остервенением продолжал пинать его ногами. Минут семь он избивал предателя. Потом наклонился, поднял за волосы его окровавленную голову и повторил вопрос:
— Кто поручил тебе очернить фрау гауптман?
Гнатенко молчал.
Венкель, все это время молча наблюдавший за происходящим, подошел к Гардекопфу.
— Обер-лейтенант, прежде чем предъявить Миллер обвинение в шпионаже, мы хорошенько избили «Дятла», я не мог поверить в то, что он говорил, слишком страшный смысл заложен в его показаниях. Он слово в слово повторил то, что говорил раньше. Не проще ли будет, если мы пристрелим его без допроса?
— Нет, штурмбанфюрер, речь идет о чести моего командира, и я добьюсь признания этого негодяя-партизана.
— Вы думаете, он партизан?
— Уверен в этом. Он много пользы принес вам? Сколько партизан взяло СД после его внедрения в отряд?
— Ни одного. Первое, что он сообщил мне, это новость о вашем командире.
— Чем объяснял он свою бездеятельность?
— Тем, что не мог незамеченным уйти из отряда.
— А как только узнал о фрау гауптман, тотчас смог?
— Выходит, так.
Гардекопф склонился над «Дятлом».
— Отвечай, или я забью тебя насмерть: кто поручил тебе очернить фрау гауптман?
— Майор, чекист.
— Зачем ему это нужно?
— Не знаю.
— Кто еще заставлял тебя давать показания против Миллер?
— Штурмбанфюрер Венкель.
— Врешь, собака! — закричал Венкель.
Он схватил со стола свой пистолет и, не целясь, выстрелил в «Дятла». Тот, раненный, попытался встать, но не смог. Чувствуя конец, плюнул в сторону штурмбанфюрера.
— Венкель заставлял меня давать показания против Миллер, говорил: «Ничего не бойся, я начальник СД…».
В груди у него что-то забулькало и горлом хлынула кровь.
— Готов, — сказал Гардекопф. — Зря вы поторопились, господин штурмбанфюрер, он мог много интересного рассказать.
— Он наговорил бы на меня, как до этого наговорил на фрау гауптман.
— А может быть, о вас он сказал правду? — спросил Гартман.
— Гартман, вы забываетесь! Я штурмбанфюрер СС. Временно исполняю обязанности начальника СД.
— Вы позволили себе такое, Венкель, из-за чего, уверен, очень скоро вы будете на фронте в качестве рядового. Миллер — офицер с особыми полномочиями, а вы рискнули предъявить ей обвинение в шпионаже в пользу русских. Это вам так не пройдет, — заключил Гартман.
— Я знаю, что виноват перед Миллер, но это касается только ее и меня.
— Ошибаетесь, господин штурмбанфюрер, это касается всех членов группы абвера.
Венкель обратился к обер-лейтенанту:
— Гардекопф, мне надо поговорить с вами наедине.
Замерн и Гартман вышли. Венкель вызвал секретаря.
— Прикажите убрать эту падаль. — Он брезгливо указал на труп Гнатенко. — Обер-лейтенант, прошу вас перейти со мной в кабинет заместителя начальника СД.
Когда они остались одни, Венкель заговорил извиняющимся тоном:
— Мне очень не хотелось бы, чтобы об этом случае знали в Берлине. Попросите фрау гауптман не сообщать об этом неприятном инциденте.
— Она не послушает меня. Да и какой смысл в этом?
— Если фрау гауптман пожалуется, приедет комиссия, а от этого, я думаю, мало радости и мне и вам.
— Это так, но оставить без наказания вашу наглость Миллер не сможет. Ее подчиненные потребуют, чтобы вы были наказаны за клевету на них и попытку скомпрометировать Миллер.
— Гардекопф, я в долгу не останусь. Все-таки пока я начальник СД.
— Хорошо, я попробую поговорить с Миллер, но обещать ничего не могу.
Не прощаясь, обер-лейтенант вышел из кабинета и направился к себе. На его месте сидел Гартман, больше никого не было.
— Где остальные?
— Фрау гауптман всех отправила в их районы. А мне приказала сидеть здесь и никого не пропускать в ее кабинет.
— Она спрашивала, где я? Что вы сказали ей?
— Что вы беседуете о чем-то наедине с Венкелем. Фрау гауптман решила, что вы собираетесь перейти на службу в СД, у Венкеля сейчас нет заместителя.
— Она не говорила, чтобы я зашел к ней, как только появлюсь?
— Нет.
Гардекопф некоторое время постоял, подумал, затем решительно направился в кабинет Миллер, но Гартман остановил его.
— Прошу прощения, господин обер-лейтенант, фрау гауптман приказала никого не пропускать к ней, — повторил он.
Гардекопф остановился.
— Спроси, можно ли мне зайти к ней?
Когда обер-лейтенант вошел к Миллер, она сидела за столом и что-то писала. Подняла голову и посмотрела на своего заместителя.
— Где вы ходите, Гардекопф?
— Меня задержал штурмбанфюрер Венкель.
— О чем же вы говорили с ним?
— О вас, фрау гауптман. Венкель попросил меня переговорить с вами, чтобы вы не жаловались в Берлин. А еще он сказал, что у него для вас есть хорошая новость. Штурмбанфюрер уверен, что она вас заинтересует.
— Я не имею права прощать подобные подозрения. Надеюсь, вы понимаете, Гардекопф, насколько серьезное обвинение предъявил мне Венкель?
— Именно поэтому я решил допросить «Дятла».
— Как я поняла со слов Гартмана и Замерна, вы не столько допрашивали Гнатенко, сколько заставляли его признаться в том, что он действовал по чьему-то указанию.
— В данной ситуации другого выхода не было.
— А что вы сами думаете обо всем этом, обер-лейтенант? — поинтересовалась Миллер.
— Я больше чем уверен, что в партизанском отряде знали, кто такой «Дятел», и разговор майора с командиром партизанского отряда был подготовлен заранее. Мне не первый раз приходится допрашивать людей, и я умею отличать, когда они говорят правду, а когда врут. Гнатенко говорил правду.
— Значит, я… — начала было Миллер, но Гардекопф прервал ее.
— Нет, нет! Информация была подготовлена русскими специально, и штурмбанфюрер клюнул на нее.
— Вы сказали об этом Венкелю?
— Нет. Нам надо иметь запасной козырь.