Сейчас в армии. Или, как студента, не взяли? Нет вроде в прошлый раз говорили, что взяли… Пусть живет! Это его мир, единственный его мир… В отличие от Алексея. Бабка Федотиха сказала когда-то давно – кто-то один может остаться здесь… только один. Алексей сделал выбор.

После ухода рейсового «пазика» больше ничего интересного на улице не происходило, если не считать устроенной совсем уж мелкими – лет по десять-одиннадцать – пацанами драки. По мнению Алексея, драка оказалась глупой и скучной, к тому же – недолгой. Кому-то почти сразу же расквасили нос, и вся округа огласилась обиженным ревом. Тьфу ты! Даже подраться как следует не могли.

Разочарованно отвернувшись, молодой человек подошел к стеллажам. Аксаков, Куприн, Бунин… Так-так, а где тут у них история? Есть ли полочка? Хоть что-нибудь почитать, чтоб времени зря не терять.

Ага! История Европы… Пухлый серо-голубой том! Есть в нем раздел по Византии… Ага, есть… Все то же самое – в мае 1453 года Константинополь пал под ударами турок… и все в том же духе… Алексей перелистнул несколько страниц… увидел знакомое имя… какой-то историк Дука – такого протопроедр почему-то не знал – осуждал первого министра Луку Нотару… ага! Вот он! за его известные слова о чалме и тиаре. «Подобный призыв Нотары был явным предательством». Так-то! Кто бы спорил? Нет, определенно он умный парень, этот историк Дука… Ах, из богатого аристократического рода? Жил на Лесбосе? Ну, понятно, почему Алексей его не знает… И что там он еще интересного пишет? Ага, вот, опять же о Луке Нотаре, правда, это не сам Дука, а его пересказатели-историки:

«Но сам Нотара жестоко поплатился за это… Султан сперва обласкал Нотару, а затем потребовал в гарем его дочь». Вот так! А что же ты, дурачок, хотел-то? «Лучше чалма, чем папская тиара», вот на тебе, чалму, идиот!

«…Мехмед Второй приказал отдать в свой гарем любимого младшего сына Луки…» Что?! «…юного и прекрасного мальчика…». Мануила, что ли?! А, похоже, что так… лучше б, конечно, ему тогда утонуть!

«Лука отказался отдать сына на поруганье…»

Да кто ж тебя теперь будет спрашивать? Турки, что ли?

«…и был казнен вместе со старшим сыном и зятем».

Казнен!!!

Вот так обычно и кончают предатели, так вот… И все же жалко, жалко Мануила, да и зятя, и старшего сына Нотары жалко. А самого Луку – ничуть! Это ж надо кому поверил – туркам! Что и говорить – идиот. Из-за таких, как он… Ладно, не будем о грустном…

Алексей и не заметил, как стемнело. Так и не дочитав раздел, он воровато вырвал пару листов и, сунув их в карман позаимствованной в сенях у бабки Федотихи куртки, ничтоже сумняшеся развалился прямо на полу, на старом паласе. Завалился, и тут же заснул под доносящееся из клуба уханье басовых динамиков – все ж таки начались…

…танцы.

Выспался Алексей хорошо, отлично выспался, никакая музыка не помешала. Проснулся, как и хотел, раненько, но не очень – едва солнышко встало, раньше было бы слишком уж подозрительно – ну, куда пробираться в потемках?

Встал, потянулся, выглянул в окно – вроде все чисто. Выйдя ну улицу – поежился, все ж таки холодновато, чай, не май месяц – октябрь на дворе. Прислушался… Рано-то рано, а на машинном дворе уже заводили трактор, начинался рабочий день – понедельник, и вообще-то следовало бы поторопиться, чтобы никому не мозолить глаза.

Осмотревшись, молодой человек спустился к реке, зашагал по рыбачьей тропке. По берегам струился туман, густой, молочно-белый и плотный, как заварной крахмальный кисель, который кто с сахаром любит есть, кто – с ягодами, а кто – и с подсолнечным маслицем. Алексей, к примеру, как раз с маслом любил… Да-а… перекусить бы сейчас неплохо. Не киселя, так хотя бы яичницу.

Протопроедр улыбнулся – все ж таки хорошо, что прихватил из бабкиной избы упаковку чая и немного сахара. Да и деньги на хлеб имеются, спасибо Ирине Петровне, дачнице, вернее, ее заглохшему «шевроле». Сюда, в магазин, конечно, не стоит ходить, светиться, есть и в других леревнях магазины, поменьше, да подальше. Там хлебушка и купить – а его много надо, – Федотиха-то, может, еще только через неделю вернется, если не через две.

Пройдя вдоль реки километра два, путник перешел бродцем на другой берег и, срезая путь – река делала здесь ха-ароший, верст на пять, крюк – углубился в лес по едва заметной тропке.

Солнышко уже поднималось выше, начинало припекать, согревая стылую от ночного хлада землю. Запрыгали, зачирикали на ветках синицы, вот белобокая сорока взмахнула крыльями, закаркал на старой сосне ворон.

На ворона Алексей никакого внимания не обратил, даже не выругался, потому как в плохие приметы не верил, верил только в хорошие – это ведь куда лучше, так верить. Вот еще вчера загадал – если дождя не будет – сладится все, пойдет как по маслицу, хитро загадал, на небо вечернее ясное глядючи, знал наверняка – не будет никакого дождика, дудки!

Хорошо было идти по осеннему лесу, не жарко, но уже и не холодно. Вокруг золотая листва да темная зелень елей, красные гроздья рябин, багряные папоротники, заросли волчьего лыка, орешник… И воздух такой чистый, свежий, и небо – синее-синее, – и яркое солнышко, и смолистый запах сосен и пряный – пожухлых осенних трав. Да уж, бабье лето – пожалуй, лучшее время года.

Примерно через час впереди, за пролеском, вновь блеснула река, путник немного передохнул, посидел на бревнышке у потухшего рыбацкого костерка, решая для себя – оставаться ли тут или пройти дальше? Нет, пожалуй, тут слишком уж людно будет. Это сейчас нет никого, а на выходные? Понаедут из города рыбаки-охотники, да и местные не пройдут мимо. Не тропка – проходной двор, нет уж, лучше подальше.

Подумав так, молодой человек поднялся и ходко зашагал дальше, теперь уже не удаляясь от реки никуда, прямо по змеящейся под ногами тропинке. Шел часа три, уж никак не меньше, и уже углубился в такую чащу, в которую вряд ли пойдет простой горожанин-турист. И это было хорошо!

Заметив кострище, Алексей остановился, внимательно осматривая местечко. Кострище оказалось оборудованным, обложенным круглыми речными камнями. Кроме того имелись и колышки для котелка, и навес, и даже к уложенным вокруг кострища бревнам были аккуратно прилажены спинки.

Поискав, путник нашел в примотанной проволокой к сосне банке спички, соль и пару рыболовных крючков с запутанной леской. Даже деньги там были – девятнадцать рублей звонкой блестящей мелочью. А что – тоже, может быть, и сгодятся!

Вполне, вполне подходящее место, другое и искать нечего. И от деревни не далеко, и не очень близко, в самый раз, и навес имеется – там можно и спать, нарубить ножом лапника… Или даже сладить шалаш. Кстати, за сосною, в оставленных кем-то дровишках – видать, не все за ночь спалили – нашелся и котелок, и это обрадовало беглеца больше всего. Котелок! Ну, теперь живем!

Спустившись по глинистому откосу к реке, Алексей зачерпнул воды, вскипятил чаю, попив пока так, голью – и то ведь милое дело, после такого пути. Напившись, повеселел и принялся деятельно обустраивать быт. Натаскал под навес лапника, наломал хворосту для костра, вырубил удилище, и, подумав, решил сладить лук, пустив на тетиву оставшуюся леску. Тис в этом лесу, конечно, не рос, пришлось обойтись орешником. Знатный получился лук, крепкий – серьезного зверя, конечно, из такого не завалишь, но вот какую-нибудь птицу – утку, рябчика… Сделал и стрелы – расщепив крепкое сосновое поленце. Острия вырезал из консервной банки, оперенье пока придумал из листьев. Попробовал – на пару десятков шагов било метко, а больше в лесу и не нужно.

Честно-то говоря, не очень-то и нужен был беглецу этот лук, вполне обошелся б и удочкой, да вот захотелось… сладил. И теперь сидел довольный, правда, пока еще не сытый. Посидел, пошел на бережок, закинул удочку… Два часа – три окуня, уклейка и небольшая такая щучка.