Биньями и Бастианелли непонимающе переглянулись.

До сих пор неизвестно, почему Грасси уклонился от эксперимента, подготовляемого им в течение нескольких лет. Историки медицины не могут ответить на этот вопрос. Может быть, Грасси не хотел быть причастным к возможной гибели Золя? Может быть, у него были другие причины, о которых он умалчивал?

— Итак, завтра эксперимент, — твердо сказал Грасси, поднимаясь из-за стола. — Удачи вам, синьоры!

На другое утро самки анафелес, выловленные в госпитале Локате Триульце, были выпущены в комнату, где поселился Золя. Оба экспериментатора наводились в соседней комнате. Их лица прикрывали матерчатые маски с узкими прорезями для глаз, на руках были нитяные перчатки.

Все окна дома, где проходил эксперимент, плотно затягивали москитные сетки, сквозь которые в комнаты не мог проникнуть даже самый крохотный комар.

На все время эксперимента Золя запрещалось выходить из дома.

Он заболел на четырнадцатый день. Озноб начался внезапно, как это всегда случается при малярии. Температура в течение получаса подскочила до сорока одного градуса. Во всех десяти мазках крови экспериментаторы обнаружили малярийных плазмодиев.

Так впервые в мире произошло искусственное заражение человека малярией с помощью комара анафелес. С тех пор комары этого вида называются малярийными комарами.

Болезнь у Золя протекала не тяжело, и через несколько дней он был здоров.

Последняя тайна малярии была раскрыта.

В 1902 году опыт, поставленный в Риме, повторил на себе харьковский врач Владимир Васильевич Фавр. Вот как он сам написал об этом: «С целью подтверждения комариной теории в России путем решающего дело экспериментального заражения через жаление зараженного комара, я сделал такой опыт на себе. Опыты на других людях даже с их согласия я не счел себя вправе делать, так как мои комары были заражены паразитами тропической малярии, которая хотя в большинстве случаев и излечивается быстро, но иногда грозит очень нежелательными последствиями, вроде случая Каццини, привившего немного крови малярика одному здоровому субъекту, который затем заболел малярией и, несмотря на большие дозы хинина, не мог быть вылечен окончательно».

На двенадцатый день после заражения доктор Фавр заболел тяжелейшей формой тропической малярии и едва не погиб.

Эксперимент русского врача еще раз доказал, что именно комары анафелес являются переносчиками малярии.

В один из майских дней 1925 года небольшое парусно-моторное судно «Янычар», приписанное к Стамбулу, ошвартовалось в Сухумском порту. Таможенник, поднявшийся на его борт, несколько раз обошел вокруг продолговатого металлического ящика, принайтовленного к палубе.

— Не знаю, как и быть? — тяжело вздохнул он, просматривая грузовые документы. — Живая рыба еще никогда не прибывала в Сухум из-за кордона.

Немолодой человек в светлом чесучовом костюме тронул таможенника за рукав, улыбнулся:

— Мой груз представляет опасность только для личинок малярийного комара и ни для кого больше.

— Не знаю, не знаю... — недовольно отмахнулся таможенник, вытер потное лицо носовым платком и неожиданно спросил: — А как исчислять таможенную пошлину на ваш груз?

— Груз является собственностью государства и поэтому не должен облагаться таможенными сборами.

— А откуда известно, что он является государственной собственностью? Документы есть?

Человек в чесучовом костюме — Николай Павлович Рухадзе, заведующий Сухумской малярийной станцией — достал из кармана сложенный лист бумаги, аккуратно развернул его и протянул таможеннику.

— Это мой мандат, подписанный наркомом здравоохранения товарищем Семашко.

Таможенник повертел в руках мандат, сдвинул на затылок форменную фуражку.

— Значит, груз из Италии? — спросил он, возвращая мандат.

— Гамбузия закуплена в Генуе, а туда она доставлена из Центральной Америки.

Таможенник присвистнул и уставился на ящик, затянутый проволочной сеткой, а Рухадзе продолжал:

— Напоминаю: груз дорог и деликатен. Он в пути уже второй месяц, и поэтому прошу вас не тянуть с оформлением грузовых документов. Рыба начинает задыхаться: вода в резервуаре не менялась несколько дней. На «Янычаре» запас пресной воды ограничен.

Таможенник вздохнул еще раз и снова вытер потное лицо платком.

— В Сухуме груз транзитом? Он пойдет в Москву?

— Нет, — улыбнулся Рухадзе. — Надеюсь, гамбузия навсегда поселится в Колхиде.

Таможенник махнул рукой грузчикам, устроившимся в тени палубной надстройки, и подписал коносамент (Коносамент — грузовой документ).

— Все в порядке, товарищ Рухадзе.

На полубаке застучала лебедка, окутываясь облачком пара, и грузовая стрела оторвала от палубы металлический ящик, легко перенесла его через фальшборт и опустила на телегу, стоящую на причале. Возница погасил о ящик окурок, стегнул вожжами по крупу лошади, громко прищелкнул языком, и телега, скрипя колесами, медленно тронулась в сторону портовых ворот.

Так маленькая американская рыбка гамбузия оказалась в нашей стране. Ее ожидали славные и удивительные дела.

Вечером того же дня в дом доктора Рухадзе пришли его коллеги — сухумские врачи. С фонарями и керосиновыми лампами в руках они неторопливо расхаживали вокруг бассейна, сооруженного во дворе, и вглядывались в толщу воды. В воде, шевеля плавниками, стояли сотни маленьких — не длиннее спички — рыбок. Их светлые веретенообразные тела перечеркивали черные полоски, идущие поперечно.

— Водяная зебра, — пошутил кто-то. А хозяин дома рассказывал:

— Гамбузия — самая прожорливая из пресноводных рыб. И питается она в основном личинками комара анафелес. Одна рыбка за сутки поедает до ста пятидесяти личинок.

— Ну и аппетит! — заметил кто-то. — Форменная акула.

— И следовательно, в местностях, где обитает гамбузия, не может быть малярии.

Фонари и лампы освещали цементное дно бассейна, казавшееся рябым от скользящих по нему теней.

— Все очень просто. Гамбузия уничтожает личинки, и, следовательно, нет новых выплодов комаров анафелес, — объяснял Рухадзе, — а если нет комаров — переносчиков болезни, то, естественно, нет и малярии.

Кто-то шумно вздохнул.

— Все подозрительно просто, коллега. Прямо как в сказке.

Рухадзе вышел из темноты, присел на край бассейна.

— Время покажет. Новое всегда непросто, и я готов к неудачам на первых порах. Они — закономерны.

Пожилой патологоанатом, доктор Герсамия, направил луч электрического фонарика в угол бассейна и спросил:

— А приживется ли у нас в Колхиде это теплолюбивое существо?

— Думаю, не только у нас, но и в Средней Азии, и даже, возможно, в южных районах Украины.

— Вашими бы устами, Николай Павлович... Вокруг засмеялись.

Когда гости, налюбовавшись на рыбок, поднялись на террасу и разместились за праздничным столом, Рухадзе продолжил:

— Идея уничтожения личинок малярийного комара отнюдь не нова. Лет сорок назад военные врачи Золотарев и Красиков на острове Ашур-Ада в Каспийском море начали заливать болота нефтью и заболеваемость малярией среди солдат гарнизона снизилась в несколько раз. Способ хорош, но слишком дорог. Дорог и способ доктора Васильева, предложенный сравнительно недавно. Васильев считает, что места выплода малярийного комара следует опылять мышьяком. На мой взгляд, способ крайне опасен для окружающей среды. Мышьяк — сильнейший яд, убивающий все живое.

— А по-моему, лучший способ борьбы с малярией — осушение всех болот и непроточных водоемов! — горячо заговорил чернобородый гость — доктор Джапаридзе — и прищелкнул пальцами. — Или вы не согласны со мной, Николай Павлович?

Рухадзе ненадолго задумался.

— Итальянцы занимались ирригационными работами в малярийных очагах, и с неплохим эффектом. Правда, это потребовало колоссальных материальных затрат и времени. Я уже не говорю о малярии, которая буквально косила рабочих-землекопов.