Итак, Тимолеон избавился от своего опаснейшего врага, и полное искоренение тирании было еще только вопросом времени. Правда, Мамерк сделал еще попытку получить подкрепление со своей италийской родины, но был при этом покинут экипажем своих собственных кораблей и принужден был искать убежища у Гиппона в Мессене, тогда как Катана открыла ворота Тимолеону. Последний немедленно прогнал кампанцев, которых Дионисий Старший некогда поселил в Этне, и сверг тиранов, какие еще держались в городах внутренней Сицилии, как Никодама, тирана Кенторипы, и Аполлониада, тирана Агириона. Затем он двинулся к Мессене и начал осаду. Вскоре город попал в его руки, а Гиппон был схвачен во время бегства и казнен в театре, в присутствии всех граждан; призвали даже школьников, чтобы они видели казнь тирана. Мамерк, также попавший в плен, кончил жизнь в Сиракузах под рукою палача. Великий план был осуществлен; Сицилия была освобождена от тирании (337 г.). Только для одного тирана Тимолеон сделал исключение — для Андромаха из Тавромения, который при его высадке в Сицилии первый перешел на его сторону и с тех пор оставался непоколебимо верен ему. Зато позднее сын Андромаха, историк Тимей, явился восторженным глашатаем подвигов Тимолеона.
Еще во время войны Тимолеон неустанно старался залечить раны, нанесенные острову долгой анархией. Он начал с того, что призвал в Сицилию колонистов из греческой метрополии и вообще из всего эллинского мира; и они стали приходить толпами, привлекаемые надеждою приобрести землю в плодоносной Сицилии. Не меньшее значение имело восстановление мира и спокойствия в стране; заброшенные поля вскоре снова были возделаны прилежными руками, и опустевшие города наполнились обитателями.
Столь же неотложной необходимостью было политическое преобразование острова. Тимолеон принадлежал к влиятельной аристократической фамилии и достиг могущества при олигархическом строе; поэтому нельзя было ожидать, что он восстановит ту неограниченную демократию, которая существовала в Сиракузах перед тиранией. Режим, установленный Тимолеоном, по-видимому, соответствовал тому, что греки этого времени называли „смешанной конституцией". Высшим должностным лицом сделался жрец (ιамфион) олимпийского Зевса, который ежегодно избирался жребием из числа трех кандидатов, выбранных народом среди представителей определенных родов; именем этого жреца Сиракузы отныне обозначали год. Святость его сана должна была служить известной гарантией против революционных стремлений. Рядом с ним стоял, вероятно, „президент" (проагор), как руководитель заседаний Совета и Народного собрания. Труднейшей задачей было упорядочение военного ведомства, потому что только со стороны счастливого полководца можно было опасаться попытки к восстановлению тирании. Правда, без коллегии стратегов невозможно было обойтись, но их компетенцию ограничили военным делом; в случае новой войны с варварами решено было пригласить главнокомандующего из Коринфа. Наиболее влиятельным органом в государстве был, по-видимому, Совет из шестисот членов, в который могли избираться только состоятельные граждане; однако последней инстанцией для решения всех важнейших вопросов оставалось Народное собрание. Аналогичный строй был установлен и в остальных городах Сицилии.
Между тем необходимо было не только обеспечить сицилийским общинам внутреннюю свободу, но также дать им возможность защищаться против внешних нападений. С этой целью все неподвластные Карфагену города острова были сплочены в один союз во главе с Сиракузами. Однако это федеративное устройство ни в каком отношении не должно было ограничивать автономию участвующих в союзе общин; какое бы то ни было верховенство Сиракуз над союзными государствами было исключено с самого начала. Поэтому для того, чтобы союз не распался при первом же кризисе, надо было настолько усилить Сиракузы, чтобы самый перевес реальных сил принудил остальные города подчиняться руководящей общине. С этой целью Тимолеон убедил граждан Леонтин переселиться в столицу Сицилии; граждане Агириона получили сиракузское право гражданства, и их область была соединена с сиракузской. Из числа колонистов, прибывших в Сицилию из Греции, огромное большинство также было поселено в сиракузской области, благодаря чему число граждан последней возросло до 60 тыс., что соответствует народонаселению приблизительно в 200 тыс. человек. Правда, все это не могло возместить недостатка прочной союзной организации.
Окончив политическое и экономическое преобразование Сицилии, Тимолеон сложил с себя диктаторскую власть, которою он пользовался уже почти восемь лет. Внешним поводом к этому была болезнь глаз, которая постигла его во время войны с Гиппоном и Мамерком и благодаря которой он спустя короткое время совершенно ослеп. На старую родину его не влекло; его связывали с нею только мрачные воспоминания, а те места, которые были ему знакомы с детства,— великолепный Коринф с его высокой цитаделью, оба моря и широкий венец гор кругом, — теперь он все равно уже не мог их видеть. Поэтому он решил провести остаток своих дней в Сиракузах, среди народа, который он освободил от тирании и спас от иноземного ига. Но и удалившись с политического поприща, он продолжал неустанно следить за ходом событий и по-прежнему оберегал от ошибок и напастей страну, ставшую его второй родиной. Когда предстояло обсуждение важных дел, он по просьбе друзей приезжал в театр, где был собран народ, и тогда толпа в благоговейном молчании внимала словам слепого старца, и его совет беспрекословно принимался собранием. Вечер жизни Тимолеона был ясен; грех братоубийства был искуплен, и Тимолеон мог спокойно ждать, пока пробьет его последний час. Когда он умер, весь город шел за его гробом, и могильный памятник его был воздвигнут на середине рынка.
И Тимолеон заслужил эти почести; из глубокого упадка он поднял греческую Сицилию до нового блеска и после долгого рабства вернул ей свободу. С ничтожными средствами он совершил великое дело, не потому, что он был гениальным политиком и полководцем, а потому, что он был цельной натурой, потому что всецело отдался своему делу. Правда, его создание было недолговечно, потому что при тогдашних условиях независимость сицилийских греков могла быть обеспечена не слабым соединением автономных городских общин, а лишь строгой военной монархией, — и время ее было близко. Но если боги, по мнению современников, явно споспешествовали Тимолеону, то не последнею их милостью к нему было то, что они отозвали его раньше, чем разразилась буря, которая должна была разрушить его творение.
Немногим лучше, чем положение сицилийских греков в момент прибытия Тимолеона, было около этого же времени положение греческих городов на материке Италии. Кима еще около 420 г. пала под натиском кампанцев; недолго спустя, в конце V и начале IV века, Посейдония, Пике и Лаос перешли в руки луканцев. Затем последние проникли и в нынешнюю Калабрию, где родственные им обитатели внутренней части страны, платившие до сих пор дань грекам, тотчас же примкнули к ним. Соседство их скоро сделалось для эллинов настолько опасным, что Дионисий около 385 г. задумал провести через Скиллетийский перешеек укрепленную линию, чтобы оградить от грабежей варваров по крайней мере те города, которые были расположены к югу от перешейка. Это предприятие не было доведено до конца, но цель все-таки была достигнута, и дальнейшее наступление луканцев остановлено. Но когда Сицилийская держава рухнула вследствие похода Диона, запруженный поток прорвался с тем большей силой. Обитатели долин лесистой Силы чувствовали себя уже достаточно сильными, чтобы расторгнуть старый союз с луканцами. Они образовали собственный союз, столицей которого сделалась Консенция в долине верхнего Крафиса; участвовавшие в союзе племена называли себя общим именем бруттийцев. Новый союз победоносно защищал свою независимость против луканцев и все более раздвигал свои границы насчет прибрежных греков: Сибарис на Треисе, Терина, Гиппоний и ряд более мелких городов один за другим перешли в руки воинственных горцев, и вскоре на всем огромном пространстве от Катанзарского перешейка до Сириса из греческих общин оставались целы еще только Кротон и Фурии.