Путь к власти шел для Дионисия через реки крови, да и позднее он часто бывал вынужден прибегать к суровым ме­рам даже по отношению к людям, которые были ему очень близки. Он сам глубоко страдал от этого; в одной из своих трагедий он высказал мысль, что тирания — мать неспра­ведливости. Дочерям своим он дал имена Арете (Доброде­тель), Дикайосине (Справедливость) и Софросине (Умерен­ность). И это не были пустые слова; Дионисий был искренно добродетелен, его частная жизнь была безупречна, так что даже клевета не дерзала касаться ее, и при всей царской рос­коши, которою он, соответственно своему положению, ок­ружил себя, лично он жил чрезвычайно просто. В обращении с окружающими он был одинаково приветлив со всеми и любил удачную шутку даже тогда, когда сам служил для нее мишенью; к придворным льстецам, ползавшим у его ног, он относился с заслуженным презрением. Свою храбрость он доказал во многих сражениях, но наиболее блестящим обра­зом — при геройском штурме Тавромения; если он во время своего царствования принимал меры для охранения себя от покушений, то это было вполне естественно в эпоху, когда убийство тирана считалось великой заслугою. Правда, с те­чением лет этот страх принял, по-видимому, болезненные размеры; известная легенда о дамокловом мече хорошо ха­рактеризует душевное состояние стареющего тирана.

Дионисий вскоре после произведенного им государст­венного переворота женился на дочери Гермократа; когда же она спустя несколько недель после свадьбы пала жертвой грубых насилий, совершенных над нею сиракузскими ари­стократами (выше, с.66), Дионисий женился на Аристомахе, дочери своего единомышленника Гиппарина, одного из бо­гатейших и знатнейших граждан Сиракуз. А так как этот брак долго оставался бездетным, то Дионисий перед нача­лом войны с Карфагеном решился взять вторую жену, локрийку Дориду. Она родила ему двух сыновей, Дионисия и Гермокрита, и дочь Дикайосине. Тем не менее Дионисий ос­тавил при себе и сиракузянку, продолжал жить с нею, и в конце концов дождался и от нее потомства; она родила ему сыновей Гиппарина и Нисея и дочерей Софросине и Арете. Наследником отца по праву являлся Дионисий, как старший сын; и несмотря на все интриги родственников Аристомахи, стремившихся возвести на престол ее сыновей вместо сына чужестранки, или по крайней мере добиться разделения го­сударства, — престарелый Дионисий не изменил своего ре­шения. Чтобы связать обе линии своего потомства, он женил своего старшего сына на его сводной сестре Софросине; впрочем, надеждам, которые он возлагал на этот брак, не суждено было осуществиться.

Дионисий-младший был во многих отношениях прямой противоположностью своего отца: насколько последний от­личался умеренностью, настолько тот был распущен; притом он был совершенно лишен политических и военных способ­ностей, хотя, правда, более мягок и миролюбив. Тотчас по восшествии на престол он завязал переговоры с Карфагеном об окончании войны, унаследованной им от отца; обе сторо­ны скоро пришли к соглашению, в общем, на условии сохра­нения каждою из них ее прежних владений. Вообще же он продолжал внешнюю политику своего отца; он посылал Спарте вспомогательные войска против Фив, воевал в инте­ресах италийских греков с луканцами и основал две колонии на япигийском побережье, главным образом с целью прекра­тить разбой на Адриатическом море. Внутри государства узда была несколько ослаблена; при вступлении на престол он отпустил на свободу большое число заключенных, облег­чил бремя налогов, вернул на родину изгнанников вроде Филиста. Да и вообще Дионисий старался по возможности загладить те несправедливости, которые его отец принужден был совершить при основании государства. Регий был вос­становлен как самостоятельная община под именем Фебеи; уцелевшим жителям разрушенного Наксоса позволено было поселиться на своей старой территории в Тавромении, кото­рый, таким образом, утратил свой прежний характер воен­ной колонии (358/357 г.).

Самым влиятельным лицом при дворе был в первое время Дион, сын Гиппарина и, через сестру Аристомаху, шурин старшего Дионисия. Даровитый молодой человек пользовался большим расположением тирана, и когда брат последнего, Феарид, умер, Дионисий выдал его вдову, свою дочь Арете, замуж за Диона и поручил ему начальство над флотом, находившееся до тех пор в руках Феарида. Диони­сий-младший вначале также находился всецело под влияни­ем шурина. А Дион втайне стремился к тому, чтобы сверг­нуть Дионисия с престола и самому захватить власть или доставить ее одному из своих племянников. Чтобы подгото­вить почву для такого переворота, он призвал Платона в Си­цилию; и философ действительно явился туда в полной уве­ренности, что в Сицилии ему удастся осуществить свою по­литическую утопию, не догадываясь, что он предназначен служить орудием политической интриги. Вначале Дионисий со всем энтузиазмом своей впечатлительной натуры увлекся новым учением, несмотря на то, что учитель приступил к делу несколько педантично и никак не хотел понять разли­чия между Академией и царским дворцом. Некоторое время геометрия была в моде при сиракузском дворе; Дионисий начал даже подумывать о реформе государственного устрой­ства в духе Платона. В конце концов ему, однако, все стало ясно. Дион был втихомолку посажен на корабль и перевезен в Италию: впрочем, его огромные богатства не были у него отняты, и официально считалось, что Дион отправился в пу­тешествие за границу. Спустя короткое время и Платон был отослан обратно в Грецию. В Сиракузах руководящее влия­ние перешло к Филисту; он же вскоре получил и звание наварха, принадлежавшее перед тем Диону. Бразды правления теперь снова находились в сильных руках, — главное, в ру­ках человека, который был искренно предан тирану. Скоро наступило время, когда Дионисий стал крайне нуждаться в такой опоре.

На другом конце эллинского мира, в понтийских горо­дах, дела находились в таком же положении, как в Сицилии. Правда, там грекам не грозил такой враг, как Карфаген, по­тому что на южное побережье Черного моря персы обраща­ли мало внимания, а северный берег Понта вообще находил­ся вне сферы их влияния. Зато греческие города при Понте обречены были на беспрерывную борьбу с варварами, оби­тавшими внутри материка, которые, сколько бы их ни побе­ждали, постоянно снова приходили из своих степей или гор; и эта борьба становилась все труднее, по мере того как гре­ческая культура проникала и к исконным обитателям стра­ны. В результате и здесь образовалась военная монархия.

В Пантикапее, важнейшем городе на Киммерийском Боспоре, еще во время Персидских войн (приблизительно с 480 г.) захватил власть род Археанактидов. Около 438 г. эта династия была свергнута Спартаком I, к которому и перешла затем верховная власть. Возможно, что этот переворот нахо­дится в связи с экспедицией Перикла к Понту (см. выше, т. I, с.397 и след.), последствием которой было обложение боль­шинства понтийских городов, вероятно, также и самой Пантикапеи, данью в пользу афинян. Когда затем могущество Афин было сокрушено в Пелопоннесской войне, сыну Спар­така, Сатиру I, удалось добиться независимости, отнять у афинян и подчинить своей власти остальные греческие горо­да у Боспора — Фанагорию, Нимфей и Гермонассу; его вер­ховную власть должны были признать и соседние варвар­ские племена азиатского побережья, как, например, синды и дандарии. Таким образом, это Боспорское царство, как оно отныне называется, сделалось одной из первых держав на Понте. Впрочем, дружественные отношения с Афинами бы­ли вскоре восстановлены, так как, с одной стороны, Афины после катастрофы при Эгоспотамах не могли более думать об осуществлении своих прав на эту отдаленную область и в то же время не могли обойтись без ввоза понтийского хлеба, а с другой — боспорские князья находили в Афинах наи­лучший рынок для сбыта продуктов своей страны. Поэтому они предоставили афинским купцам драгоценные привиле­гии, как, например, право беспошлинного вывоза хлеба и право нагружать свои корабли раньше всех других; в награ­ду за эти льготы Афины щедро наделяли дружественных го­сударей почестями.