Таким образом, афиняне потеряли и большую часть геллеспонтской провинции: в их руках оставались теперь здесь почти только фракийский Херсонес, населенный афинскими клерухами (выше, т.1, с.397), и Лампсак на азиатском берегу. Во фракийской провинции также подготовлялись отпадения. Важнейшим союзным городом в этой части государства был Фасос, который до повышения податей в 424 г. платил Афи­нам ежегодно 30 талантов, а теперь, вероятно, — более чем вдвое против этой суммы. Здесь афинские олигархи весною свергли демократическое правление и поставили у кормила власти своих единомышленников; а новое правительство принялось за восстановление городских укреплений, разру­шенных полстолетия назад Кимоном, и вступило в перего­воры с пелопоннесцами.

Поздним летом, приблизительно в начале сентября, в эвбейских водах появился пелопоннесский флот, состояв­ший из сорока двух кораблей, под командою спартанца Агесандрида; это был тот самый флот, который только что уг­рожал Эгине и Пирею (см. выше, с.51). В Афинах поспешно вооружили все наличные корабли и отправили эту эскадру навстречу неприятелю, чтобы защитить остров; всего набра­лось, вместе со стоявшими уже у Эвбеи судами, 36 триер. У Эретрии произошло сражение, в котором Агесандрид без большого труда одержал победу над плохо вооруженной и снабженной неопытным экипажем неприятельской эскад­рою; 22 триеры попали в его руки. Теперь против афинского господства восстала Эретрия, а вскоре затем и остальные города острова, за исключением, разумеется, афинской клерухии Орея. Важнейшее из внешних владений Афин было потеряно для них.

Известие об этих событиях произвело в Афинах панику более сильную, чем та, которая два года назад была вызвана вестью о сицилийской катастрофе. С минуты на минуту ждали появления неприятельского флота перед Пиреем, что при внутреннем раздоре, господствовавшем в городе, могло бы иметь роковые последствия. Во власти победителей бы­ло, по меньшей мере, отрезать Афины от сообщения с морем и этим заставить стоявший у Самоса флот прийти в Грецию на выручку города. Однако пелопоннесцы не отважились на такой энергичный шаг, и на этот раз беда миновала.

Теперь, под впечатлением поражения, олигархия в Афинах без сопротивления пала, и Ферамен взял в свои руки управление государством. Совет четырехсот был распущен, решение всех государственных дел возложено на собрание „пяти тысяч"; сюда должны были войти все те, кто в состоя­нии был на собственные средства служить в гоплитах, сле­довательно, граждане трех высших солоновских классов. Из среды этих „пяти тысяч" был выбран новый совет, опять в составе четырехсот членов, затем стратеги и остальные должностные лица. Принцип, согласно которому никто не должен был получать вознаграждения за отправление госу­дарственных должностей, остался в силе. Для выработки но­вой конституции была назначена комиссия из ста членов. Чтобы открыть путь к примирению с флотом, отменен был указ об изгнании Алкивиада.

Из вожаков павшей олигархии большинство заблаго­временно бежало в Декелею; теперь они были заочно приго­ворены к смерти, а имущество их конфисковано. Только Ан­тифон и Архептолем были схвачены и казнены, несмотря на мастерскую речь, которую произнес Антифон перед судом в свою защиту. В общем же перемена правления совершилась без всякого кровопролития. Главная заслуга во всем этом деле принадлежала Ферамену; без его энергичного противо­действия изменническим замыслам его товарищей Афины уже тогда сделались бы добычею спартанцев, да и новая конституция была в своих главных частях создана им. К не­му и перешло теперь управление государством. Его прежние друзья, крайние олигархи, разумеется, никогда не могли простить ему, что он в решительный момент отрекся от них и интересами партии пожертвовал интересам Афин. Они на­зывали его с этих пор „котурном": подобно тому как котурн приходится на обе ноги, так и Ферамен сумел служить обеим партиям, олигархам и демократам. Между тем это обвинение было вполне несправедливо, ибо то, что создал Ферамен по­сле падения Четырехсот, было отнюдь не демократия, а гос­подство среднего класса. Поэтому крайние демократы пре­следовали Ферамена не меньшею ненавистью, чем крайние олигархи. К сожалению, ему слишком скоро пришлось убе­диться в том, что афинское среднее сословие не было доста­точно сильно, чтобы удержать в своих руках доверенную ему власть; и когда позднее Ферамен, не обескураженный неудачей, еще раз попытался осуществить свой идеал, ему пришлось поплатиться за это жизнью. Лишь потомство оце­нило его по заслугам; Аристотель называет его одним из лучших трех граждан, которых произвели Афины со време­ни Персидских войн, и таково же было мнение всей позд­нейшей древности.

Между тем союзный пелопоннесский флот провел все лето в бездействии. Весною, правда, Астиох отправился с Родоса в Милет, принял там под свою команду корабли с Хиоса, вследствие чего его эскадра возросла до ста двена­дцати триер, но затем ограничился наблюдением за афиня­нами в Самосе и не согласился на сражение, которое по­следние предлагали ему. Виною тому были отчасти разлад с Тиссаферном, отчасти неспособность лакедемонского адми­рала. В середине лета Астиоха сменил в начальствовании над флотом Миндар; последний наконец решился — при­близительно в конце августа — перенести театр военных действий на Геллеспонт, где он надеялся найти лучшую опо­ру в лице сатрапа Фарнабаза. Пелопоннесцы благополучно прошли мимо афинского флота к Хиосу и оттуда в Абидос. Афиняне последовали за ними, и в проливе между Сестом и Абидосом произошло морское сражение, в котором афиняне, несмотря на численный перевес неприятеля — 88 триер про­тив 76, — одержали победу, этот успех имел, впрочем, ско­рее нравственное, чем материальное значение, так как поте­ри были почти равны на обеих сторонах. Во всяком случае афиняне вернули себе теперь важный пункт Кизик. После этого Миндар вызвал из эвбейских вод флот Агесандрида, около 50 триер, из которых, впрочем, большинство было разбито бурей около Афона. Другая пелопоннесская эскадра в 14 кораблей, шедшая из Родоса, благополучно прибыла в Геллеспонт, но у входа в него подверглась нападению более многочисленного афинского флота. Миндар тотчас явился на помощь из Абидоса со всем своим флотом, и здесь произош­ла вторая большая морская битва. Исход ее решил Алкивиад, который во время сражения прибыл в Геллеспонт из Самоса с 20 кораблями. Пелопоннесцы принуждены были отступить к берегу, где имели надежную опору в войске Фарнабаза; но 30 пелопоннесских кораблей, покинутых экипажем, сдела­лись добычей афинян.

Зима на время положила конец военным действиям. Весною афиняне получили подкрепление в 20 кораблей, приведенных Фераменом из Пирея, и Алкивиад задумал на­нести решительный удар неприятелю. Между тем Миндар приплыл из Абидоса в Кизик и снова привлек этот город на сторону пелопоннесцев. В то время как он маневрировал здесь с флотом перед гаванью, Алкивиад неожиданно напал на него, отрезал его от Кизика и отбросил на открытый бе­рег. Тщетно Фарнабаз, явившийся и в этот раз на помощь, старался прикрыть флот своим войском; афиняне высади­лись на берег и одержали полную победу, Миндар пал, все пелопоннесские суда были захвачены, только сиракузцы ус­пели сжечь свои корабли: однако большей части экипажа удалось спастись (май 410 г.).

Таким образом, великий пелопоннесский флот был уничтожен, и морское владычество афинян восстановлено, — правда, лишь до тех пор, пока пелопоннесцы построят новый флот. Этим промежутком времени нужно было вос­пользоваться по мере сил. Кизик и Перинф были тотчас сно­ва приведены в покорность; затем Алкивиад отправился в Боспор, где заложил крепость на мысе Хрисополь (Скутари), напротив Византии. Он оставил здесь эскадру в 30 триер под начальством Ферамена для наблюдения за Византией и Калхедоном и охраны морского пути к Понту. Пошлиною, которая взималась здесь с торговых кораблей, Афины по­крывали значительную часть военных издержек.

Поражение при Кизике опять доставило руководящее влияние в Спарте партии мира. Над морской войною как будто тяготел злой рок, и даже те, кто смотрел на вещи наи­более оптимистически, должны были признать, что ниспро­вержение Афин, если оно вообще удастся, требует еще мно­гих лет. Поэтому решено было предложить мир на условиях сохранения каждым государством принадлежащих ему в данный момент владений; при этом Декелея должна была служить возмещением за Пилос. На большие уступки Спарта не могла согласиться без ущерба для своей чести; она не могла выдать афинские союзные города, которые примкнули к ней в течение последних лет. Но и в этом случае Афины сохранили бы очень значительную часть своих владений, — больше, чем им когда-либо удалось вернуть себе после бит­вы при Эгоспотамах: все клерухии, Самос, Лесбос, Киклад­ские острова, фракийский Херсонес и целый ряд других важных пунктов. При тогдашнем положении вещей эти ус­ловия были во всяком случае очень выгодны, так как всякий здравомыслящий человек должен был понимать, что Афины не в силах выдержать продолжительную борьбу с пелопоннесцами и персидским царем.