Передовая двойка проводит наблюдения. Ее зада­чи — освоение трассы, обеспечение надежности и безо­пасности: вбивание крючьев и натягивание основных веревок, при необходимости — устройство штурмовых платформ и площадок, выполнение трудоёмких скаль­ных работ. Передовая двойка должна надежно закре­питься на освоенной высоте, обеспечить прием и «посе­ление» последующей.

Что в это время делает следующая двойка?

Поскольку идти по проложенному пути сравнительно легко, вторая двойка ведет относительно «спокойную» жизнь и находится в некотором выигрыше, однако вско­ре ей предстоит сменить впереди идущих, поэтому этот отдых ей необходим. Итак, в дальнейшем первая двойка занимает место второй, выполняет ее работы, а вторая занимает передовую позицию. Бывшая первая, теперь уже вторая, связка помогает третьей, замыкающей связ­ке подняться и поднять весь груз экспедиции, при этом страхует обе связки. Как только заканчивается подъем груза, вторая и третья связки меняются местами. Этот сменный метод дает возможность равномерно распреде­лить силы участников и их нагрузку. Кроме того, один и тот же человек заопределенный отрезок времени выполняет три различных вида работ, чередуя их, что снижает усталость.

Благодаря этому сменному методу продвижение впе­ред, если только оно возможно, ни на минуту не преры­вается, без чего ни одна экспедиция, ни один поход никогда не заканчивались успешно.

При таком ритме можно было в продолжение десяти дней и ночей работать по десять—двенадцать часов. Если иной раз после устройства бивака у нас оставалось время, передняя связка могла по своему желанию выйти на участок, чтобы продвинуть свое дело, то есть дело всей экспедиции...

Михаил подает ничком и сипло, со стоном выдыхает:

— Не могу больше. Клянусь богом, не могу!..

Тут уж стало ясно, что состояние его катастрофично. Группа застыла на месте. Каждый напряженно думал: что же делать?

— Не могу идти ни вверх, ни вниз... здесь очень хорошо...

— Траверс не состоится. Мы должны спасать Ми­хаила,— нарушил звенящую тишину, воцарившуюся после тех слов, Кухианидзе.

И снова — тишина. Молчание и неподвижность. Казалось, не люди — изваяния с ледорубами в руках и рюкзаками за спиной стоят в снегу.

Противоречивые чувства обуревали нас. Мы так радовались близкой победе, до которой оставалось сов­сем немного, и вдруг — эта беда! Ведь мы были альпи­нисты, а значит, единоборство с горами и страсть к их покорению для каждого из нас была смыслом нашей жизни. И в этот критический момент каждый был мучительно раздвоен. «Вверх или вниз? — стучало в голове.— Вверх или вниз?» И коварно, соблазнительно улыбалась сверкающая вершина, желанная, обратившаясямечтой...

Молчание стало невыносимым. Надо было на что-то решаться. Кто-то должен произнести «да» или «нет».

Да или нет?..

— До вершины рукой подать. Может, пройти по гребню до Центрального пика и тотчас вернуться обрат­но? — проговорил Кузьмин.

Спорить было невозможно. Да никто и не мог выдви­нуть убедительный аргумент против. Все вздохнули с облегчением и даже с благодарностью посмотрели на Кузьмина. В конце концов ведь это он нарушил мучи­тельное молчание.

Однако с места никто не сдвинулся. Сделать пер­вый шаг оказалось еще труднее, чем нарушить молча­ние.

— Однако Михаила оставлять нельзя. Мы все должны остаться здесь. Если он протянет до завтра, мы тепло укутаем его и оставим здесь, а сами поднимемся на вершину. Я думаю, другою выхода нет. Мы должны выполнить человеческий долг перед больным товари­щем. А ели он до завтра не выдержит... ну что ж, тогда что ж, пусть хоть сотни вершин, мы поднимемся на все вершины! А теперь я никуда не могу подниматься, я остаюсь здесь, здесь очень хорошо...— Я положил руку на плечо Михаилу и слегка встряхнул его:— А, Миша, ты ведь сказал, что здесь хорошо?

Он поднял воспаленные глаза и попытался улыб­нуться, но не сумел. Только морщины на лбу как-то изогнулись, словно он старался вспомнить какую-то старую историю и не мог.

Тэймураз заметно приободрился. Он оглядел нас и спустился на ступеньку ниже. Илико и Джумбер дро­гнули, словно их обдало сильной волной воздуха. По­том подняли ледорубы, собираясь следовать за Тэймуразом, и в это время Кузьмин категорически потребовал выйти на маршрут.

— Оставаться на этой высоте недопустимо. Еще день, еще одна ночевка, и мы все погибнем... Вы не понимаете этого?

Кузьмин был старший среди нас. Старший по воз­расту и самый опытный. Приоритет в высотных восхождениях принадлежал ему. Кузьмину верили больше всех. А вера — это такая вещь...

Пока что все было в тумане. Что произойдет, что будет — кто мог это знать наперед?

«Может, и правда нельзя оставаться на такой высоте? Может, это «выполнение человеческого долга» попросту погубит всю группу?»

— Еще одна ночевка, и мы превратимся в дедов-морозов. Горные духи будут водить хороводы вокруг нас, благодарить за развлечение...

Позади остались родной дом, провожающие, сгру­дившиеся на кромке поля. Они машут руками, умень­шаются, уменьшаются, становятся ростом с кукурузный початок... И вот уже мы смотрим на Местию сверху. Вот ее старые и новые районы... Энгури... мосты Сгимиэри и Шгеди... Альпинисты поднимаются все выше и выше...

Михаил, затенив рукой лицо от солнца, глядит на село. С грустной улыбкой он задумчиво говорит:

— Такой красивой Местиа никогда не была...

Я невольно обратил внимание на эти его слова. И даже удивился, подумал про себя: а что, собственно, изменилось в ней со вчерашнего дня?

Местиа с ее белоснежными башнями, с се старин­ными и современными постройками, с жителями, высы­павшими на улицы, словно улыбалась, провожая ухо­дивших на Ушбу. Может, всеобщее возбуждение сде­лало ей краше прежнего, придало какую-то особую, неуловимую прелесть?

— Нет, такой красивой Местиа никогда не была...— повторил Михаил, опустил руку, повернулся и зашагал вместе со всеми.

Участок № 1. 15.VIII.64 г.

Выходим из основного лагеря ровно в час ночи. На этом участке, то есть от глыбы, точно бородавка, торча­щей на самой середине кулуара Ушбы-Чатини, до непосредственных подступов к Зеркалу, во время предварительных наблюдений мы заметили интенсив­ный камнепад. Чтобы избежать его, мы решили пройти этот участок ночью, когда природа относительно спо­койна и все вокруг замирает.

Что бы там ни было, а ходить в горах ночью — дело довольно рискованное и опасное, но предстоящий пере­ход не сулил никаких сюрпризов. Нам предстояло пройти освещенный луной сравнительно спокойный снежный склон, изрытый ямами и изборожденный тре­щинами от проходящих по нему камнепадов.

Мы продвигались вперед, упираясь ледорубами в твердый, надежный фирн. Кошки держали хорошо. Уклон примерно 35 градусов. Идем как можно быстро, не переводя дух. Пройдя сто метров, натыкаемся на трещину, разверстая пасть которой может привести в ужас.

Многие из нас впервые видели «снежную рану» при лунном свете. Она казалась особенно зловещей ночью. В глубине ее устрашающе сгустился мрак, и от­туда, словно из самой преисподней, доносилось какое-то бульканье — точно кипел дэвов котёл.

Обойти трещину оказалось невозможно, она тяну­лась вдоль всей полосы фирна. Перепрыгнуть тоже невозможно, так как противоположный ее берег на три-четыре метра выше того, на котором находились мы.

Во время предварительного наблюдения Михаил-Старший и Джумбер Кахиани потратили два с полови­ной часа на то, чтобы преодолеть ее при дневном свете. К счастью, они оставили на том берегу ледоруб с привя­занной к нему веревкой, второй конец которой мы срав­нительно легко обнаружили и немедленно приступили к форсированию трещины. Через двадцать пять минут мы уже на противоположном берегу. В том месте, где мы переходили, ширина трещины достигает четырех метров.