К сожалению, история альпинизма полна печаль­ных примеров. По помнить о них необходимо. Перед трудным восхождением каждому альпинисту не поме­шает проанализировать ошибки, допущенные его по­гибшими или каким-то чудом все же уцелевшими кол­легами, чтобы самому по возможности не повто­рить их.

Очень тщательно готовились мы к штурму Ушбы. На Зеркало еще не ступала нога человеческая, и ничье лицо не отражалось в нем. Нам предстояло стать первооткрывателями, первыми незваными гостями Зер­кала, и кто знал, как бы оно приняло нас.

Несколько лет назад я и известный советский альпи­нист Мышляев задумали штурм Зеркала Ушбы. Чтобы рассмотреть его вблизи и наметить пути, мы поднялись ни седловину.

— Коварная вершина...— после довольно долгого молчания проговорил Мышляев.— Смотри-ка, это она от злости так сверкает. Сразу видно — коварная...

— Ты думаешь? — неуверенно сказал я.

Но сомневаться в правоте слов старшего товарища не было оснований. Километровую ледяную стену ярко освещало солнце, и отраженные лучи его слепили глаза. Зеркало Ушбы, холодное и неумолимое, как сама смерть, смотрело на нас. Чувство беспомощ­ности и бессилия перед ледяной громадой охватило нас. Но, как бы в противовес ему, во мне с особой силой вспыхнуло желание противостоять, схватиться с ним, вступить в яростный поединок. Я вдруг почувство­вал, что все тело мое пронизывает дрожь. Такое было со мной когда-то давно, когда я готовился выходить на борцовскую площадку на районных соревнованиях по грузинской борьбе. Наверное, несколько минут я стоял в оцепенении, а когда пришел в себя, глаза мои по-прежнему были прикованы к стене, и я подсознательно искал в ней трещины, выступы, за которые можно было бы схватиться руками, искал проходимые участки, площадки для ночевки, но не было ни того, ни другого, ни третьего, вернее, о третьем, о площадках для ночевки, и речи быть не могло. И все же помимо воли я искал — теперь искал места для вбивания крюков, подсчитывал проходимые метры, вычислял, сколько дней у нас ушло бы на штурм Зеркала. Один... два... три... четыре... В общей сложности я насчитал восемь ночевок. Потом я повернулся к Мышляеву, чтобы поделиться с ним своими соображениями, но его уже не оказалось на прежнем месте. Я проследил взглядом за следами и об­наружил его уже несколькими метрами ниже. Он спускался. Я посмеялся над собой: что же я, в одиночку собираюсь штурмовать эту дьявольскую стену? — и последовал за Мышляевым.

«Ты пока еще новичок, послушайся старшего това­рища»,— сказал я себе. Мышляев, обладатель четырех золотых медалей, один из мужественнейших альпи­нистов, пользовался большим авторитетом и любовью товарищей. А я словно бы усомнился в верности его вывода, в его опыте. И это сомнение влекло меня назад.

Но Ушба, казалось, протянула незримую руку и манила к себе, не отпускала...

«Ну попытайся же, может, что и получится!» — искушала она.

— Когда мне надоест жизнь, я представлю в Феде­рацию альпинизма заявку на северную стену Ушбы и приду на это чертово Зеркало,— сказал Мышляев, ког­да мы спускались,— а пока что у меня есть одно завет­ное желание — штурмовать Чатин-тау...

Всю обратную дорогу, и весь тот день, и потом думал я о Зеркале. И попытался «втравить» в это дело Мышляева. Но на следующий год с вершины Чатин-тау взмыла в небо зловещая красная ракета... Я знал, что на Чатини находилась группа Мышляева из десяти человек. Недоброе предчувствие овладело мной.

К сожалению, интуиция редко обманывает — через несколько дней мы спустили в Местиа останки Мыш­ляева и еще нескольких членов его группы. Неугомон­ный, упорный, он лишь на год отсрочил свою гибель. Он не был искателем легких путей и не ходил ими. Но какую роковую ошибку допустил он, многоопытный альпинист, осторожный, прозорливый борец, за которую так жесто­ко и безжалостно отплатил ему Чатин-тау? Ведь Мыш­ляев прекрасно знал излюбленную альпинистскую (и охотничью) поговорку: «Берегись там, где не ждешь опасности». Не только знал, но и сам часто повторял эту сванскую заповедь...

Теперь у меня не было выхода. Я должен был искать другого товарища в этом рискованном деле.

После целого ряда горестных событий, неудач и провалов необходимо было одержать триумфальную победу и восстановить душевную бодрость и утраченный или поколебленный престиж. Зеркало Ушбы могло по­мочь в этом грузинским альпинистам. И вот после долгих размышлений я обратился к моим ближайшим друзьям: Шалве Маргиани, Джокиа Гугава, Гиви Цередиани, Джумберу Кахиани, Шота Чартолани, Михаи­лу Хергиани-Младшему... Наверное, они верили мне и несомненно понимали сложность дела и его значитель­ность. Без колебаний, без «посоветуемся дома» дали свое согласие. Это было в 1959 году, но ни в тот год, ни в следующий нашему желанию не суждено было осущест­виться. Заявку на штурм Зеркала Ушбы по разным причинам не утверждали.

Наконец в 1964 году, пять лет спустя, долгождан­ное свершилось — экспедиция была утверждена.

31 августа мы встали очень рано и вышли на знако­мую тропу. В десять часов утра мы были у Александры, которая отлично выспалась и чувствовала себя вполне бодро.

После недолгого отдыха на верхней полке камина Гио подставил мне плечо и помог подняться на ту стену, на которую вчера таким же образом забирался сам. С помощью веревки за мной поднялись и осталь­ные.

Некоторое время мы продвигались по гребню скалы, хотя и с большим трудом, но без особых препятствий, и вскоре опять попали в тупик. Справа и слева возвы­шались совершенно вертикальные стены.

Мы исчерпали все возможности, пытаясь как-нибудь преодолеть эти стены. Я и Гио старались обойти их, но все усилия оказались тщетными — прохода не было. Оставалось одно: штурмовать желоб.

По всему было видно, что ни один из наших пред­шественников не пытался подняться этим путем. Но на поиски того пути, которым прошли они, мы затратили бы много времени. Поэтому решили не отступать до последнего.

Целый час мы с Гио, сменяя друг друга, упорно штурмовали желоб. Но все было напрасно: мы никак не могли одолеть гладкую поверхность. В конце концов мы окончательно выбились из сил. Продолжать эту борьбу было уже бессмысленно.

Еще один отчаянный натиск — Гио снимает джабралеби и босиком карабкается на гладкую стену. Его попытка дает результат — босые ноги закрепляются на стене! Гио взбирается вверх, почти до середины жело­ба, и успевает вбить крюк в трещину. Таким образом решился один из главнейших вопросов нашего восхож­дения. Хотя и с невероятным трудом, стена была взята.

«Что вы потеряли на этих скалах или земли вам мало? Чего вы убиваетесь?» — часто слышал я эти сло­ва, и особенно часто — после тяжелых, трагических восхождений. Друзья, родственники жалеют нас, негодуют на нашу страсть, роковую и пагубную, приносящую столько волнений, а порой и горе нашим близким. Где-то мы едва не разбились, еще где-то — едва не замерзли, зачем, чего ради?! Ответить на этот вопрос трудно. С чисто практической точки зрения — и правда, что мы там потеряли, среди льдов и снегов, среди пустынных диких скал, на неприступных вершинах, где только ветры и облака... Поди-ка объясни, что движет тобой, объясни и убеди человека в том, что там для тебя уже не имеет никакого значения — быть или не быть.

Ты можешь напомнить людям 1942 год, бои за Кавкасиони, где столь важную роль играли альпинисты. Напомнить о Бекну и Габриэле Хергиани, Максиме Гварлиани, Чичико Чартолани, Годжи Зурэбиани, Илико Габлиани и других грузинских альпинистах, их славных боевых делах, тогда, может, и оставят тебя в покое... Но ведь это лишь одна сторона медали!..

Для меня, например, каждая непокоренная верши­на — волшебство, мечта, которая вдохновляет каждого из нас и движет нами, грань между возможным и невозможным. Ты во что бы то ни стало хочешь покорить ее, иначе говоря, хочешь воплотить в реаль­ность заветную мечту, грезу своего сердца, души своей. А что может быть на свете прекраснее исполнения мечты, достижения заветной цели?