Тактика банды, по задумке участников, была надежна и скорого «рандеву» с правосудием не сулила. Клиентов выбирали, как правило, из числа оседлых цыган, у которых водились лихие деньжата. Причем, по оперативным данным, бандиты нередко пользовались услугами своих будущих жертв — продавали краденое, покупали «травку». Ясно, что заявлять на разбой люди, сами не отличавшиеся безупречным поведением, вряд ли решатся.

Во времена бандитских вылазок не выдерживало критики и понятие о так называемом «воровском братстве», которое лелеют идеологи преступного мира и вроде бы почитал сам «авторитет» Касьян. Никакие «понятия» не помешали ему навести свору на квартиру Меняйлова. Когда-то они вместе тянули срок в одной зоне, поддерживали приятельские отношения 20 лет. К «братку» завалились втроем. Пока вожак отсиживался в «Волге», хозяина квартиры едва не задушили удавкой. В доме еле-еле наскребли 55 тысяч рублей и, озлившись, «вырубили» бедолагу рукояткой пистолета.

Однажды касьяновцы, прихватив два комплекта обмундирования, совершили криминальный вояж в неблизкий Томск, где отнюдь не в бедности проживала цыганская семья Ботаненко. Выехали двумя группами. Вооруженные обрезом карабина, главарь с молодым подручным Олегом Грейлихом из кооператива «Ориент» предпочли машину. На поезде в Томск двинула не менее колоритная троица. Например, некий Буйнов четырежды сидел за злостное хулиганство и нанесение увечий. (В колонии-то они и сошлись в Касьяном.) А Олег Казаков вообще в тот момент официально мотал срок на «химии». Его условно освободили из ИТК-6, направили на стройки народного хозяйства. «Исправлялся» Казаков в банде Касьяна.

Томичам, видимо, не повезло больше прочих. В 7 утра в доме оказалась вся семья: хозяин, жена, сын. Их били до тех пор, пока старший Ботаненко под дулами револьвера и обреза не выдал денег и золота чуть ли не на миллион целковых.

Эта нажива для банды стала последней. Касьяна, которому розыскники буквально дышали в спину, взяли первым. На следующий день в КПЗ отправился бывший опер Божко. Улик против него, правда, оказалось недостаточно, и через трое суток по закону его пришлось отпустить. Пройдет время — Касьян покончит с собой в камере изолятора, чем весьма осложнит работу следствия. Его подельники займут свои места на нарах (одного придется искать в Москве, другого этапировать… из армии), сядет-таки всерьез и надолго отставной майор милиции по кличке Босс. Но до самого суда касьяновцы будут «держать стойку» — обвинения по 77-й статье УК (бандитизм) — отвергать полностью, признавать только отдельные эпизоды, валить все на покойного «авторитета».

Насколько четко и доказательно сработала областная прокуратура по «заповедной» статье 77 (в те времена сам термин «бандитизм» генералы от правоохраны произносили только шепотом, по всей России такие дела можно было пересчитать по пальцам), легко судить по признанию Казакова. На предварительном следствии он уверял: в день томского разбоя, мол, безвылазно сидел дома под бочком у жены. «А вот-те крест, — божилась та в кабинете у следователя. — Сидел как миленький». Материалы дела, которые были затем оглашены судьей, не оставили ни малейших сомнений в его виновности. Крыть было нечем.

В конце 95-го восьмерых членов банды разместили по зонам. Режим — в основном строгий. Сроки — от 3 до 6 лет. Не так уж много для людей, когда-то начинавших свои налеты со слов: «Мы из отдела по борьбе с бандитизмом».

(А. Беляев, И. Панков. Версия-плюс, № 4, 1996)

Австралийца Кори Рассела судили в Сиднее за похищение и изнасилование студентки университета. Он не признавал себя виноватым, и мнения жюри разделились. Судьбу 39-летнего подсудимого решила старшина присяжных, школьная учительница Патриша Тимберг.

«Мне показалось, что улик против него недостаточно, а когда ему представили слово и он заявил, что ни в чем не виновен, я поверила каждому его слову, — призналась в интервью 33-летняя Патриша Тимберг. — Он казался таким честным, таким искренним. Другие присяжные склонялись к тому, что он все же виновен, но, я, как старшина, убедила их, что вина Рассела вовсе не доказана. Ведь нам никто не сказал, что, оказывается, за спиной у этого типа длиннющий список нарушений закона, — а в зале суда он выглядел пай-мальчиком».

О том, что Кори Рассел вовсе не пай-мальчик, Патриша Тимберг узнала в тот же вечер, вскоре после его оправдания. Как выяснилось, за три дня, которые длился суд над Расселом в Сиднее, он «положил» глаз на старшину присяжных и решил при первой возможности наведаться к ней в гости. Адрес Тимберг и то, что она разведена с мужем, он уже знал из материалов дела, где лежат учетные карточки всех присяжных.

Как только Рассела освободили, он дождался темноты под окнами дома Патриши, а потом ворвался к ней, изнасиловал свою спасительницу и два часа продержал ее заложницей, разглагольствуя о возвышенном. Когда насильник сбежал, Патриша позвонила в полицию, и вскоре Кори Рассел арестовали в номере придорожного отеля.

«Я страшно разозлился на присяжных, когда они пожалели этого типа, хотя его вина была очевидна, — признался прокурор Де Пол Смит. Но теперь мне искренне жаль эту женщину, которой пришлось заплатить за свою ошибку уж слишком дорого».

(Версия-плюс, № 7, 1996)

Уже сообщалось о череде этих жутких алтайских историй. Смысл их был прост до умопомрачения: в колонии строгого режима № 2 УБ 14/9 города Рубцовска, в помещении камерного типа двое зэков съели третьего. Затем один из людоедов уже в барнаульском СИЗО убил еще одного человека. Его приговорили к смертной казни. Но на этом похождения людоеда не кончились… Как говориться, сообщаем подробности.

Рядом с обезображенным трупом заключенного Дзюбы нашли записку. Воспроизводим ее с соблюдение стилистики, морфологии и орфографии: «Так и хочется сьисти ково-нибудь».

В мертвом Дзюбе местная администрация без труда углядела «признаки насильственной смерти и совершения акта канибализма». Каннибализм — слово африканское. Во всяком случае, так оно устоялось в обыденном нашем сознании. В переводе на доступный нам язык означает оно людоедство. Кроме замечательной и будоражащей воображение записки, рядом с покойным найдены были веревка из черной хлопчатобумажной ткани с завязанными на концах узлами, куски человеческого мяса и… лист бумаги, а на нем рисунок расчлененного человеческого же тела — этакое план-пособие для начинающего людоеда.

Дознание проявило чудеса смекалки и смогло раскрыть преступление по горячим следам. «Следов» было два. Оба «следа» сидели в той же камере. Одного звали Маслич, другой носил фамилию Голузов. В момент задержания они как раз переваривали некоторые части организма их коллеги по времяпрепровождению.

Поскольку в России привычно все ставить с ног на голову, то первое, что приходит в эту самую голову, так это мысль о чудовищном голоде, что сжал в своих костлявых руках колонию строгого режима. Зекам жрать нечего. Зеки оголодали до потери человеческого облика, вот и вынуждены были пойти на самые крайние меры. Куда, куда смотрит президент, куда смотрит прокуратура. Доколе?! Ну-ка, где у нас адрес гаагского суда?

Выяснилось, что колония была весьма далека от того, чтобы кормить своих постояльцев расстегаями, французскими сырами и жвачкой «Орбит» без сахара. Но не менее далека была она и от того, чтобы морить «отдыхающих» голодом. Все в ней было обычно. По разнарядке. Зато выяснилось другое…

А именно: Маслич мотал свой третий срок, на этот раз за убийство. У Голузова это была уже пятая ходка. За незаконное ношение оружия. Ребята подобрались крутые. Колонистское начальство их не любило. Они не любили начальство. Плодом такой вот страсти всегда оказывается помещение камерного типа, гостеприимно распахивающее свои железные двери перед чересчур строптивыми хлопцами.

Идея о людоедстве пришла в голову Шурику Масличу. Ему до смерти надоела рубцовская колония. Ему хотелось простора. И, пожалуй, славы. Пусть даже эта слава будет слава имени товарища Чикатило. Какая разница. Все равно газеты напишут (и ведь никуда не делись — написали!). К тому же написать книгу или спасти дочку начальника колонии из огня возможным никак не представлялось. Значит, надо было выдумать нечто экстраординарное, чтоб волосы дыбом. Результат: смена опостылевшей колонии, в перспективе поездка в Москву, в институт Сербского на психиатрическую экспертизу, а это бездна новых впечатлений и некоторый шанс на признание полным идиотом со всеми вытекающими заманчивыми подробностями.