— Самолеты? Разве ж самолеты сейчас рискнут?! — усмехнулся парнишка у костра. — Их же за милую душу в щепки раскидает.
— Там девчата отчаянные… Я у них на аэродроме работала. Могут и полететь.
И, словно в подтверждение этих слов, с неба тонкой струйкой стек рокот пропеллера. Все вскочили, задрали головы, стали смотреть вверх, выискивая в мутном небе жужжащую точку.
— Летит, девочка! — крикнула Люся.
Рокот нарастал, расширялся, и наконец в стороне возник знакомый силуэт У-2, бесстрашного и беззащитного труженика военного неба. Он нестойко и одиноко проплыл туда, к морю, бодливыми рывками пробивая себе дорогу, как бы расталкивая встречный ветер.
Водитель в фуражке посигналил Люсе из кабины:
— Поехали! — и пугливо пошарил по небу глазами.
— Постойте! Где их аэродром? — спросил Белов у Люси, задерживая ее.
Водитель снова включил сигнал.
— Возле нашего госпиталя, за хутором… Они садятся прямо в степи.
— Я еду с вами.
В крытом кузове санитарной машины Белову ударил в нос запах, оставленный здесь бинтами, и он внутренне содрогнулся. Никогда ему до сих пор не случалось ездить в этих машинах. Война пока щадила его, хотя и он прижимался к земле от пуль, резавших траву, прыгал в теплые воронки, опережая взрывы новых снарядов, под бомбами переправлялся через реки и еще недавно плавал на лодке с минометом на корме, среди камышей, в гнилых топях Кубани.
Люся тоже забралась в кузов.
— Я с ним не хочу, — сказала она, кивнув в сторону кабины.
2
— Вы давно работаете в госпитале, Люся? — спросил Белов.
— Всю жизнь, — ответила она и засмеялась.
— Это ваша самая первая работа?
— Не совсем, — ответила Люся тем ровным голосом, каким она, видимо, обычно разговаривала, и Белов подумал, что из нее вышла бы хорошая учительница. Она умела терпеливо и размеренно, не возбуждаясь, объяснять все, что надо. — Но самая первая тоже в госпитале была, только не здесь… В тылу, далеко отсюда… Мы туда укатили с мамой от немцев… Из Новомосковска. Знаете такой городок на Украине? Не знаете?
— Нет. А что в нем примечательного?
— У нас там хорошо, река… с утками… домашними, заливами… Мы любили купаться в сосенках, там пляж, песок… И дно коричневое… темного золота… По заливу охотники, рыболовы плавают на лодках — кинут вершу и бьют палками по воде у зарослей, рыбу загоняют… Вот вспомнила, сама не знаю чего…
— Ваша мама учительницей работала?
— Нет, — Люся сняла шапку и встряхнула головой, рассыпав каштановые, отливающие темным лоском, несмело вьющиеся волосы. — Откуда вы взяли? Буфетчицей была на станции.
— А отец?
— Что это вас интересует? Отец пожарной охраной командовал.
— Здорово, — сказал Белов.
— Почему?
— У мальчишек страсть к пожарникам. Где он сейчас? Воюет?
— На Белорусском. Сержант минометчиков. А мы с мамой заехали в город Пензу… Вот город какой! Стоит на крутой горе, трамваи ходить не могут, только автобусы. Я там всего одну зиму пробыла, там и в госпитале работать стала, санитаркой. А потом спросили, кто хочет на фронт. Мать чуть не умерла, когда я сказала, что записалась…
— Да, здорово вы ее испугали, Люся.
— Вот вы уж мое имя запомнили, а как вас зовут?
— Игорь.
Люся все так же устало смотрела в окно, задымленное пылью. Вдруг повернула голову, кинула на Белова неспокойный взгляд в упор, широко раскрыв глаза, точно опалила его, и опять отвернулась. Может быть, она только в этот миг и увидела, каков он. И Белову стало досадно, что никогда не узнать, понравился ли он ей. Нечаянный попутчик, один из многих, многих… Военная дорога всегда полна людьми, а для нее, Люси, особенно… Но вот так, в необъяснимом порыве, взглядывала ли она на другие лица?
Люся помяла руки, похрустела пальцами.
— Я привыкла раненых возить…
— Хрустеть так пальцами вредно, — заметил Белов. — Где-то я слышал…
— А тротуары там, в Пензе, деревянные, — договорила Люся и опять помяла руки, точно грея их. — Чтобы не было грязно… когда дожди льют.
Игорь улыбнулся и кивнул. Он видел такие. Он вспомнил пору своего детства, от которой его отделяло совсем не так уж много лет… Далекий забайкальский городок, куда он ездил к отцу, в геологическую партию, искавшую золото. Он забыл, какие там были дома. Помнил только неожиданное — деревянные тротуары, аккуратно настеленные из досок, пахнущих хвоей.
И затем еще вспомнились красные ручьи, кувырком срывающиеся с сопок, и Шилка, с диким шумом катящая свои волны вокруг островов с черемухой.
В то лето Игорь впервые видел тайгу, впервые охотился среди заросших озер на уток, неумело крякая самодельным рожком, чтобы подманить их поближе, впервые ездил по стремнине в рыбацком челноке.
Ах, как это все было далеко отсюда, далеко — не по расстоянию. Далеко — точно в глубине другой жизни, потому что все это было до войны.
— А вы кто? — спросила Люся, не поворачиваясь к нему. — В свою часть едете?
— Нет.
— Ведь вы за пролив хотите?
— Я корреспондент, из газеты…
— А-а, — протянула Люся не разочарованно, но как-то скучно, словно это ее совсем не касалось.
— Возьмут меня девчата?
— Летчицы? Не знаю. Как повезет…
Машина бежала по укатанной степной дороге легко и мягко. В дверной щели висела вздутая колесами пыль, а за окнами кузова медленно и однообразно плыло бесконечное небо.
Люся расстегнула шинель и прилегла на брезентовые носилки, подвешенные в кузове, как койки в морском кубрике. Сначала сунула под голову шапку, но потом выдернула ее и положила сбоку. Голова ее откинулась, глаза попали в полосу света, тянущуюся из окна, и замерцали чистым серым сиянием.
— Третьи сутки не сплю, а уснуть боюсь, — призналась она.
— Почему?
— Как зажмурюсь, вижу мамины галушки. Серьезно.
Скоро Белову показалось, однако, что она уснула. Видно, мерное, как стон точила, взвывание мотора, подгоняемого долговязым водителем, одиноко сидевшим в своей кабине, убаюкало Люсю.
Белов и сам попытался вздремнуть сидя, но вдруг услышал:
— Вот напишите про такого… Вся война у него — целоваться с глупой поварихой. А боится, что под бомбу попадет, — ужас! И сейчас уговаривал меня уехать поскорей из-за страха тоже… Я его не люблю.
— У меня другое задание, Люся.
Белов растянулся в рост на соседних носилках. Лежать было удобнее. Дорога побежала, вероятно, по старой пахоте, а шофер не сбавлял скорости, и машину изрядно подкидывало.
У Белова и в самом деле задание было другое. Редактор вызвал его к себе вчера вечером и, дымя папиросой, стал громко объяснять, что в газете давно уж нет ничего яркого. Такого, чтобы потрясло сердца. А ведь в каждой части найдется герой, о котором пока молчат. И вот Белов ехал «за подвигом», покинув кубанский городок, где редакция занимала несколько бессонных домиков окраины.
На рассвете Белову посчастливилось быстро перехватить попутную машину, да море заставило повернуть назад…
Что его ждало на аэродроме? Надежда на удачу подбадривала. Но вдруг приходило сомнение, тоскливо сдавливало сердце. Однако о том, что, может быть, придется с пустым блокнотом возвращаться в редакцию, он пока не думал вовсе…
Ну, день покажет, что будет!
— Звать вас Игорь, — сказала Люся. — А фамилия как?
— Белов.
— Теперь прочитаю — буду знать, кто написал. Я люблю читать. До передовой сама так и не доехала…
Машина стала, жалобно взвизгнув, точно налетев на что-то. Белов раскрыл дверцу и спрыгнул на землю.
— Закурим, лейтенант? — спросил водитель, лениво выходя на дорогу. — Как я вас домчал?
— Ничего.
— Бери.
— Спасибо.
— Не хочешь?
— Не хочется.
— Почему? Закурить хорошую сигарету — большое удовольствие.
Люся стояла у выхода из машины, привалясь спиной к косячку, и смотрела, как Белов одергивал ремешок планшета, поправлял складки шинели под ремнем.
— Приходите к нам, если не улетите, — сказала она. — У нас начальство хорошее.