По таким законам живет и Алеша Сучков, герой повести «Слобода». По возрасту и жизненному опыту Алеша ближе Сашке Таранцу, а не Нефедову, но если Сашка на первых же страницах представал во многом сформировавшейся личностью и автор по ходу событий испытывал на прочность его совесть, то с Алешкой дело обстоит несколько иначе. Герою «Слободы» приходится во многом переламывать себя, воспитывать в себе качества, которые дадут ему право судить и себя и других, словом — расти и расти. Решение этой художественной задачи — роста героя — определило и структуру произведения, и развитие конфликта.
Условия, формировавшие характер Алеши, неблагоприятнее тех, в которых находится Сашка Таранец. Сашку окружают люди в большинстве хорошие — колхозники, пекущиеся об общем благе. Алешка живет в иной социальной среде — подгородной слободки. «Странное это место — не город и не деревня… Слобожане сами с удовольствием и даже чуть горделиво повторяли про себя: из деревни ушли, а в город не пришли, так вот и застряли на полдороге». Это положение «на полдороге», между городом и деревней, надо полагать, существенно сказалось на социальном составе слободского населения, психологии слобожан, их интересах: тут немало «особей» с весьма развитым хватательным инстинктом, мещан, и они, эти особи, определенным образом влияют на нравственный климат всего коллектива. Слобода жила так: «ездила в городские универмаги, ходила в театры, в цирк, в кино и в бани, но часы сверяла по рынку… Далекий рынок был ее сердцем… Денежки — кровью».
Но изображение мещанской среды не главная задача автора, главное для него — моральное становление Алеши Сучкова. Этому юноше предстояло пройти сложным лабиринтом человеческих поступков, отношений, чувств, намерений.
Раскрывая характер Алеши, автор показывает, как любовь заметно воздействует на мир мыслей и чувств юного героя, меняя весь его нравственный облик. Подлинно: она — сила, созидающая характер.
Тема любви — одна из основных в творчестве Дмитрия Холендро, и воплощается она с позиций высокой нравственности. Любовь как высокое чувство воспета в повести «Улица тринадцати тополей», в рассказах «Раннее утро», «Ночные разговоры», «Финские санки», «Теперь навсегда», «Вечер любви».
Правда, повесть «Улица тринадцати тополей» не только, а точнее даже — не столько о любви. Главная ее тема — трагические события в Ташкенте в 1966 году (землетрясение, причинившее городу большие разрушения), а главный идейный смысл произведения — братская помощь Ташкенту со стороны всех наших республик, интернационализм и гуманизм социалистического общества.
Небезынтересны, думается, некоторые детали творческой истории повести «Улица тринадцати тополей», которые я излагаю со слов Дмитрия Холендро.
Летом шестьдесят шестого года Холендро находился в Ялте, одновременно с ним там, в Доме творчества, жил К. Г. Паустовский. Когда стало известно о землетрясении в Ташкенте, Паустовский сказал Холендро: будь я таким молодым, как вы, без промедления поехал бы в Ташкент, писателю надо такое видеть… Холендро усмотрел в этом нечто большее, чем мечту неспокойной души выдающегося мастера, купил билет на ближайший самолет и вылетел в столицу Узбекистана. Вернувшись дней через десять, пошел прямо к Паустовскому. «Что-то вас не было видно, где вы пропадали?» — спросил тот. Холендро объяснил и стал показывать фотографии разрушенного города. «А ведь я тогда почти пошутил, не имея цели настраивать вас на поездку… Но уж коль вы слетали и увидели так много необычного, теперь я настоятельно рекомендую поехать туда. Поживите там подольше и напишите».
Холендро так и поступил.
Тема любви возникает в повести как бы исподволь, подобно ручейку, выбившемуся из-под земли. Отмечу при этом, что у автора хватает такта не затмевать изображением личных чувств героев — дальневосточника Кеши и ташкентской девушки Мастуры — событий большого социально-политического звучания. Они остаются главными в повести, более того, именно эти события помогают высветить характеры героев, сформироваться и окрепнуть их чувству.
Тезис, что Холендро — художник, пишущий о молодежи и для молодежи, основывается не только на тех произведениях, в которых тема любви проходит крупным планом, но и на тех, где характер молодого героя раскрывается в других коллизиях, в его связях с людьми, обществом, миром. Это, помимо названных ранее повестей «Свадьба» и «Слобода», рассказы «Дорога в степь», «Пассажир Лешки-анархиста», «Городской дождь», «Ждать — не дождаться» и др.
Заметное место в творчестве писателя занимают рассказы, и разные подняты в них проблемы — воспитание любви к труду, участливого отношения к людям, уважения к старшим, преодоление душевной черствости, себялюбия, эгоизма. Как жить, каким быть? Вот о чем постоянно думают герои Холендро.
Проблема проблем. Автор обстоятельно и принципиально исследует ее, например, в рассказе «День рождения». Кто он, герой рассказа Костя? Шалопай? Бездельник? Трус? Поведение подростка дает достаточно оснований для любой из этих «квалификаций». Да, в сущности, не столь уж они и различны между собой — как говорится, хрен редьки не слаще. Устанавливая меру ответственности героя за свои поступки, автор не ставит на этом точку. Он исследует другие причины формирования уродливой личности — систему воспитания Костиных родителей. Устами деда, человека, прожившего безупречную трудовую жизнь, говорится: «Родители у тебя, действительно, трудяги, а растили вас с Ленкой (сестра Кости. — И. К.) как мещане: переласкали, перехвалили и… и совсем не приучили к главному — к работе!» И далее в ответ на оправдание Кости, что «батюшка с матушкой не научили» его труду, старик замечает: «Ты вот сказал — не научили! Учат специальности, а к работе приучают, сызмала, едва руки возьмут что-то, похожее на инструмент… Это разные вещи, молодой человек, совсем разные! Образование и воспитание».
В толковании проблемы — «как жить, кем быть» писатель нередко обращается к нравственным ценностям, сформировавшимся на войне, как к мерилу достоинств человеческих. Это воистину великие и непреходящие ценности. Подтвержу это лишь одним примером. Бывший фронтовик, Виктор Степанович («На закате»), оказавшись в состоянии «немыслимой покинутости, и не просто печали, а боли», вспоминает фронтовое братство, «как ты лежал на дне оврага, может быть, последним взглядом прощаясь с голубым небом и белым облаком, откупающимся от ветра потерянными курчавинами, а по склону с разных сторон к тебе бежали знакомые и незнакомые, чтобы спасти. Как водитель полуторки в считанные минуты, оставшиеся в твоем владении, спешил домчаться до госпиталя, но внезапно притормаживал и каждым колесом по очереди переползал через ухабы… Как хирург без промедления надевал халат с пятнами вчерашней или позавчерашней крови, которую ни выкипятить, ни выстирать, и еще находил миг для полушутки: «Гляди-ка! Овраг спас! А то отшибло бы все нутро, начиная с сердца!»
Нет, не овраг, а друзья спасли. Не было вокруг чужих…»
Тут я подхожу к другой большой теме в прозе Дмитрия Холендро: Великая Отечественная война, подвиг народа, защищавшего свою Родину.
Война, входившая в сознание и сердце будущего писателя во всем трагизме и героизме, не могла оставаться в его памяти как нечто неприкосновенное и тогда, когда он писал о людях послевоенной поры, она так или иначе выказывала себя в их судьбах. Со временем она заявляла себя все настойчивее и решительнее. У Холендро появились рассказы, уже полностью обращенные в огневые фронтовые: «Первый день весны», «Третий Коля», «За подвигом», «Комендант причала», «Мальчишки» и др. В основе каждого из них какой-либо фронтовой случай, это как бы рассказы-воспоминания. Не все из них выдержали проверку временем (видимо, Холендро поэтому и не счел возможным включить их в «Избранное»). Но лучшие выдержали, представляют интерес и сегодня. Таким, например, является «Первый день весны», привлекающий внимание прежде всего своей фактурой, «материалом», однако не только им. В событиях, связанных с судьбой дома знаменитого русского писателя (имя его не называется, но не трудно догадаться, что это А. П. Чехов) в первый день освобождения Ялты, в событиях, по меркам войны не столь и масштабных, проявляются противостоящие друг другу гуманизм социализма и антигуманизм фашизма, мораль созидания и «мораль» разрушения.