— Когда принцы лилий начинают вот так вот шастать друг к другу в гости после совместных пирушек, речь, скорее всего, идет о зарождении нового заговора, — меланхолично сообщил рыжий пират. — Странные дела творятся: наследников короны мы наблюдаем, а госпожу Фатиму не наблюдаем… Интересно знать почему?

Масрур что-то сказал.

— Не знаю, — ответил ему рыжий пират. — Может быть, и потащит.

— Кого потащит? — удивилась Жаккетта. — Куда?

— Масрур говорит, что не потащит же виконт госпожу Фатиму на бал. А я думаю, что на бал, может быть, и не потащит, а в замок вот — запросто. Но Масрур хочет этой ночью попытаться-таки проникнуть в дом сборщика налогов и выяснить все самому. Потому что если даже там не будет госпожи Фатимы, то обязательно должны остаться следы ее благовоний. А это нам скажет, что она здесь и жива.

— Конечно, жива, скажете тоже! — обозлилась Жаккетта. — И вообще, хватит болтать, мне еще госпоже Жанне прическу делать. Выходите отсюда, я буду подметать!

По дороге обратно Жанна чуть не заснула в экипаже, и обессиленный Жерар чувствовал себя не лучше. У обоих глаза закрывались сами собой.

Жанне не хотелось ни на какой бал, ей хотелось вытянуться на кровати в полный рост, обхватить руками подушку и уснуть.

Видя такое положение вещей, рыжий пират велел Жанну не будить, и она около часа продремала прямо в экипаже, склонившись на плечо Жерара.

Жаккетта бдительно стерегла сон влюбленных внутри, Ришар — снаружи, а рыжий пират пошел прогуляться по замку.

Вернулся он с новостями, что Луи Орлеанский в замке.

И пора бы госпоже Жанне просыпаться, вечер не за горами.

Жанна нехотя оторвалась от Жерара. Вышла из экипажа. Сделала вид, что она около конюшни вообще случайно, — и в сопровождении Жаккетты пошла к башне, предвкушая длиннющий подъем наверх. Рыжий пират и Жерар решили остаться пока внизу, помочь с украшением гвардейского зала для бала, чтобы лишний раз не попадаться на глаза госпоже де Шатонуар.

Баронесса в комнате только-только отошла ото сна. И вкушала легкий завтрак, принесенный с кухни молчаливой камеристкой.

— О, девочка моя! — обрадовалась баронесса, увидев Жанну. — Ты с прогулки? Очень полезное для здоровья занятие — ты сразу посвежела, щеки горят, а губы словно нацеловал кто, хотя мы знаем, что это декабрьский ветер…

— Да, на улице свежо, — подтвердила мило Жанна.

— Ты будешь неотразима, — пообещала ей госпожа баронесса. — Подкрепись хорошенько — и пора собираться. До бала каких-то жалких три часа, времени в обрез!

— Как хорошо, что мы живем в этой комнате, — невпопад заметила Жанна, присаживаясь к столику. — Так тихо.

— Да уж конечно, — довольно подтвердила баронесса, которая в глубине души так и не смогла для себя решить: уважение это к ней со стороны сильных мира сего или пренебрежение. — Там же, в комнатах, примыкающих к южному крылу, вечный шум-гам, смешно сказать, шпалерами укромные уголки выгораживают, чтобы человек мог на кушетку прилечь и отдохнуть.

Жанна ради компании тоже что-то пощипала с тарелок, выпила бокал вина.

Наконец с едой было покончено.

Настала пора приступить к главному священнодействию.

Жанна надела свежую рубашку, и Жаккетта принялась облачать госпожу в королевский подарок.

— Удивительно, до чего щедр наш молодой король, — не сдержала удивленного возгласа баронесса де Шатонуар, увидев затканный золотыми лилиями бархат глубокого, как небо, голубого цвета.

— Роскошный дар, — подтвердила Жанна, гладя рукой шелковистую поверхность юбки.

Жаккетта туго зашнуровала на ней расшитый золотым шнуром лиф и начала возиться с рукавами, добиваясь, чтобы рубашка выглядывала красивыми складками.

Волосы у Жанны были еще распущены и волнами струились по спине.

— Такая красота обязательно должна быть увенчана гербом с лилиями! — авторитетно заявила баронесса.

— Вы опять? — возмутилась Жанна.

— Молчу, молчу, — как-то подозрительно легко отступила баронесса. — Тем более что мне тоже нужно одеваться.

Это стремительное отступление встревожило Жанну не на шутку.

Покой и умиротворение в душе, вызванные ласками Жерара, стремительно улетучивались. Придворное платье сдавило, словно оковами. Неуверенность, страх, отчаяние — все вернулось.

«Надо дожить до Королевского совета, — сказала сама себе Жанна. — Не раскисай. Надо дожить до Королевского совета». У нее почему-то озябли руки — не то от волнения, не то от прохлады в комнате. Жанна принялась их растирать, согревая пальцы. «Надо дожить до Королевского совета».

Управившись с платьем, Жаккетта прикрыла госпожу простыней, чтобы не испортить королевский наряд, и приступила к прическе. Начала она с малого: костяным гребнем, не спеша, стала расчесывать локоны госпожи.

Жанна поняла, что ужасно, просто жутко не хочет идти одна — ну то есть с баронессой — на бал.

— Давай ты тоже пойдешь, — взмолилась она.

— А что я там делать буду? — возмутилась Жаккетта.

— Ты что задумала, девочка моя? — услышала разговор из-за ширмы баронесса. — Опять проказы с восточной красавицей Нарджис?

— А почему бы и нет? Это придаст балу особую изюминку.

— Там будут танцы. А я не умею, — попыталась отвертеться Жаккетта.

— Я тебя научу, — пообещала Жанна. — Прямо сейчас!

— А платье?!

— Твое свадебное!

Жаккетта не смогла расстаться с такой красотой и поэтому взяла свадебное платье с собой в путешествие (как и наряд рыжего пирата). И сейчас искушение надеть его вновь начало подтачивать ее решимость.

— Оно же в сундуке. Его только встряхнуть и расправить… — расширяла брешь в ее обороне Жанна.

— Хорошо, — решилась Жаккетта, про себя подумав, что если они обе будут на балу, глядишь, виконт тоже там объявится, а это позволит Масруру без помех проникнуть в дом.

Жанна немного успокоилась. Жаккетта плела ей косы, перевивала ими локоны, укладывала в замысловатые узлы, а Жанна, полузакрыв глаза, снова и снова переживала поцелуи и объятия Жерара.

— Ты, моя девочка, спишь на ходу, — недовольно заметила баронесса, облачившись в парадное платье. — Но прическа твоя, должна сказать, просто чудо. А вот я надену берет, почти такой же, какой был на госпоже регентше в день свадьбы.

— А дамы говорят, это был тюрбан, — невинно заметила Жанна.

— Бессовестно врут! — величественно отрезала баронесса.

Когда Жаккетта надела праздничный наряд, Жанна начала показывать ей простейшие шаги паваны.

— Ты не обязана все знать, — объясняла Жанна. — Ты же Нарджис. Пусть другие в гальярде летают, а ты спокойно гляди на них, наслаждайся зрелищем и не смущайся.

— Хорошо, — пообещала Жаккетта, старательно про себя повторяя: «Шаг. Точка. Шаг. Точка. Шаг, шаг, шаг, точка».

— В паване тебя ведет кавалер, а ты лишь смотри, вперед вы идете, назад или поворачиваете.

— Я перепутаю! — испугалась Жаккетта.

— Ну и что? Это придаст балу особое веселье. А то ведь скучно, когда все всё знают. — Жанна понемногу успокаивалась, к ней возвращалась и язвительность, и ехидство. — Можешь сказать, что умеешь танцевать только конский бранль, — и все будут, я думаю, в полном восторге, как в Риме.

— Ага, я поняла, кем вы меня видите — посмешищем на этом вашем королевском балу! — обиделась Жаккетта.

— Не сердись, — сбавила тон Жанна. — Но мы же и не будем скрывать, что танцевать европейские танцы ты не умеешь, а твоя кормилица-крестьянка могла тебе только конский бранль показать. Ты пойми, что для французов мы — свита королевы Анны — все как один: неотесанные бретонцы. Так что мы в совершенно равном положении.

«Ага, как же!» — тут же подумала Жаккетта.

Но промолчала.

— Пора спускаться, — решительно объявила госпожа де Шатонуар. — Надеюсь, угощение в этот раз будет достойным.

Замок Ланже был полон музыки, вьющихся флагов, вымпелов.