Фатима шумно вздохнула и принялась замешивать тесто для лепешек.

— Она поставляет свой плохой, некачественный товар всем важным людям Тарабулуса. И торговым гостям. А мы с Масруром — чужаки. Мы перебрались дальше, в Алжир. Потом в Тунис. Но Бибигюль не успокоилась. Молва ведь бежит быстро, быстрее корабля. Люди ведь говорили: о-о, в наш город прибыла достопочтимая госпожа Фатима, ах, какой у нее прекрасный мул, какие кисточки на его уздечке! Один купец рассказывал это другому, тот третьему, изо рта в уши, и весть доходила до этой мерзавки, ядовитой как скорпион. Надо было бы уходить на восток, но Аллах, да воссияет его величие, вел меня на запад, видно, читая книгу моей души. Мы перебрались в Танжер. Думая, раз он попал в руки португалов, то Бибигюль нас не достанет. Но ее убийцы нашли нас и там…

Евнух кивнул.

— Они опять потерпели неудачу — но сколько же можно? В ту ночь мы сели с Масруром думать — куда на пороге зимы направить стопы таким почтенным и уважаемым людям, как мы? А утром в порт пришел испанский корабль. Это был знак судьбы. Мы решили оставить Бибигюль в дураках, пусть исходит от ярости и бессильной злобы, гадая, куда же исчезла Фатима, так ловко щелкнувшая эту зазнайку по носу!

Фатима лихо подбросила вверх увесистый ком теста.

— И мы сели на этот корабль, корабль, идущий в Нант. То была воля Аллаха милосердного, милостивого, как ты сама видишь. Ибо смертным не дано предугадать дороги, которые он предначертал, и что хочет Аллах, то бывает, а что не хочет Аллах, прохлада сердца моего, того не бывает. В счастливый час, моя дэвочка, я увидела тебя на берегу Тарабулуса. И печень моя сейчас сжимается от радости, ведь я снова вижу твои бирюзовые глаза, пусть они не накрашены правильно — так как надо украшать бирюзу! Масрур, засыпай специи!

Лысый евнух начал колдовать над котлом, заправляя его привезенными с собой пряностями, и в кухне бретонского города жарко запахло Востоком.

— Хорошо!.. — благостно вздохнула Фатима.

— А разве вы не могли обратиться к кому-нибудь за помощью? — спросила потрясенная рассказом Жаккетта.

— Я могла попросить помощи только у шейха Али, — усмехнулась Фатима. — Ведь в Тарабулусе я успела купить и продать только тебя. Так и Бибигюль просит помощи у купцов, чьи гаремы она обслуживает. Но пока шейх был жив, моя звездочка, Бибигюль сидела, затаившись, как гюрза в расщелине. И выволокла свой расписной хвост наружу только тогда, когда запылал его черный шатер. Ты меня понимаешь?

— Ага, — кивнула Жаккетта. — Она вас теперь до конца жизни будет преследовать?

— Куда ей! — отмахнулась пухлой, испачканной в муке ладонью Фатима. — Жизнь длинная, а воля у Бибигюль короткая. Немножко времени — вот что нам надо. Она еще три раза подсылала убийц под нож Масрура, мерзкая скорпиониха.

Масрур оскалился, махнул своим тесаком над дымящимся котлом.

— Зря подсылала, только деньги теряла, — подтвердила Фатима, раскатывая лепешки. — Глупая, глупая крашеная ослица. Фатима не лезет в драку, Фатима, как и пророк, да славится он во все времена, любит мир и достаток. Но Фатима не любит, когда ей мешают жить. Бибигюль никак это не поймет! Расскажи лучше, услада моего сердца, как поймал тебя в свои сети рыжий раис?

— Не сразу, — честно сказала Жаккетта. — Но он вывез нас из Триполи.

— Большими делами ворочает этот молодой человек, — вскользь заметила Фатима. — И одной с тобой веры. Это важно. Неплохая партия для моего синеглазого цвэточка. Но все, все провэрю!

— Что все? — удивилась Жаккетта.

— Достаток, влияние, уважение сильных мира, — дотошно перечислила Фатима. — Нам пустозвон не подходит.

— Он мне нравится, и он не пустозвон, — осторожно заметила Жаккетта. — У него слова с делами не расходятся.

— Хвала Аллаху! — воздела припудренные мукой руки кверху Фатима. — То, что у него есть собственное жилье там, где делаются его дела, — очень хорошо. Но я поинтерэсуюсь о нем у достойных людей, не волнуйся, моя звездочка.

Масрур закивал в подтверждение.

— А этот светловолосый малыш кто? — продолжила допрос Фатима.

— Какой? — насторожилась Жаккетта.

— Тот, что встретил нас у дома на загнанной лошади и сейчас не отлепляется от рыжего раиса?

— А-а, это Жерар, — объяснила Жаккетта. — Госпожи Жанны сердечный друг.

Фатима приподняла бровь.

Тут в кухню заглянул рыжий и сказал:

— Маленькая поправочка, милые дамы: не сердечный друг, а законный супруг. Вот так-то! Пахнет так вкусно, что сил нет…

— Сейчас уже будем есть, — пообещала Жаккетта. — А какие новости Жерар привез?

— Не сказать, чтобы хорошие. Впрочем, как на это посмотреть. Мы едем в Ренн.

— Зачем?

— Чтобы сделать из тебя честную женщину, — объяснил рыжий. — Я намереваюсь попросить твоей руки у госпожи Жанны. По-моему, самое время.

И исчез, оставив Жаккетту с Фатимой в полном недоумении.

Фатима задумчиво выложила на сковороду лепешку, поставила сковороду в очаг. Лицо ее было сосредоточено.

— Рыжий раис берет замуж мой синеокий цвэточек, — сказала она нараспев. — Какой молодэц! Хорошо, не буду интерэсоваться у достойных людей…

И добавила, как припечатала:

— Пусть сначала возьмет. Да.

Ели тут же, в кухне, за огромным столом.

Пока добрались с пристани, пока приготовили еду — короткий день завершился. Зажгли свечи. Развешанные по стенам кухни начищенные медные сковороды и котлы мягко отражали свет.

За одним столом собрались совершенно разные, не знакомые друг с другом люди. И все же они были не чужими друг другу.

Жаккетта сидела рядом с рыжим пиратом, смотрела на людей, которых свела судьба в их доме, и думала: «Вышивку зимней порой у окна придется, похоже, отложить».

А ночью она спросила у рыжего:

— Почему ты хочешь взять меня в жены именно сейчас? Почему ты сказал «самое время?»

— Как почему? — возмутился рыжий пират. — Я боюсь, что промедли я хоть день, и Фатима тебя снова продаст в какой-нибудь солидный гарем, чтобы устроить твою судьбу наилучшим, с ее точки зрения, образом. А я не для того вытаскивал тебя из Волчьего замка, чтобы вот так запросто лишиться.

Жаккетта фыркнула.

— Ну а если серьезно, обратись я к госпоже Жанне с подобным предложением сразу после Шатолу — она бы даже разговаривать со мной не стала. Сейчас же она будет вынуждена согласиться. И это очень упрощает дело.

— А моего согласия ты спросил? — поинтересовалась Жаккетта.

— Ты согласна? — спросил рыжий.

— Я подумаю, — важно сказала Жаккетта и зевнула.

— Думай, — разрешил рыжий пират, обнял ее, и они уснули.

Жанна и не надеялась пережить ту ночь, когда Жерар уехал в Нант.

Потому что раскрашенный череп лежал на кровати, прямо на покрывале, и радостно скалился, как и тогда, стоило только ей ступить на порог собственной спальни.

И Жанне показалось, что за плотной шторой угадывается человеческий силуэт.

Она сползла по дверному косяку без чувств, а когда очнулась — как в прошлый раз, — уже ничего не было, ни силуэта, ни черепа. И опять — ни караулы, никто ничего не заметил.

Жанна была уверена, что в следующий раз она обнаружит череп на собственной подушке.

Возможно, в компании с ласковым и страстным виконтом.

И это окончательно сведет ее с ума.

Ночь Жанна провела без сна, сидя в кресле и смотря на огонь. Время от времени она впадала в странное полузабытье-полуявь, но стоило птичьему крылу прошуршать за окном или мышке заскрестись в норе — она вскакивала и хватала старинную алебарду, принесенную из углового зала.

Утром надо было ехать к герцогскому двору.

Стиснув зубы, Жанна поехала, сказав себе, что виконт ее не запугает.

Волчье Солнышко был свеж и безмятежен.

— Как я рад вас видеть, звезда моя рассветная, — завладел он узкой Жанниной ладонью. — Каждое мгновение, проведенное рядом с вами, для меня драгоценней изумруда!