А Михаил Иванович Калинин при вручении главному хирургу Красной Армии Николаю Ниловичу Бурденко ордена Ленина, золотой медали «Серп и Молот» и грамоты о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда сказал так:
«…Медицинское обслуживание Красной Армии стоит в одном ряду с авиационным и артиллерийским обслуживанием. Медработники в рядах армии столь же нужны, как бойцы и командиры…»
Хотя слова эти дошли до нас много лет спустя после Великой Отечественной войны, мы гордимся тем, что они относятся и к нам.
Конечно, работая, мы не думали о похвале, о почестях, однако благодарности получать было приятно. Или слушать такую речь, произнесенную при расставании с выздоравливающими пациентами в польском местечке Дынув: «Дорогие доктора и сестрички, спасители вы наши, как выразить ту благодарность, какую заслуживаете вы, ведь сутками не отходите от операционных столов и проводите бессонные ночи в палатах. Воскрешая нас, порой сами рискуете своей жизнью. Ах, если б можно было осуществить такое — взять бы после победы машину, да обвить ее цветами и развезти вас всех на ней по домам от Берлина до самого Урала!..»
Но до Берлина тогда было еще далеконько, ровно столько, сколько и до победы. А нам в своем полевом подвижном предстояло еще немало потрудиться. И рассуждали мы между собой так, что согласны пешком преодолеть обратный путь, лишь бы поскорей дошли до Берлина наши спасители и защитники — воины родной Советской Армии.
НЫНЧЕ У НАС ПЕРЕДЫШКА
Трудновато доставалась война девчонкам, но ничего — не ныли, не стонали. Наоборот, довольны были тем, что не отсиживаются где-то в тылу. Жизнерадостность била через край. По молодости иногда, быть может, казались беспечными и беззаботными, но в работе могли выдержать любые нагрузки.
В привычку вошло недоспать, недоесть, но в первую очередь после дежурства старались привести себя в порядок — постирать и отгладить халатик, накрутить кудряшки.
Конечно, не все время работали до упаду. Бывало и свободное время, когда имели возможность по увольнительной записке выйти за пределы части, сходить потанцевать. Тем более, что нас нарядно одели. Кирзовые тяжелые сапоги на лето заменили легкими, сшитыми по заказу из плащ-палаточной ткани. Кроме того, получили, как нам сказали, подарки от союзников — английские костюмы из тонкого сукна защитного цвета. Это были юбки-шестиклинки с застежкой-молнией и жакеты с поясом. К костюму срочно нужна была кофточка с галстуком. Нам выдали белую ткань, и мы приступили к шитью. Когда отправлялись группой в увольнение в таком наряде, да все при погонах, в звании старшин, на нас заглядывались прохожие. «Откуда такие? Кто они?»
Мы носили не зауженные погоны, как у медиков офицерского состава, а обычные полевые погоны, и вдруг — такие костюмы с кофточками и при галстуках. Никто не мог разгадать, к какому роду войск относится наша форма одежды.
Откровенно говоря, обновка для нас была приятной неожиданностью. Работа — работой, служба — службой, а порадоваться чему-то тоже хотелось.
Чем занимались в дни передышки? Наводили порядок в личном хозяйстве, отвечали на многочисленные письма, приходящие от бывших пациентов.
В эти же дни проводили медконференции, партийные и комсомольские собрания. Число коммунистов увеличилось к тому времени в пять раз. Значит, усилилось влияние партийной организации и повысился авторитет коммунистов. Возглавил организацию лейтенант Дунаевский.
Оксана Драченко за это время была принята уже в члены ВКП(б), но по-прежнему оставалась вожаком комсомольцев. Число членов молодежной организации удвоилось.
Каждый из нас хотел быть в передовых рядах молодежи, чтобы принимать активное участие в жизни коллектива, быть в курсе событий и повседневных дел. И мы вступали в комсомол.
Этот день запомнился и мне на всю жизнь. Шел апрель сорок четвертого. Госпиталь дислоцировался в местечке Борщев. Совместное собрание коммунистов и комсомольцев проходило во дворе, прямо на поляне. Стоял стол, накрытый красным полотном, придавая торжественно-праздничную обстановку.
— Задача перед нами и всем советским народом стоит общая — как можно скорее разбить врага, — произнес замполит Таран. — А на местах надо улучшать уход и лечение раненых воинов, чтобы поскорее вернуть их в строй…
На передовой отряд молодежи коммунисты и руководство госпиталя возлагали большую нагрузку. Комсомольцы читали раненым сводки Совинформбюро, выпускали вместе стенные газеты и боевые листки, где активное участие принимали и наши пациенты. Редактором стенгазеты «Фронтовой медработник» была Клавдия Степановна Еговцева, ее заместителем — Шура Гладких, помогала им и я.
При небольшой загруженности работой командование разрешало проведение развлекательных вечеров, где раненые и сотрудники могли повеселиться. Пели любимые песни и танцевали. Кроме того, частенько демонстрировались кинофильмы, приезжали и выступали артисты московских и киевских театров, армейские ансамбли и, конечно же, участники художественной самодеятельности личного состава. Талантов раскрылось много. Певцы и танцоры, чтецы и музыканты — все были увлечены и с особым желанием готовились, чтобы выступить перед ранеными в палатах или в воинских подразделениях в дни передышки от боевых действий.
Проведен был смотр талантов на армейской художественной олимпиаде, где звучал и наш хор, выступили солисты и танцоры. Только в танцевальных сценках роли кавалеров пришлось исполнять девчатам. Мужчины наотрез отказались выступать, подшучивая над собой, что репетировать придется долго, может до конца войны.
На этом смотре мы встретились со многими бывшими пациентами, в разное время лечившимися у нас, а теперь продолжающими шагать по дорогам войны.
Пока ждали решения жюри, чтобы меньше волноваться, пели и танцевали. И тут произошла еще одна неожиданная встреча.
— Прошу на вальс, — остановился передо мной майор, удивив знакомой улыбкой. — Кажется, мы с вами где-то встречались?
— Товарищ Владимир! Что вы здесь делаете? Артиллерия должна быть на фронте.
— Пока артиллерия молчит — вы поете. Заработает — опять с ног валиться придется, — шутит он. — Зашел мимоходом. На минутку. И вдруг среди артистов вижу вас.
Мы вышли из зала и сели на подоконник, подальше от шума.
— Ой, товарищ Владимир, поздравляю — вы уже майор!
— А ты уже старшина. Тоже поздравляю. И послушай-ка, Любаша, еще раз хочу предложить тебе перейти в нашу часть. Напрасно ты отказалась тогда. Не успел объяснить положение, в каком вы находились, а в письмах — не пропустила бы цензура. Теперь просто говорю, что у нас будет тебе значительно легче.
— Товарищ майор, я мечтаю побывать на передовой, но в вашу часть не пойду. Не хочу, чтобы меня опекали. А что касается «полегче», то тоже не хочу, чтобы мне было легче, чем моим подругам. Кому надо полегче, тот, наверное, сидит дома.
— Вот как ты думаешь?! Жаль. А я знаешь о чем мечтал еще в первую встречу, в вагоне? Тогда с вашим появлением стало шумно и весело. Девчата что-то рассказывали и громко смеялись. А ты сидела молча и поглядывала на капитанов. Я смотрел на тебя и представлял мирную обстановку. Как мы с тобой собираемся на бал. Допустим, новогодний. Представлял тебя в нарядном вечернем платье и в туфельках и непременно в маске. Как мы кружимся в вальсе…
— Товарищ майор, вы, оказывается, фантазер.
— Ничего, Любушка, придет время, дойдем до победы и постараемся осуществить наши фантазии. Ох, и жаль же с тобой расставаться, но мне пора. Вечером снимаемся с места. Дай бог, чтобы мы еще не раз встретились и в полном здравии дошли до победы.
— Да, конечно. Будем надеяться.
— До свидания, товарищ Любаша. До скорой встречи!
— В добрый путь! — повторяю напутствие матери.
Смотрю вслед уходящему, как он твердой военной походкой спешит к своим артиллеристам. И мне стало жаль с ним расставаться. Всего третья встреча у нас. Но с тревогой подумалось, что очень будет досадно, если я его потеряю…
