Приятно было узнать нам о том, что наши гипсовые модели по прочности и аккуратности на конференции были признаны лучшими, и о том, что приказом вышестоящего командования госпиталь Темкина отнесен к ряду лучших госпиталей 38-й армии.

Некоторое время спустя майора Темкина наградили орденом Отечественной войны и присвоили звание подполковника. Врачи и сестры тоже получили повышение в звании. Все сестры стали старшинами. Большую группу медработников наградили орденами и медалями.

Каждый старательно выполнял свое дело, будничное, но необходимое. У заведующей аптекой лейтенанта Рудиной была всего одна-единственная помощница — Надя Жукова, а работы невпроворот. Ревекка Абрамовна Рудина с улыбкой вспоминает начало работы, как перед отправкой на фронт она получила мизерное количество медикаментов из расчета на двести коек раненых да маленький перегонный куб емкостью на два литра для получения дистиллированной воды. Конечно, сорок лет спустя можно улыбнуться. А в то время было — хоть плачь. Потому что дистиллированной воды требовалось до тридцати литров в сутки и даже больше. Кроме того, не было выдано никакой посуды — ни банок, ни бутылок, а готовить надо было уйму различных лекарств. Все это пришлось добывать разными путями.

Постоянной заботой начальницы было своевременное обеспечение всеми необходимыми лекарствами. Порой Рудина сама в распутицу, по бездорожью, если нельзя проехать на машине, садилась верхом на лошадь или отправлялась пешком за медикаментами. При большей нагрузке труженицы сутками не покидали свою аптеку, обеспечивая отделения порошками, микстурами и стерильными жидкостями для подкожных и внутривенных вливаний, что требовалось постоянно в огромном, фантастическом количестве.

А Люся Гузенко, госпитальный парикмахер, первое время работала одна, без помощников. Ей надо было побрить и постричь всех, кто поступал в приемное отделение. И каким бы ни был тяжелым раненый, она находила подход к каждому и своей жизнерадостностью, юмором поднимала настроение бойцов.

Порой из-за тесноты трудно было подойти к раненым, уложенным на полу, тогда Люся приговаривала:

— Ничего, так и быть, постою перед вами на коленях.

Да так и ползала часами и сутками, продолжая шутить и работать.

Трудно сказать, посильную или непосильную работу несли старшие сестры госпитальных отделений. Глядя тогда на Валю Лашук, я удивлялась, как ей удается управляться со всей возложенной на нее работой, в двадцать лет быть настоящей хозяйкой большого сложного участка. Кроме того, ей нередко приходилось подменять уставших сестер, бессменно работающих по нескольку суток. Или в порядке очередности исполнять обязанности дежурного офицера по части. Ее спокойствие и уравновешенность вызывали уважение. А для нас Валя была не только руководителем в работе, но и подругой, с которой можно поговорить, посоветоваться.

При формировании госпиталя было получено всего две автомашины. На них кое-как успевали перевозить госпитальное имущество. Личный же состав к месту назначения добирался пешком, на попутных машинах, на танках и мотоциклах. А год спустя в автопарке появилось уже более двадцати различных машин. Это проявили инициативу водители под руководством завгара Тимошенко, подобрав и отремонтировав трофейные. Порой трудно было обойтись и без лошадок. Особенно выручали они в весенне-осеннее время, когда считались самым надежным средством передвижения. Их было десять. Потом трех убило. Остальные продолжали шагать по дорогам войны вместе с нами.

Наши замечательные помощники-санитары, люди, как правило, пожилого возраста, несли нестроевую службу. Они не только старательно выполняли работу, но даже творчески подходили к своему скромному труду. Раньше, во время внутривенных переливаний, они часами сидели и держали банки с жидкостью да ампулы с кровью. Кому-то из них пришла хорошая мысль: попытаться сделать стойки-держатели, чтобы освободить руки. Сколотили деревянные подставки на ножках-крестовинах с закрепленными сверху двумя, тоже деревянными, планками, с просверленными в них отверстиями для банок и ампул. Теперь такие подставки стояли почти у каждой кровати, облегчая нам работу.

Невозможно рассказать о всех положительных качествах моих спутников, кому и чем еще пришлось заниматься. Надо или не надо было учиться делать то или иное дело, никто не задумывался, так требовала обстановка. Вот таким путем и мы овладели навыками землекопов и лесорубов, строителей и портных, артистов и… — всего и не перечесть. Вот, к примеру, просто необходимо было уметь скручивать «козьи ножки». В шинах ли руки раненого, загипсованы ли, а курить ему страсть как хотелось!

А что касается опасности, признаться, нужно было иметь большое самообладание и выдержку, чтобы оставаться на местах, когда чувствуешь, что бомба летит, кажется, прямо на тебя. Только в песне можно спеть, что «не страшна нам бомбежка любая…» Нет, страшна бомбежка. Но нам некогда было прятаться по бомбоубежищам. Да рядом с нами их никогда и не было.

Говорим: «Ко всему привыкли — не боимся». Считаем, что мы везучие, потому что в нашем коллективе меньше пострадало людей, чем в других. Но все же и мы потеряли несколько человек. Погибла врач Валентина Семенова. Не стало исполнительницы веселых частушек Наташи Алехиной. Несколько человек выбыли по ранению. Чудом осталась в живых операционная сестра Миля Бойкова. Попутная машина, на которой она возвращалась из командировки, подорвалась на мине. Большинство спутников Мили погибли. А ее, миниатюрную, легкую, взрывной волной отбросило в сторону. Она получила тяжелую травму головы и позвоночника. Долго пролежала в госпитале.

А опасность, между прочим, подстерегала нас не только со стороны фашистов, при обстрелах и бомбежках. Но и там, где орудовали бендеровцы. В местечке Ивонич-Здруй нам подбрасывали анонимные письма с угрозами. Обещали всех перерезать и спалить имущество, если мы немедленно не уйдем из села, где располагались.

В этом селе мы вчетвером с девчатами квартировали в хате у одной женщины. Жили и так в постоянной тревоге, а тут еще в одну из ночей услышали, как кто-то заходил по чердаку, потом спрыгнул в сени. Мы вскочили, переполошились: бендеровцы! Хозяйка успокаивает нас, что это сын вернулся со свидания, что он через крышу попадает в дом. Мы же в недоумении: какой сын? Прожили здесь неделю, а ни разу не видели и даже не слышали, что у нее есть сын. Где же он жил-был все это время?

Бывало и страшно, и трудно, порой находила и грусть, но, несмотря ни на что, хотелось жить и радоваться. Все хотели поскорей вернуться домой, но только с победой!

«На войне, как на войне!» — скромно объясняют солдаты. Но если кто-то из них, бравируя, говорил, что на войне не страшно, это неправда. Страшно было идти в атаку, как признавались некоторые из раненых. Но, по их словам, как только раздавалась команда: «Вперед!» — охватывал общий азарт, желание бить и бить врага, не задумываясь о страхе, об опасности.

Как выполняли боевое задание разведчики, находясь в тылу врага, что чувствовали летчики во время воздушных боев — все это нам известно было из множества рассказанных и услышанных историй.

Люди научились всему: переносить терпимые и нестерпимые боли, по нескольку суток не спать, даже спокойно встречать смерть. А главное, чем бывало труднее, тем находчивее и сильнее становился человек, и казалось, что в такие минуты он мог своротить горы.

И медработники, зная свое место и назначение в этой военной кутерьме, тоже готовы были проворачивать горы непосильной работы, несмотря на все сложности.

В своих воспоминаниях командующий 1-м Украинским фронтом, в состав которого входила наша армия, Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев написал о военных медработниках: