Четверо высших руководителей фирмы, главные акционеры, обедали бесплатно, да и глупо хозяевам, финансировавшим убыточную столовую (но весьма прибыльную с точки зрения организации труда, ведь работать часто приходилось допоздна и даже ночью, и сотрудников не должны отвлекать бытовые проблемы), еще и платить за обед. Но Пустовалов достал бумажник, вынул сторублевую купюру, положил на стол. Это была не плата за обед, а чаевые официантке за верность и надежность. За все остальное он платил пышнотелой красотке другой валютой.

— Большое вам спасибо, Валерий Ильич, — с поклоном сказала девушка.

Сто рублей почти каждый день были для украинской девушки неплохой прибавкой к солидной зарплате в семь тысяч рублей. А если учесть и другие приработки украинки, то зарабатывала она совсем неплохо даже по российским меркам.

Пустовалов еще раз кивнул и пошел к двери.

Обедал он поздно, в пять вечера, поэтому, когда вернулся к своему рабочему столу, за окном уже стало темнеть. Пустовалов задернул серые вертикальные жалюзи, включил настольную лампу, сел в кожаное кресло на колесиках. С минуту сидел неподвижно, размышляя о своих проблемах, потом взял трубку внутренней связи, негромко спросил секретаршу:

— Анжела, Миша Игнатов не появился?

— Конечно, Валерий Ильич, — мгновенно ответила девушка. — Сидит, ждет, я не стала тревожить вас во время обеда, это же некультурное дело.

Пустовалов чуть заметно усмехнулся. Курносая брюнетка Анжела была большим знатоком постельных дел, а вот о культурных ей лучше бы не вспоминать. Спасибо, что старалась помалкивать, когда приходили важные клиенты.

В его офисе большая часть обслуживающего персонала состояла из симпатичных девушек не более двадцати пяти лет. Для серьезных сотрудников существовал только один критерий — профессионализм, а вот секретарши, повара, официантки и даже уборщицы должны радовать глаз своей внешностью. Так он считал.

— Хорошо, Анжела, пусть войдет.

— Конечно, Валерий Ильич, он уже встал с дивана и пошел к двери.

Пустовалов положил трубку, качая головой. Прежде чем открылась дверь, успел подумать, что красота может спасти мир, если у нее мозги имеются.

Игнатов вошел, остановился у стола босса. Несмотря на невзрачную внешность, был он некогда капитаном ФСБ и не самым плохим следователем.

— Садись, Миша, — сказал Пустовалов.

— Во второй половине дня у вас была важная встреча… Анжела сказала, чтобы я работал до конца. Я понял — значит, до возвращения госпожи Стерниной домой.

— Правильно понял. И что?

— Ничего, Валерий Ильич.

— То есть? — насторожился Пустовалов. — Ты мне сообщил, что Марина выехала из дому в сопровождении домработницы, направляется в сторону центра.

— Так и есть. Вот они вдвоем полдня и колесили по Москве.

Пустовалов откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и так сидел, не двигаясь, примерно полминуты. Прежде чем выяснять детали, хотелось понять, что означает это странное заявление Игнатова. Марина выехала из дому в сопровождении Марии Петровны. Понятно, что разозленный Стернин приказал домработнице сопровождать дочку на съемки. Это естественно после того, что Стернин вчера узнал. А колесили по Москве — что означает?

Марина обманула домработницу? Или они сговорились и… Нет, никакой логики в их действиях он не увидел. Резко качнулся вперед, положил локти на стол, в упор посмотрел на охранника.

— Что означает — «колесили по Москве»?

— То и означает, — ответил Игнатов, выдерживая взгляд босса. — Ездили в основном по центру, заходили в какие-то магазины, продуктовые или которые шмотьем торгуют, что-то покупали и ехали дальше.

— Ты уверен, что это были они?

Игнатов с трудом подавил в себе острое желание сказать боссу все, что о нем думает. Нельзя. Слишком поздно он ушел из органов, поздно пришел в солидную фирму на солидные деньги, хоть и рядовым сотрудником службы безопасности, где что бывший чекист, что бывший бандит — разницы никакой. Потому и называл босса, который был младше его, по имени-отчеству, а тот его — просто Мишей.

— Вы ни с кем меня не путаете, Валерий Ильич?

Пустовалов понял, что перегнул палку. Опытного следователя, пусть и бывшего, подозревать в подобных ошибках по меньшей мере некорректно.

— Извини, Миша, извини. Эту работу оплачу отдельно, это просто дружеская просьба. Попросил тебя, потому что верю тебе, понимаешь? Дело-то ведь, как говорится, сугубо интимное. Так, значит, они ездили по Москве полдня, а потом?

— Вернулись домой. Накупили всего, два больших пакета тащили домой — один домработница, один госпожа Стернина. Как я понял, у них там полная демократия.

— Это верно, Марина уважает Марию Петровну больше, чем родную мать. Значит, вернулись и… все?

— Да. Это было в шестнадцать десять. Я стоял у подъезда еще полчаса, а потом вернулся в офис.

— И… никто не вышел? То есть Марина оставалась дома?

— Да. А я вернулся в офис.

— Спасибо, Миша. Я могу надеяться, что это останется между нами?

— Конечно. Водителя я сразу предупредил.

Пустовалов встал, протянул руку Игнатову. Тот вскочил на ноги, пожал протянутую ладонь.

— Еще раз спасибо, Миша. Не возражаешь, если я по этому вопросу буду советоваться с тобой? Понимаешь, друзей до черта, но дело такое щекотливое, что обсуждать его можно с надежным человеком и профессионалом.

— Конечно, Валерий Ильич.

— Отлично.

Игнатов кивнул, подтверждая свое согласие, и пошел к двери. А Пустовалов плюхнулся в кресло и, когда дверь закрылась, опустил голову на свои ладони, пальцами взлохматил аккуратную прическу.

Итак, значит, Марина не была сегодня на съемках. А она ведь играет одну из главных ролей, собственно — главную женскую. Съемочный процесс, насколько он выяснил, проходит в напряженном режиме, там все просчитано чуть ли не до минуты. И если исполнительница главной роли не является на съемку, это можно считать из ряда вон выходящим случаем.

В принципе она себе может это позволить, но вряд ли согласится по доброй воле, поскольку увлечена работой, просто наслаждается каждым днем съемки, первой в ее жизни большой ролью в кино. И пропустить может лишь в одном случае — папаша приказал. Пригрозил, что закроет к чертовой бабушке эту лавочку, если она ослушается его приказа. Он может это сделать, Иван Тимофеевич — человек старой закалки и не потерпит, чтобы на его деньги ему же и гадили.

Это логично. А режиссера может предупредить — пока останавливаю процесс, разберитесь со своим ловеласом хреновым, чтобы он и близко к моей дочке не подходил за пределами съемочной площадки, тогда и будем продолжать.

Тем более логично, что Марина не захочет подводить своих новых друзей и послушается отца, уже послушалась. Режиссер и вся его свита поймут, что угроза нешуточная, и все вместе навалятся на этого бабника. И тот даст задний ход, ему же нельзя подводить весь коллектив.

Очень умное решение принял Иван Тимофеевич. Марина, конечно, будет раздосадована поведением своего… ладно, это не важно. Съемки будут продолжаться еще месяца три, за это время она охладеет к артисту, а он, Пустовалов, будет постоянно рядом, постарается увлечь ее, развлечь, все радости ночной Москвы бросить к ее ногам. Придется поднатужиться, но эта цель оправдает все средства. И начинать нужно уже сегодня. Хотя бы с пустяка, с простого визита и букета цветов.

Пустовалов решительно снял трубку аппарата внутренней связи.

— Анжела, позвони в цветочную фирму, скажи пусть немедленно доставят в офис пятнадцать красных роз. Свежих голландских.

— Я вас поняла, Валерий Ильич. Оплата на месте? А они поверят? Может, я сама съезжу с Ренатом в магазин и…

— Ты скажи, от кого звонишь, и поменьше рассуждай! Если в течение часа цветов не будет…

— Ой, простите, Валерий Ильич. Я все поняла, я уже, уже набираю номер…

Пустовалов бросил трубку на аппарат, довольно усмехнулся.

Все получается именно так, как он задумал. И не видно проблем, которые могут помешать его замечательному плану. Теперь главное — терпение и полное внимание объекту сделки, то есть Марине Стерниной.