Однажды, сжав плечо Эдгара, он сказал:
— Что бы я ни делал, на какую бы тропу мне ни пришлось ступить, знай, я не выбирал этой тропы, Эдгар.
Эдгар отдёрнул плечо и мрачно заявил:
— Ты норманн и друг Вильгельма. Конечно же ты хочешь того же, чего и он.
Рауль секунду молча смотрел на него, потом отвернулся. Когда он вышел из комнаты, Эдгар стоял, угрюмо глядя в окно из-под опущенных бровей. Рауль мог только догадываться, что этот суровый взгляд и эта злость скрывают жестокую борьбу в его сердце, борьбу между чувством дружеской привязанности и гордостью за принадлежность своему племени. Позже они встретились на лестнице, и Эдгар, подойдя к Раулю, сильно смущаясь, произнёс:
— Извини меня, последнее время я стал слишком вспыльчивым.
Они пожали друг другу руки.
— Я понимаю, — ответил Рауль. — Но что бы ни случилось, клянусь перед Богом и Святой Девой Марией, я всегда был и останусь твоим другом.
Закончилась осень, началась зима, снег тонким покрывалом украсил землю и крыши домов. Эдгар вместе с Раулем отправились в Харкорт, чтобы поздравить старого Хьюберта с семидесятилетием и преподнести ему подарки. При этом Элфрик с отвращением заявил Сигвульфу: «Эдгар не думает ни о ком, кроме своих нормандских друзей, и я думаю, он скорее присоединится к ним, чем к нам, его соотечественникам. Он упрекает Улнофа в том, что тот перенял манеры норманнов, но он сам, хотя и не сбрил бороду и продолжает носить короткий плащ, всегда готов бросить нас только потому, что обещал какому-нибудь Фиц-Осберну отправиться с ним на охоту или же должен встретиться с этим болтливым бароном, люди которого при встрече всегда готовы кричать «Тюри!».
С наступлением Нового года как у норманнов, так и у саксов появилась новая забота. В Бретани молодой граф Конан, лишь год назад вышедший из-под опеки своих воспитателей, уже проявил свой непокорный нрав.
Первым делом он заковал в цепи и бросил за решётку своего дядю Одо. Слухи об этом и о некоторых других его поступках дошли и до Нормандии. Он обещал быть таким же тираном, какими были до него его отец и дед. Говорили, будто он собирается как можно скорее разорвать клятву верности Нормандии.
Ранней весной 1065 года он отправил герцогу Вильгельму послание, в котором на языке, свойственном лишь хвастливым юнцам, заявлял, что больше не является вассалом Нормандии и хочет встретиться с герцогом в честном бою на границе в назначенный день. Считали, что нормандский пограничный пост у Сен-Жака будет его главной целью, но скоро посланники доставили информацию о том, что он направляется к Монт-оф-Долу, принадлежавшему герцогу.
Получив послание графа, герцог Вильгельм не был ни удивлён, ни разозлён.
— Все эти принцы из Бретани одинаковы, — сказал. — Я этого ожидал.
К тому моменту, когда в зале был накрыт стол для ужина, слух о том, что Нормандия снова будет воевать, уже достиг ушей всех придворных. Герцог Вильгельм занял своё место за столом и после того, как разнесли первое блюдо, повернулся к Гарольду и спросил:
— Ну что, ярл Гарольд, рискнёте вы воевать на моей стороне?
Это было настолько неожиданно, что все саксы туз же настороженно и удивлённо подняли головы. Ярл ответил не сразу, сначала он взял что-то с блюда, которое протягивал ему опустившийся на колено паж. Наблюдая за ним, Рауль думал, какие мысли, сменяя друг друга, проносились в этой голове, как быстро он просчитывал все возможности и варианты. Глаза Гарольда не выдавали его, на тонких губах застыла улыбка. Ярл вытер салфеткой руки.
— С большим удовольствием, — спокойно ответил он. — У вас найдётся для меня место, герцог Вильгельм?
— Я отдам под вашу команду один из моих отрядов, — пообещал герцог.
Эдгар, который был хорошо знаком с правилами рыцарского этикета, был не так сильно, как его соотечественники, удивлён предложением герцога. Как только ужин закончился, он отправился к ярлу, попросить его переговорить о нём с герцогом, чтобы тот позволил ему участвовать в сражениях. Ему едва удавалось сдерживать волнение до тех пор, пока он не узнал ответа Вильгельма, и, когда он снова увидел Гарольда, вопрос прямо-таки рвался из его возбуждённых глаз.
Гарольд кивнул.
— Ты поедешь на войну, — сказал он. — Сначала всё выглядело так, будто герцог и не собирается соглашаться, но потом твой друг Рауль присоединился к моей просьбе и даже готов был поручиться за то, что тебя не убьют, его поддержали Фиц-Осберн и Хью де Монфор. Так полушутя-полусерьёзно вопрос был решён. Улноф и Хакон должны остаться здесь. Хакон хотел отправиться с нами, а вот Улноф...
Его голос задрожал, и он резко оборвал фразу.
— Из нас шестерых, похоже, только у него в жилах нет ни капли крови Годвина, — с грустью сказал он. — Ну и Бог с ним, он мало что для меня значит.
Обернувшись, Гарольд проверил, не может ли их кто-нибудь подслушать.
— Ты мог предположить, что герцог Вильгельм сделает мне подобное предложение?
— Нет, — подумав, ответил Эдгар, — хотя так часто поступают. Как вы думаете, господин, что он задумал?
— Если бы я знал, о чём думает Вильгельм, мне незачем было бы его бояться, — легкомысленно улыбаясь, ответил Гарольд.
Эдгар нахмурился, услышав такие слова.
— Вы не боитесь его, мой господин, — сказал он.
— Да неужели? — граф негромко засмеялся. — Ну, может быть, ты и прав. Я думаю, он хочет увидеть меня в бою, понять, какой из меня командир. А так как я тоже хочу узнать, что он за военачальник, я согласился участвовать в войне на его стороне. Так что мы получим обоюдную выгоду.
— Вы не думаете, — Эдгар запнулся, пытаясь подобрать нужные слова, — вы не боитесь, что он может надеяться на то, что вас убьют на поле битвы?
— Нет, — взвесив все за и против, уверенно ответил Гарольд. — Нет, я так не думаю. — Неожиданно на его губах заиграла улыбка. — Если он на это надеется, то, увы, мне придётся его разочаровать, мой милый Эдгар. Я вовсе не собираюсь погибать на этой войне.
Элфрида была очень встревожена известием о приближающемся походе. Эдгар подшучивал над её страхами, и она попыталась найти понимание у Рауля, который тоже не успокоил её. Она была уверена, что больше никогда в жизни не увидит их.
— Но, сердце моё, я был на многих войнах и вышел из них целым и невредимым, — заметил Рауль. — Это ведь всего лишь короткая кампания. Ты снова увидишь нас ещё до того, как успеешь соскучиться.
С этим Элфрида никак не могла согласиться. Спрятав лицо у него на груди, она сообщила ему сдавленным голосом, что начинает скучать по нему, как только он уходит от неё. На это мог быть всего лишь один ответ, и он ответил ей. Но она всё ещё не избавилась от своих страхов. Глядя ему в лицо своими огромными голубыми глазами, она умоляла его быть особенно осторожным, ведь на этот раз ему придётся сражаться с ужасными людьми, которые в жизни своей не знали ничего, кроме войны.
Услышав это, Рауль рассмеялся. Ему было любопытно узнать, кто мог внушить ей подобные мысли. Элфрида тут же повторила все истории и легенды о бретонцах, которые она когда-либо слышала из уст старух и других таких же легковерных людей. Она сказала, что всем хорошо известно, что Бретань населена жестоким и воинственным народом. Эти люди ведут себя как варвары, у них по десять жён и по пятьдесят детей. Они живут лишь для того, чтобы сеять кругом насилие и смерть. Рауль от души рассмеялся, и Элфрида, обидевшись, ушла, гордо задрав свой носик. Однако она скоро простила его и даже признала, что, вероятно, не все истории, которые она слышала, были правдой.
Для того чтобы достичь границы с Бретанью, нормандская армия отправилась на юг, через богатые земли Овранша, сплошь покрытые лугами и садами. Затем она пересекла предательские пески под Монт-сен-Мишель и оказалась как раз в том месте, где разливалась река Коснон. Переправа таила в себе множество опасностей. Один воин оступился и под тяжестью своих доспехов и тяжёлого щита сразу наполовину был затянут ненасытными зыбучими песками. Его друзья попытались вытянуть его, но пески были сильнее их, и копьеносца затягивало всё глубже и глубже, до тех пор, пока на поверхности не остались только его плечи и дрожащие руки. Он был из отряда Гарольда, и ярл оказался неподалёку. Он увидел, что случилось, и, поняв, что все попытки вытащить несчастного закончились безуспешно, быстро соскочил с седла. Решительно оттолкнув воинов, толпившихся вокруг, ярл широко расставил ноги, уперевшись о твёрдую почву на самом краю зыбучих песков, и нагнулся вперёд, чтобы дотянуться до охваченного ужасом тонущего человека. Тот в отчаянии вцепился в своего господина. Наблюдавшие эту сцену видели, как сжались руки Гарольда и как, не выдержав напряжения, лопнул один из браслетов. На его могучем торсе отчётливо вырисовывались сильные мускулы. Пески издали чавкающий звук, будто не хотели отдавать свою добычу, граф всем телом подался назад и выдернул копьеносца, а потом вытащил его на тропу.
