— Он неглуп. Но если человек беспокоится о судьбе своей страны, то он никогда не позволит врагам опустошить её.

   — Ты пьян, Эдгар, — постарался утихомирить его Рауль. — Если бы мы поступили так, как предлагаешь ты, то в результате единственной роковой ошибки мы бы попали в руки к королю и Генрих опустошил бы не маленький кусочек герцогства, а всю Нормандию.

   — Мне так не кажется, — сказал Эдгар с упрямством пьяного человека, — возможно, план Вильгельма действительно хитрый, но какое отношение имеет хитрость к войне?

Слова Эдгара были встречены отдельными криками одобрения. Роджер де Бомон тихо спросил Рауля:

   — Ты помнишь, как в Мулене я сказал тебе: «Я боюсь нашего герцога»?

   — Да, я хорошо это помню. Король Генрих тоже боялся его — мы это видели. И он будет бояться до самой своей смерти. И для этого у него будут все основания.

   — Однако я вижу, что король гораздо сильнее Вильгельма, — сухо возразил Роджер.

Рауль потянулся к блюду с индейкой и стал ковыряться в ней вилкой.

   — Вильгельм победит.

   — Ты говоришь, как ребёнок.

   — Я давно вышел из этого возраста.

   — Мне не понравилось то, что задумал герцог. Армия короля слишком сильна.

   — Да, но у нас есть Вильгельм! — возразил Рауль. — Все мы — да и король Генрих тоже — считаем, что единственный путь к победе лежит через сражение, но Вильгельм думает иначе. Война состоит не только из сражений. В этой войне будут противостоять не только наши силы и армия французов, но и военное искусство Вильгельма и Генриха.

Рауль отпил из кубка и снова поставил его на стол.

   — Насколько я могу судить, Генрих не слишком искусный полководец.

   — Что ты за чушь несёшь! — воскликнул Хьюберт, который всё это время слушал с нахмуренным видом. — На войне побеждает сила.

Рауль упрямо покачал головой:

   — Нет, только не сейчас, и ты поймёшь это. На этой войне победит хитрость Вильгельма, а не хитрость Франции и не наше рыцарство.

— Что ж, будем надеяться, что ты прав, Рауль, — ответил Роджер. — Но мне бы хотелось слышать, что об этом говорит Хью де Гурней.

— Он поддержал герцога, — осторожно сказал Рауль.

   — Конечно, он должен был сделать это, как сделал бы и я, как поступили бы все честные люди. И всё же мне бы хотелось, чтобы нашу армию вёл более опытный человек.

Час спустя Рауль оставил Бомон ле Роже, направляясь с отцом и братьями в Харкорт. Эдгар скакал рядом с Хьюбертом, Гилберт де Офей — с мадам Гизелой, а Рауль — между двумя братьями. Некоторое время все молчали. Одес вспоминал обед, а Гилберт исподтишка поглядывал на Рауля. Гилберту не верилось, что когда-то он любил подсмеиваться над братом. Конечно, Раулю не хватало стати, которой должен обладать воин, и очень часто он был совершенно отрешён от происходящего вокруг него. Но каким-то образом он научился быть хладнокровным и выдержанным. И это поражало Гилберта больше всего. Порой Рауль поразительно проявлял себя. Ведь смог же он пробраться во Францию под видом торговца и поставить на место богатых господ, как будто он им ровня. Теперь ещё больше, чем раньше, Рауль был чужим для Гилберта, да и для всех оставалось загадкой, о чём он думает. Рауль обладал странной обезоруживающей улыбкой. Но, сколько ни размышляй об этом, всё равно не узнаешь, что скрывается за спокойствием Рауля, впрочем, Гилберт никогда не считал нужным это выяснить.

Одес, скакавший по другую сторону от Рауля, заговорил. К нему не приходило никаких мыслей по поводу брата. Одес никогда не задумывался ни о чём.

   — У тебя отличный скакун, но я не люблю лошадей серой масти, — заметил он.

Рауль потрепал коня по загривку.

   — Почему? — спросил он.

   — Не знаю, — пожал плечами Одес. — Я бы выбрал коня, похожего на твоего Версерея. Он был бы тебе полезен в сражении... разумеется, если оно состоится, — добавил он с мрачным видом.

   — Конечно же состоится, — презрительно проговорил Гилберт. — Что натолкнуло тебя на столь нелепую мысль?

   — Все эти споры о хитрости и отступлении... — проговорил Одес. — Я слышал их разговор за столом, пока ел пудинг. Наш Рауль всё твердил, что в войне побеждает хитрость. Услышав их рассуждения, и ты бы решил, что они надеются одолеть французов без боя. — Одес громко хмыкнул. — Я не так умён, как Рауль, и не забиваю голову всякими там книгами, поэтому ничего не понял из их беседы.

   — На твоём месте я бы не стал этим гордиться, — сказал Рауль. — Да, поначалу мы собираемся отступить, но лишь для того, чтобы затем нанести сокрушительный удар. Теперь понятно?

Одес был непреклонен:

   — А не разумнее ли тотчас же нанести удар? Тогда отступать и вовсе не придётся.

   — Пожалуй, в этом что-то есть, — заметил Гилберт.

   — Я так и думал, что ты это увидишь, — благодарно проговорил Одес.

Рауль ничего не сказал. Гилберт подумал: «Он не слушает нас. Такое впечатление, будто он не считает нужным утруждать себя ответом».

   — Ты что, спишь? Или же возомнил себя слишком великим, чтобы говорить с нами о подобных вещах?

   — Нет, по правде, мне и самому не совсем понятна тактика герцога, — признался Рауль.

   — В Бомоне казалось, что ты отлично разбираешься в этом.

   — Нет, просто я должен был всё объяснить. Конечно, мне понятен план Вильгельма, но не до конца. Я не совсем разобрался, как долго следует нам заманивать французов в глубь Нормандии и в какой момент пора будет нанести внезапный удар.

Гилберт хмыкнул. Некоторое время ехали молча. Вдруг Одес спросил:

   — Почему сакс не бреется? Это что — обет или наказание?

— Нет, просто саксы носят бороду, — ответил Рауль.

Одес был очень удивлён:

Как странно, — сказал он. — Мне кажется, ему надо побриться.

   — Не думаю, что тебе стоит это говорить ему. Он очень гордится ею, — заметил Рауль.

   — Не вижу причин гордиться бородой, — продолжал Одес. — Он похож на варвара.

   — Будь осторожен. Как бы он не услышал твоих слов, — предостерёг Рауль.

Гилберт вернулся к жене, а Рауль и Одес ехали в молчании до самого Харкорта, потому что Одесу больше нечего было сказать ни о вторжении французов, ни о бороде Эдгара.

На рассвете следующего дня Рауль и его свита отправились в Руан. Гизела собрала им в дорогу немного еды. Накануне она готовила пирожки, а также завернула в салфетку несколько кусочков сала. Когда Рауль на прощание поцеловал её, она вложила в его руку какой-то маленький предмет, шепча, что он должен носить его и это предохранит его от несчастий.

Рауль взглянул на подарок. Им оказался маленький мешочек на шёлковой нитке.

   — Спасибо, сестра, — поблагодарил он. — Что это?

   — Это твой талисман, — застенчиво проговорила Гизела.

Она бросила робкий взгляд на Рауля и снова отвела его.

   — Ты должен носить его на груди. В мешочке голова жука-оленя. Он убережёт тебя от опасности.

Рауль повертел амулет в руках, но Гизела продолжала настаивать на том, что он должен носить его на шее. Рауль не стал спорить, надел и убрал под платье. Вскочив в седло, он помахал всем рукой и направился со своим отрядом через мост.

В Руан они приехали вовремя. По узким улочкам города по направлению к дворцу двигались какие-то люди. За день до этого виконт Котантена прибыл в Руан со своими вассалами. Граф Мортен приехал утром того же дня.

Рауль спешился и стал счищать грязь с сапог. Гилберт и Эдгар пошли к себе, крикнув на прощание Раулю, что встретятся за обедом. Рауль спокойно взбежал по лестнице, ведущей к центральному входу. Смыв дорожную пыль и надев свежее платье, он поднялся в зал для аудиенций на верхнем этаже, где герцогу сообщили о его приходе. Слуга распахнул занавески, служившие дверью, и Рауль вошёл в залу, где его ожидали Вильгельм и герцогиня.

Он остановился на пороге, не зная, как поступить: уйти или остаться. Вильгельм посмотрел на него из-под нахмуренных бровей, но лицо его тотчас разгладилось, когда он узнал вошедшего. Он радостно поприветствовал друга: