Правительство Бенеша, вероятно, не осведомленное о том значении, которое теперь приобрел уран, согласилось поставить Советскому Союзу весь имеющийся в Чехословакии его запас и в будущем поставлять добываемую урановую руду только в СССР{509}. Советский Союз должен был контролировать как добычу руды, так и ее транспортировку и оплачивать стоимость добычи руды и сверх того 10 процентов в качестве коммерческого дохода. Это был стандартный советский подход к оценке стоимости сырья, но впоследствии такая низкая цена вызвала недовольство в Чехословакии{510}.
Доступ к чехословацкому урану был важен, но еще большая выгода последовала из оккупации Германии. В мае 1945 г. в Германию выехала специальная группа советских специалистов для изучения германского атомного проекта. Это была группа, подобная группе «Алсос», которую сформировал генерал Гровз, чтобы определить, что же знали немцы об атомной бомбе{511}. Советская миссия представляла собой часть более широкого мероприятия, проводимого Советским Союзом, по использованию достижений немецкой науки и техники{512}.
Советская ядерная миссия была организована Авраамием Завенягииым, который должен был сыграть важную роль в атомном проекте{513}. Завенягин был генерал-полковником НКВД и одним из заместителей наркома внутренних дел Берии. Он вступил в партию в 1917 г. в возрасте 16 лет и находился на партийной работе до тех пор, пока его не послали в Московскую горную академию, которую он окончил в 1930 г. В середине 30-х годов Завенягин создал металлургический комбинат в новом городе Магнитогорске. Это был один из крупнейших строительных проектов десятилетия. В 1937 г. Завенягин был направлен на строительство горно-металлургического комбината в Норильске, за полярным кругом, где большую часть работы выполняли заключенные. В 1941 г. он стал заместителем Берии по НКВД и руководил огромной сетью лагерей{514}. Работавшие с ним ученые считали Завенягина прагматичным и умным. «Несомненно, он был человек большого ума — и вполне сталинских убеждений», — писал о нем Сахаров в своих мемуарах{515}.[152]
В состав советской миссии входили 20–30 физиков, включая Кикоина, Харитона, Флерова, Арцимовича, Неменова и Головина. Ведущие ученые надели форму подполковников НКВД. Курчатов не участвовал в этой миссии. «Но вы не думаете о будущем, что скажут потомки, если будут знать, что Курчатов побывал в Берлине», — сказал он Флерову, который убеждал его поехать в Германию{516}. Возможно, Курчатов опасался, что НКВД сочтет немецких, а не советских ученых способными сыграть ключевые роли в советском проекте. Это было бы, в его представлении, оскорблением советской науки.
Советские ученые вскоре обнаружили, что мало что могут извлечь из немецкой ядерной науки{517}. Немецкие ученые не выделили уран-235, не построили ядерный реактор, недалеко ушли они и в своем понимании того, как сделать атомную бомбу. Советская миссия, однако, обнаружила, что ведущие немецкие ядерщики, среди них Отто Ган и Вернер Гейзенберг, попали на Запад. Десятка самых известных ученых была интернирована англичанами в, Фарм-Холле, вблизи Кембриджа[153].
Некоторые немецкие ученые, однако, решили не убегать от Красной армии. Среди них был барон Манфред фон Арденне, «очень способный техник… и первоклассный экспериментатор», у которого была частная лаборатория в Берлин-Лихтерфельде и который создал прототип устройства для электромагнитного разделения изотопов{518}. Другим физиком был Густав Герц, который в 1925 г. вместе с Джеймсом Франком получил Нобелевскую премию за эксперименты по электрон-атомным столкновениям, что сыграло важную роль в развитии квантовой теории. Герц, который также разрабатывал газодиффузионный метод разделения изотопов, с 1935 г. работал в компании «Сименс». Петер-Адольф Тиссен, глава берлинского Института физической химии кайзера Вильгельма, руководивший в Третьем рейхе исследованиями и разработками по химии, также выехал в Советский Союз{519}. Аналогичным образом поступили Николаус Риль, директор исследовательского отдела в компании «Ауэр», и химик Макс Фольмер{520}.
Пауль Розбауд, передавший англичанам ключевую информацию о германской науке во время войны, написал в сентябре 1945 г. Сэмюэлу Гаудсмиту, главному научному советнику группы «Алсос», о мотивах, которыми руководствовались эти ученые{521}. Розбауд имел обширные связи в германском научном сообществе и говорил с некоторыми из тех, кто решил работать на Советский Союз. Густав Герц объяснил ему, что, хотя некоторые из его друзей в Соединенных Штатах могли бы устроить его там на работу, сам он не был уверен в такой возможности. «Кроме того, — сказал он, — американские физики добились такого прогресса, что я ни в чем не смог бы им помочь, они у себя знают намного больше о тех вещах, над которыми я работаю в течение последних лет, и я не хочу принимать от них милостыню»{522}.[154]
Петер-Адольф Тиссен, член нацистской партии с 20-х годов, сказал Розбауду, что «единственным шансом… для германской науки в будущем было бы наиболее тесное сотрудничество с Россией». Он был уверен, что немецкие ученые сыграют в будущем ведущую роль в России, особенно те из них, кто обладает какими-то знаниями о секретном оружии, которое готовится, но не до конца разработано. По его мнению, Германия с ее потенциалом, ее ученые, инженеры, квалифицированные рабочие станут в будущем решающим фактором, и страна, на чьей стороне окажется Германия, будет непобедимой{523}. Другие ученые руководствовались более приземленными мотивами. Некоторые из них, такие как Хайнц Барвих, нуждались в работе и средствах существования, тогда как другие, подобно Максу Штеенбеку, попали в лагеря для интернированных и были рады возможности вернуться к научным исследованиям{524}. Немецкие ученые были перевезены в Советский Союз в мае и июне 1945 г. вместе с оборудованием из их лабораторий{525}. Им были предоставлены комфортабельные дачи под Москвой, но определенные задачи были поставлены перед ними не сразу{526}.
Однако не немецкие ученые или их лабораторное оборудование, а немецкий уран был главной находкой советской миссии. Харитону и Кикоину удалось в результате тщательного детективного расследования напасть на след свыше 100 тонн окиси урана, которые были спрятаны. Позднее Курчатов сказал Харитону, что это позволило выиграть год при создании первого экспериментального реактора{527}. Впоследствии разведка Соединенных Штатов оценила, что в конце войны Советский Союз получил в Германии и в Чехословакии от 240 до 340 тонн окиси урана{528}.
