Ничего не скажешь. Слишком простое объяснение в прах разбило мои жалкие надежды. Оказывается, никакого неизвестного мне пути в каменоломню не существует.

— Есть и третий способ. Но он не подлежит обсуждению. — Продавец насекомых потер о колено значок и прикрепил его к груди. — Отрезать ногу. Я, конечно, говорю об этом лишь как о теоретической возможности.

— Напрасно тратим время, командир. Тупой Кабан-сэнсэй давно бы послал связного. Сэнсэй знал, как обращаться с людьми. Чтобы держать отряд в руках, для приманки нужны самки.

Адъютант подошел к унитазу. Кажется, он все-таки не собирается причинить мне вред. Подняв зеленую охотничью шляпу Тупого Кабана — я и не заметил, что она упала на пол, — и стряхнув с нее пыль (хотя шляпа была более пыльной, чем сама пыль), он пересек трюм и почтительно водрузил ее на голубой тюк. И хлопнул в ладоши. Ему было все равно, какой это обряд, синтоистский или буддийский. Со спины он тоже напоминал дыру в пространстве.

— Хорошо, пошлем связных. — Продавец насекомых встал. — У кого-нибудь из вас есть знакомый врач? Пусть он не принадлежит к «отряду повстанцев», но хотя бы знать, что он не будет задавать лишних вопросов...

— Есть, но акушер, — в некотором замешательстве ответил адъютант.

— Что вы собираетесь делать? — Во рту у меня пересохло.

— Подойдет любой специальности. — Продавец насекомых поднял руку, призывая всех к молчанию. — Если не удастся пригласить его сюда, хорошо бы хоть получить у него лекарства. Нужно сильное болеутоляющее. Которые продаются в аптеках — не годятся. Надо бы что-нибудь посильнее, какой-нибудь наркотик, вроде морфия. Чтобы подействовало.

— Подействует. Если, конечно, не принимать постоянно.

— И еще снотворного и антибиотиков. Посылайте связного, срочно.

— А насчет того, чтобы вызвать уборщиков...

— Это я поручаю вам, адъютант.

— Ох, как хочется увидеть небо, — вздохнув, сказала женщина тоненьким голоском.

— Ночь же еще. — Боль в ноге стала какой-то странной. Теперь она пульсировала, не совпадая с биением сердца.

— Ну что ж, пусть завтра.

— Хочешь наружу?

— Конечно хочу.

Делая вид, что направляется к мойке, женщина подняла «узи» и поставила его у унитаза. Я мог легко дотянуться до автомата рукой, не сгибая колена. Неужели она боится за меня? Обстановка действительно становилась все более напряженной. Из машинного трюма вернулся адъютант, передававший приказ связным. Ударив ручкой метлы об пол, он скомандовал подростку:

— Разведчик «А»!

— Слушаюсь!

— Принеси стул и стол из верхней комнаты.

— Принести стул и стол из верхней комнаты. Слушаюсь.

— Хватит своевольничать! — крикнул я, взглядом прося продавца насекомых и зазывалу о помощи. Но откликнулись лишь зазывала и женщина. Он встал у лестницы, а она сняла самострел с предохранителя. Продавец насекомых, отрицательно покачав головой, с явной неохотой остановил подростка, — это все, что он сделал. Я еще не привык к новой расстановке сил. Может быть, на моей стороне Сэнгоку, который буквально задыхался от волнения?

— В чем дело? — Адъютант не столько возражал, сколько удивлялся. — Я хотел, воспользовавшись представившейся возможностью, вкратце доложить новому командиру о выполнении важнейших пунктов сегодняшней программы. Для просмотра документов мне нужны хотя бы стол и стул.

— Мало ли что вам нужно, вход туда без разрешения запрещен.

— Тогда разрешите!

— Мне кажется, лучше избегать таких резких выражений... — Продавец насекомых, с улыбкой успокаивая меня и адъютанта, стал раскладывать на полу спальный мешок. — А пока что можно расположиться на нем, не возражаете? Вроде бы расстелили циновку и устроили ночное любование цветущей вишней.

Глядя, как адъютант вынимает из сумки и раскладывает на спальном мешке разные предметы, зазывала рассмеялся, видимо вспомнив о своей профессии. Было похоже на то, как раскладывает свой товар нищий уличный торговец. Даже продавец насекомых не смог скрыть горькой усмешки. Женщина примостилась на нижней ступеньке, а тремя ступеньками выше, чтобы через перила смотреть на происходящее, устроился зазывала. Продавец насекомых сел у той стены, куда выходил капитанский мостик, и даже Сэнгоку подошел к самому унитазу и наблюдал за действиями адъютанта. Лучшее место — на унитазе — занимал я. Один только разведчик, надувшись, остался у бочек.

Все сильнее беспокоила нога. Боль передалась всему телу, начался озноб. У меня было такое состояние, что хотелось как можно скорее получить от врача лекарство. Хотя разум и противился этому. Причем, думал я не об антибиотиках, а именно о морфии.

Адъютант разложил свой «товар». Среди предметов выделялась телефонная книга.

— К чему эта телефонная книга? — спросил продавец насекомых с недоумением.

— Мы ее используем позже, во время суда. Я всё объясню по порядку...

— Выходит, командир должен лишь выслушивать, а права решать не имеет?

— Ничего подобного. Я бы только хотел предостеречь вас от слишком радикальных реформ. Обычаи, принятые всеми членами, вошли в нашу плоть и кровь. Вряд ли благоразумно сеять сомнения в их целесообразности. Гордость, что являешься членом «отряда», и полное подчинение — звенья одной цепи.

— Послушайте, где вы всему этому научились?

— Предоставляю это вашему воображению. — Тень впервые рассмеялась. Бесцветный смех, не вызывающий никаких эмоций. — Я некоторое время был связан с политикой...

— Очень интересно, наверное, заниматься политикой.

— Быть у власти — что может быть интереснее! Живешь, правда, в постоянном страхе ее лишиться, но нет ничего чудеснее обладания целым государством. Тупой Кабан-сэнсэй был полностью удовлетворен этим.

— Под государством вы, конечно, подразумеваете Царство типичных представителей отверженных?

— Я вижу, вы не поняли. Не оценили всего величия идеи. Ценность государства определяется не тем, большое оно или маленькое, богатое или бедное. Проблема в другом: опираясь на международное право, получить признание иностранных государств. Стоит добиться такого признания — и государство суверенно, даже если оно величиной с ладонь. Поняли? В сегодняшнем мире нет власти большей, чем та, которую дает государственный суверенитет. Делай что хочешь — хоть убивай, хоть грабь, хоть набивай карманы ворованными деньгами, — никто тебя не арестует, никто в тюрьму не посадит. А если кто и осудит, никакого наказания не последует. Нынешний век — век государственного суверенитета, вот в чем дело.

— Забавный вы человек. — Продавец насекомых оценивающе оглядел адъютанта и на секунду задумался. — Все это пустые фантазии. Хоть умоляй, хоть требуй, никто не признает такое государство — Царство типичных представителей отверженных.

— Ничего-то вы не поняли. Прошу прощения, это я виноват. Не забывайте, что мы вступаем в эпоху, когда перечеркивается прошлое и все начинается сначала. В эпоху, когда можешь сам призвать себя. Новая эпоха, никуда не денешься.

— Вы тоже всерьез верите, что начнется ядерная война?

— Конечно начнется.

— Я тоже так думаю — сказал я, сжав зубы, чтобы унять бивший меня озноб.

— Почему? — Продавец насекомых, кажется, не очень обрадовался, что у адъютанта нашелся единомышленник.

— Если одной из сторон удастся найти верный способ победить (а все только тем и занимаются, что ищут такой способ), она не преминет тут же использовать его на деле.

— Вы очень наблюдательны. — На мгновение мне показалось, что тень широко раскрыла свои глаза-тени и внимательно посмотрела на меня. — Но важно другое. Если, предположим, в нашем государстве вспыхнет повальная эпидемия, оно пока не располагает ни местом, где можно было бы изолировать заболевших, ни средствами, которые бы позволяли это сделать.

— Как же нам быть? — простонал Сэнгоку.

— Это-то и интересно. Это даже интереснее, чем присутствовать при событиях, описанных в первой главе Книги Бытия. Мы участвуем в создании государства.