— А вдруг это один из их руководителей. Вожаки у них, возможно, помоложе.

— И большой это отряд?

— Человек тридцать пять — сорок. Работают только глубокой ночью, и поэтому увидеть их почти невозможно. Выстроившись в ряд, они метут улицы, распевая хором военные марши.

— Мрачные, должно быть, типы.

— Но мне не приходилось слышать жалоб, что их песни мешают спать по ночам. Может быть, ветер и шарканье метел заглушают пение?

Мы все, кроме женщины, сильно опьянели от пива.

Об «отряде повстанцев» писала даже местная газета, так что в наших краях все о них знают. Вначале это было просто движение за сбор пустых банок, инициаторами которого выступили несколько стариков. Вскоре у них появились единомышленники, и движение стало расцениваться как стремление к возрождению общества, в котором стоило бы жить. В дальнейшем старики объединились в организацию, ввели специальную форму, даже придумали значок в виде двух скрещенных метел. И вот группа стариков (средний возраст — семьдесят пять), затянутых в темно-синюю форму, напоминающую военно-полевую, глубокой ночью, когда все люди спят, стала мести улицы — до самого рассвета. Они работают по ночам, скорее всего потому, что страдают бессонницей, ну и, кроме того, не хотят беспокоить горожан. Представляю себе, как, выстроившись в ряд и тихонько напевая старые военные марши, они медленно продвигаются вперед, размахивая в такт метлами, и их тень в свете фонарей выглядит огромной сороконожкой. Картина жутковатая. Кажется, эти военные марши обсуждались в муниципалитете. Но один из его членов всё уладил, заявив, что в песне «Сколько сотен ри[17] до родной страны...» говорится только о тоске солдат по родине и отождествление ее с военным маршем — выдумка Союза учителей. Еще «повстанцев» обвиняли в том, что они собирают деньги в районах, где ведут уборку. Но это было опровергнуто справедливым доводом: идет сбор пожертвований на сооружение дома для престарелых, который старики построят собственными руками, — обычная практика, отвечающая здоровым чувствам граждан, которые стремятся таким образом восполнить недостаток внимания к пожилым людям. А город Китахама благодаря «повстанцам» сияет чистотой. По его улицам можно даже ходить босиком, не запачкав ног. Кроме того, он выделяется еще и тем, что потребление синтетических моющих средств сведено здесь к минимуму. Городские власти даже приветствуют деятельность «отряда повстанцев».

— Мерзкие старики, психи чертовы. Сдвиг у них, это точно... — Продавец насекомых сполз с парапета и, облокотившись о стол, подпер рукой щеку. Глаза его, прикрытые очками, бегали из стороны в сторону. — Среди чистюль стóящих людей не бывает... Я так не люблю заниматься уборкой... Всё по полочкам, всё по порядку — провались оно пропадом.

— Верно, мне тоже эти «повстанцы» противны. В городе всё вычищают до блеска, а здесь подсматривают за каждым нашим шагом. — Зазывала натянул тетиву самострела и вложил стрелу. — Ума не приложу, куда подевался тот шпион? Там еще есть длинный каменный утес, похожий на платформу метро, который доходит до самой воды, шпион мог только броситься в канал, иначе бы ему не убежать.

— Может, переплыл. — Продавец насекомых, словно обессилев, опустился на пол. Этот маневр мне не понравился. Теперь ему ничего не стоило между ножками стола заглядывать под юбку женщины.

— Не смог бы. — Зазывала, будто тоже догадавшись о тайном умысле продавца, взял самострел на изготовку и положил палец на спусковой крючок. — Противоположная сторона канала — совершенно отвесная стена, доходящая до самого потолка.

— Перестань. — Продавец насекомых инстинктивно схватил «узи», прислоненный к парапету, и привстал, щелкнув затвором. — Не балуй с оружием!

Зазывала, не обращая на него никакого внимания, ухмыльнулся и спустил курок. Стрела царапнула пустую банку, в которую он опять целился, и с сухим треском отскочила от дальней стены.

— А сам? Не мальчишка ведь, а балуешься со своей игрушкой... Ты настоящий оружейный маньяк. Хоть игрушечным автоматом побаловаться — и то удовольствие, да?

Продавец насекомых беззвучно опустил автомат. Но снова залезть под стол не спешил. Женщина, хотевшая было что-то сказать, тоже примолкла. Теребя тетиву самострела, зазывала продолжал:

— Капитан, как вы думаете? Может, покурим и сходим еще раз к каналу?

— Нет, уже поздно, отложим до утра.

— Под землей нет ни дня, ни ночи. — Зазывала проглотил остатки лапши и приложился к четвертой банке пива. — А я, чем пьяней, тем ясней всё вижу, правда... Но закусывать пиво лапшой плохо для организма — неполное сгорание.

— Специально идти к ним незачем. — Продавец насекомых, взяв последнюю сардину за хвост, отправил ее в рот. — Если им нужно, сами сюда пожалуют.

— Ненавижу сидеть сложа руки. Старики явно считают каменоломню продолжением своей свалки. Вот увидите, вычистив все улицы, они и сюда доберутся.

— Нет, это запах не простого мусора... — Женщина все стояла на своем. — Это пахнет какими-то вредными веществами. Уничтожение промышленных отходов приносит немалые деньги, верно?

— Конечно, это просто сказка для дураков, будто старики убирают мусор только для того, чтобы построить дом для престарелых. — Зазывала и женщина одновременно потянули носом. — Послушайте, нам не понадобится сертификат на право выжить. Мы и так скоро будем наполовину покойниками, надышавшись этой отравы.

Улитка, пожелавшая спрятаться в гигантской раковине из сверхсплава, но вместо этого натянувшая на себя рваную проволочную сетку. Ощущение, будто перед глазами с треском лопнул воздушный шарик. Взор затуманивается. Кажется, брызнули слезы. Это случалось со мною и прежде. Такие же слезы я проливал, когда Тупой Кабан посадил меня на цепь в этой заброшенной каменоломне. Я как-то читал, что существует три типа слезных желез, и каждая функционирует с разной периодичностью. Сейчас, наверное, слезы шли из той, которая работает реже всего, и с трудом находили выход наружу.

— Я уверен, что этот тип пришел проверить, не умер ли Капитан. А сейчас, когда он сообщил, что здесь происходит, у них большое волнение. Мало того, что Капитан жив, теперь здесь поселились уже четверо.

Женщина удивленно посмотрела на меня:

— Что с вами? Вы плачете?

— Да нет... — Мне было стыдно вытереть слезы, и они бежали по щекам.

— У вас, Капитан, нет причин плакать. — Продавец насекомых плотно прикрыл глаза и навалился на стол, широко расставив локти.

— Существуют еще и слезы досады. — Зазывала подчеркивал каждое слово и при этом брызгал слюной. — Оттого, что Капитану приходится сидеть сложа руки и ждать, пока эти старики отойдут в мир иной.

— Вот у него и возникла необходимость заблокировать все проходы.

— Мера явно недостаточная. Вон как они суют нос в наши дела! Что мы, с какими-то жалкими старикашками-мусорщиками не справимся?!

— Нужно объявить, что эта территория принадлежит только нам, пусть уж старички не обижаются. — Продавец насекомых, точно раненый трепанг, медленно заполз на стол и уселся там. — Для них заброшенная каменоломня — просто свалка, а мы найдем для нее применение получше. Япония — страна маленькая и с каждым днем все сильнее испытывает недостаток свободного пространства.

— Вы что, хотите вывесить японский флаг с восходящим солнцем? — Женщина продолжала удивленно смотреть на мои слезы.

— А что? Давайте вывесим. — Зазывала заговорил как по писаному: — Даже в аду деньги заплатишь — в рай попадешь. Надо решать — отгородиться от них или, может, брать плату за аренду помещения.

Было похоже, что все члены экипажа, кроме меня, полны желания вступить в переговоры с «отрядом повстанцев». Да я и сам сомневался, что удастся до бесконечности сохранять нынешнее положение. Надо же, послать сюда наблюдателя — я испытал двойной удар: унизительно само по себе находиться под наблюдением, и к тому же, обнаружить шпиона удалось только благодаря зазывале. Теперь «повстанцы», поняв, что обнаружены, начнут вырабатывать ответные меры. Во всяком случае, если столкновение с ними неизбежно, надо воспользоваться тем, что у меня появилось сразу двое добровольных телохранителей.