(В запись, начатую с отметки 68, не включены: отказ жены подвергнуться осмотру, сообщение о том, что в поисках десятииеновой монеты она направилась в приемный покой амбулаторного отделения, поскольку все это подробно изложено в свидетельских показаниях охранника — отметка счетчика 206, — приведенных в моем донесении. Опираясь на показания охранника, попытаемся восстановить все, что относится к загадочному исчезновению жены. Частично я попытался дополнить их сведениями, которые получил позже.)

Охранник был в смятении. Не явись сюда мужчина собственной персоной, он бы, наверно, представил все так, будто ничего и не случилось.

В восемь часов восемнадцать минут, когда ему позвонила посредница Мано, охранник как раз передал пост своему сменщику — процедура эта всегда начиналась в восемь ноль-ноль — и только что вернулся в дежурную. Для него процедура смены состоит обычно в следующем: прежде всего, смотрясь в ручное зеркальце, он причесывается, считает выпавшие волоски, внимательно проверяет воротник белого халата. Халат у охранника короткий, доходит лишь до бедер, ворот с черной окантовкой, небрежность сразу бросается в глаза. Затем, убедившись, что связка ключей в полном порядке, он выходит в дверь напротив запасного выхода и по узкому специальному коридору направляется в приемный покой амбулаторного отделения. Это огромный зал чуть ли не с теннисный корт. Если смотреть от входа, с правой стороны — окошки аптеки и расчетного стола, слева — окошки регистратуры, прямо — проем метров в пять шириной, отгороженный стальной противопожарной шторой, ведущей в диагностический и процедурный кабинеты. Над аптечным окошком — электрическое табло, показывающее номер готового лекарства. Больше половины помещения занимают повернутые к табло девять скамей, стоящие в четыре ряда, — это едва ли не вся мебель приемного отделения. В левом нижнем углу стальной шторы — небольшая дверца. За ней слышен голос дневного охранника, ведущего перекличку уборщиц.

Без пяти восемь звучит сирена. Ночной охранник, внимательно осмотрев приемное отделение, отпирает дверцу. В нее, пригнувшись, входит дневной охранник. На нем точно такой же короткий халат, ворот с черной окантовкой. Они обмениваются установленным приветствием. Передается связка ключей. О чрезвычайных происшествиях сообщается устно или письменно.

К этому времени приходят на работу фармацевты и служащие. Со второго этажа (здание построено на крутом склоне, поэтому вход — на втором этаже), где у каждого сотрудника свой запирающийся шкафчик для одежды, они спускаются по лестнице прямо к своим рабочим местам. За окошками начинается оживленное движение, но в приемном покое по-прежнему полная тишина. Охранники вместе обходят помещение. Это не более чем ритуал, лишенный всякого смысла. На этом передача дежурства заканчивается, дневной охранник отпирает туалет и кладовку с принадлежностями для уборки помещения и подает знак через дверцу в шторе — тут же, оживленно обмениваясь новостями, входят пять уборщиц и начинают свой рабочий день. Дневной охранник направляется в дежурную, а ночной — свободен.

Однако в то утро все было немного по-другому. Машина «скорой помощи» доставила больную, которой интересуется мужчина. Причем с того момента, как она отправилась в приемный покой за десятииеновой монетой, пошел уже пятый час. Никто за ней так и не приехал. Охранника охватило дурное предчувствие. Отвратительное ощущение, как от запаха тлеющего в пепельнице окурка. Пойти и все выяснить почему-то побоялся. А теперь уж ничего не поделаешь — хоть наизнанку вывернись. Может, устав от поисков монеты, она присела на скамью и задремала. Значит, еще до пересменки нужно было достать ей во что переодеться и потом тайком выпустить ее через служебный вход. С ней вполне можно было договориться, и любая посредническая контора взялась бы выполнить заказ в кредит.

Но случилось самое худшее. Женщина исчезла. Искать человека в помещении, где все на виду, — глупо, но он тщательнейшим образом искал ее повсюду — за колоннами, в стенных нишах, под скамьями. Понимая полную бессмысленность этого, проверил все выходящие в приемный покой двери — аптеки, расчетного стола, справочной. Они были заперты изнутри.

В голове вертелся проклятый вопрос — как рассказать об этом дневному охраннику, убедить его? По ночам приемное отделение превращается в тупик, покинуть который можно лишь через служебный вход. Потайная комната, так часто появляющаяся в детективных романах? Разумеется, он начал строить разные предположения. Должна же потайная комната иметь хоть какую-то лазейку. Но в одиночку воспользоваться ею немыслимо. Нужен сообщник. Ведь все двери запираются изнутри, и без ключа, находясь в приемном покое, открыть их невозможно.

Кто же был ее сообщником? Кое-какие подозрения у него возникали. Жаль, продиктованы они были не знанием, а интуицией. Да и потом, если его умозаключения верны, от сообщника этого ничего хорошего не жди. Выложишь наобум подобные подозрения и накличешь беду на свою голову. Можно было, конечно, доложить об исчезновении женщины — и делу конец. Но тогда бы его заподозрили в том, что он спал на посту. И он подумал: сделаю вид, будто вообще ничего не случилось.

Охранник решил: о случае с женщиной — никому ни слова.

Но едва он укрепился в своем решении, позвонила посредница Мано и сообщила: с ним хочет увидеться мужчина. Вот незадача. Все равно мужчине этому ничего не узнать о случившемся. Будет небось приставать с расспросами о той женщине. Самое лучшее — не встречаться с ним. Но если отказаться от встречи, мужчина, само собой, попадет в руки дневного охранника. Еще хуже. Его ложь тут же выплывет наружу. Сокрытие любого происшествия — тягчайший проступок, так, черным по белому, и написано в инструкции. Не глупо ли — покрывая чужие делишки, вылететь со службы? Нет, видно, встречи не избежать. Да и что это за мужчина, у которого из постели увели жену? Заморочу ему голову, как-нибудь договоримся, рассуждал охранник.

— Та, кого вы разыскиваете, случаем не она? — спросил охранник хриплым после ночного дежурства голосом, просовывая в окошко регистрационную книгу в толстом переплете.

На последней строчке раскрытой книги была запись, доведенная лишь до половины и перечеркнутая двумя жирными красными линиями, означавшими, видимо, что она аннулирована.

— Возраст совпадает, время тоже, в общем, совпадает.

— В таком случае ничем помочь не могу. Сами видите, имя и место жительства не указаны. Значит, официально она не была принята.

— Но и домой ведь она не вернулась. Все это очень странно. Подскажите, где ее искать, я сам возьмусь за поиски.

— «Где» спрашиваете? Я на это могу ответить одно — здесь.

— Здесь?..

Во всем облике мужчины, в его взгляде отразилось накатившее волной напряжение. Охранник презрительно улыбнулся. Два передних зуба были у него неестественно белые.

— В общем, я хочу сказать, если здесь ее нет, искать где-нибудь еще бесполезно.

— Но здесь-то она есть?

— Поищите — узнаете.

Чтоб было удобнее наблюдать за мужчиной, охранник отодвинулся от окошка. Дежурное помещение — прямоугольник в восемь дзе,[2] вдоль стен — узкие полки из тонких металлических трубок, маленький стол на металлических ножках. Человеку там спрятаться негде.

— Да ей бы, в тогдашнем ее виде, выйти из клиники не удалось.

— Конечно не удалось бы.

— Может, в таком случае заявить в полицию?

— Я бы этого не делал. Только опозоритесь еще больше. Тридцать один год — это же зрелая женщина. И чтобы она не могла отбиться — кто этому поверит?

— Сколько меня ни уверяйте, будто она исчезла, как заяц в шляпе фокусника…

— Нет, ловкость рук здесь ни при чем.

— Куда поднимает этот лифт?